Я нарочито с трудом поднялся и пошел в ванну. Одежду бросил у двери и с кайфом погрузился в воду. Немного «отмокнув», я помылся, вытерся, прошел в свою комнату и рухнул на постель. В другой комнате были какие-то голоса, но мне было уже все равно. Прежде чем уснуть, я подключился к башне, перекачал события дня, подключился к подпитке и провалился в сон.

Проснулся я часа через три, совершенно бодрый и отдохнувший. Думаю, что мне снилось что-то хорошее — член стоял как железный. Просканировав пространство, увидел в соседней комнате две съежившиеся от страха ауры. Накинул на себя простыню. Условно, конечно, закрылся, но, во-первых, это мой дом, а во-вторых, их здесь было быть не должно. Прислушался:

— Как ты думаешь, выгонит?

— Ну, не зверь же он.

— А то ты не видела, как он этих мочил.

— Дааа…

— А наших как! Конечно из гуманности, но даже не дрогнул.

— Ужас!

— Он и утром пришел — от него кровью пахло.

— Мне тоже так показалось.

— Маму жалко.

— Сердце рвется. Хорошо, что он этих уродов убил. Я бы не смогла жить, если бы они по земле ходили.

— А что они с нашими сделали? Видела, как порвали?

— А ты у него-то видела?

— Да! Ужас!

— Хорошо, что мы не поехали. Мама Фриолину всегда терпеть не могла. Ну, и она ее тоже, а теперь она вроде как старшая. Помнишь, как она прошептала: «Вы нам на еду собой и заработаете». Сука.

— А эти ее… — так и захихикали.

— Нет, лучше с ним остаться.

— А ты видела — у него левая рука на сук похожа?

— Но ведь она из тела растет. Точно. И пользуется ей он как живой, а не как протезом.

— Вообще чудной он. Ауры не было, а потом вдруг появилась. Я чуть от страха не описалась.

— А если он проснется и захочет нас, как тех. Что делать будем? И не убежать, и не отбиться.

— А мне интересно, ужас. У него же здесь явно женщина жила. Как она справлялась?

— Бедняжка.

Мне все это преизрядно надоело. Я потянулся и крикнул:

— Почему остались? Я же сказал всем убираться! Ну-ка, бегом ко мне!

Я подключил Своих и башню.

Они сначала затаились как мышки, а потом робко вошли.

— Мы не поехали.

— Вижу. Спрашиваю, какого хрена не поехали?!

— Мама у нас директором была, а Фриолина ее зам. Ну, и не любили они друг друга. И нас Фриолина тоже не любила. А там наверху одна из тех, ну, вы понимаете, из тех из двоих, ее дочь была. И она нас обещала со свету сжить за то, что мы живы остