Башня:

— Внимание, с ним два инкубатора. В одном сформировалась первичная ячейка. Их не убивать, надо попытаться доставить их ко мне.

Зеленая, Золотая и Красная, надев походную одежду, рванули на берег Океана, чтобы в пузыре обойти остров и зайти этой горе-армии в тыл.

Примерно через сорок минут они крадучись также вошли в Лес. В штабе для связи осталась Кудина. Через некоторое время они практически догнали Старшего и его инкубаторы.

Золотая:

— Кудина, командуйте «огонь».

Одновременно из всех засад на идущих обрушился град стрел. Возникла давка, в которой ни опытные воины, ни черные не могли ничего сделать. К тому же именно по ним в первую очередь и велся прицельный огонь. Как только началось избиение, Красная нанесла сильнейший ментальный удар Старшему, который привел его на грань болевого шока, а Зеленая ударила по инкубаторам ядовитыми тентаклями, и они повалились на землю тряпичными куклами. Золотая подошла к ним и закутала их в аккуратный кокон из холодного огня, блокируя всю магию и не позволяя паучкам выбраться из их гнезд. На всякий случай Зеленая нанесла такие же удары тентаклями по остальным женщинам. После этого, она вызвала волколаков. Колючки расступились, за ними стояла целая стая этих огромных и свирепых полузверей. Погрузив на них Старшего и всех женщин, Красная с Золотой, контролируя коконы, умчались в сторону Башни, а Зеленая осталась для того, чтобы убрать Лес. По всей длине тропы вылезли тентакли и стали плевать специальным ядом на трупы и еще живых горе-захватчиков. Яд мгновенно разъедал и плоть, и кости, и вскоре уже ничто не напоминало о том, что здесь нашли свой конец две с половиной тысячи человек. Несмотря на то, что тентакли плевали только на людей без «перемирий», никто не решился спуститься из своих укрытий до окончания этой санации. Воины городской самообороны возвращались по своим домам до самого позднего вечера, тихие и задумчивые.

На следующий день на центральной площади города был организован погребальный костер. Из отряда, ушедшего с Туткой, выжило только четверо, но они были ранены и не смогли вытащить висящих на веревке и пробитых одной стрелой Тутку и человека-медведя — уж больно он был тяжел. Так они и провисели на этой веревке почти сутки. Их привезли только на следующий день. Тел было всего пять, остальные сгорели в созданном Туткой пламени. Их уложили на помост из дров. Рядом, склонив обнаженные головы, стояли граф, Коригус, Серокруст и все обитатели башни. Площадь перед помостом была до отказа заполнена народом. Женщины плакали, мужчины были суровы.

Вперед вышел граф:

— Сограждане! — но голос его сорвался. Он откашлялся и начал еще раз. — Сограждане! Мы собрались здесь для того, чтобы почтить память настоящих героев! Именно они уничтожили мозговой центр врага. Именно они превратили страшную в своей бездушности армию врага в сборище идиотов, именно они, ни секунды не сомневаясь, отдали за нас с вами свои жизни.

Многие начали плакать в голос.

Потом вышел Коригус.

— От имени магистрата города я провозглашаю, что семьи героев берутся городом на пожизненное довольствие. Мы за свой счет построим для них дома. Их родители и жены не будут ни в чем нуждаться, а дети и внуки будут получать самое лучшее образование. И это то малое, что мы можем для них сделать.

В стороне вместе с другими обитателями детского дома, обнявшись, тихо плакали два младших брата Тутки. Зеленая подошла к ним, народ перед ней почтительно расступился.

— Малыши, отныне вы жители Серой Башни.

Затем вперед вышла Золотая. Ее глаза были полны слез, но лицо предельно серьезно.

— Она должна была стать великой волшебницей. И стала ей. Идите с миром!

Она подняла руки, с ее пальцев сорвалось ослепительно-яркое пламя. Потом многие шептались, что видели в нем две фигуры — могучего лесничего и маленькой волшебницы, которые обнялись и вместе улетели наверх. Через пять минут на обожженной брусчатке осталась лежать лишь огромная черная стрела.

— Прибить ее на ворота города, — распорядился граф, — чтобы в следующий раз неповадно было!

Потом он развернулся и, тяжело ступая, пошел пешком в свой замок. Его палантинщики засеменили чуть сзади, подстраиваясь под его шаг.

Башня и Мои рассказали мне в красках эту историю. Мне было страшно жаль Тутку, но она действительно стала героем. Потом Башня доложила мне об экспериментах над инкубаторами. В общем-то, к сожалению, ничего нового она не узнала, только зафиксировала какой-то новый узор, который составили личинки в женских матках. Обещала с ним разобраться.

Старший оказался слабеньким адептом. Он ничего не смог рассказать о своих хозяевах, кроме того, что основная их база находится в Империи. Мои правильно вычислили — они оставили на острове несколько сот женщин и детей и несколько десятков мужчин для их осеменения, чтобы у Пауков всегда было свежее мясо. Для их управления на Малом острове осталась только небольшая колония пауков и два Черных. Он сказал, что вчера ночью что-то произошло, и они все почувствовали значительное ослабление коричнево-паучьего поля, но уже не могли остановить вторжение.

Я хихикнул. Бубух-то, оказывается, аукнулся по всему миру.

После того, как он рассказал все, что знал, Башня сожгла его в первичном огне.

— Когда все здесь закончится, зачистите Малый остров, — велел я.

— Само собой, — ответила она.

После ее рассказа я вернулся к своим насущным делам.

На следующий день я, находясь у себя в гостинице, с удовольствием связался по паучьему артефакту с Черным. Он не стал ярче светить, что порадовало. Кроме того, мы с Воробышками получили истинное удовольствие от отборного мата, который донесся до меня — прямо не слова, а мед. Из них я понял, что черно-паучья миссия здесь под угрозой, и что гостей можно ждать не ранее, чем через месяц. Потом Воробышки на волне хорошего настроения ко мне пристали:

— А твоя Вторая, какая она? Приведи ее к нам. Мы — Первые! Хотим познакомиться.

Достали, в общем. Я связался с ней:

— Сися, знаешь гостиницу «Постоялый двор»?

— Конечно.

— Дуй сюда. Придешь — спросишь управляющего Петраркуса, дальше он тебе все объяснит. Клофиссию предупреди, что отбываешь по моему заданию.

— Буду через четверть часа.

Через двенадцать минут дважды прозвенел колокольчик. Я надел на себя личину и спустился. Подошел к озирающейся Сисиллии, обошел ее по кругу, цокая языком. Она с удивлением следила за мной.

— Чего надо?

— Управляющего… ммм… Пераркуса, кажется.

— Не Пераркус, а Петраркус. Вы к кому?

— Мне сказали, что вы будете в курсе, что я приду, — немного опешила она.

— Да в курсе, в курсе. Просто, знаете, мало ли кто ходит. Вона как вчера бабахнуло. А вы откуда?

— Из Университета, — подбоченясь сказала она, — секретарь ректора. Извольте выполнить просьбу и проводить меня по месту назначения!

— У вас все в Университете такие горячие? — спросил я, обернувшись к двери.

Она вполне чувствительно стеганула меня болью по заднице. Я почесал ушибленное место, даже не повернувшись.

Потом развернулся:

— Чего хулиганничаешь! Вот напишу ректору, что его секретарши такие несдержанные. Ты знаешь, что мы «Официальный партнер Двора Его Величества», ничтожество?!

Она надела на себя официальную личину.

— К Вашему сведению, по договору от 366 года между Университетом и тогдашнем Государем, Университет не входит в юрисдикцию Короля. Этот договор соблюдается уже больше пяти тысячелетий, и не Вам, уважаемый, его нарушать. А то пожалуюсь ректору, и она превратит Вас в лягушку. Она у нас строгая.

— Тьфу на тебя! Сразу в лягушку! Ну ладно, пойдем что ль.

Я, кряхтя и почесывая «ушибленное» место поднялся на четвертый этаж, открыл дверь номера и… снял личину. Она просто обомлела.

— В-в-в-в-ы? — только и смогла пролепетать она. — Оно… этот… был же коричнево-белый.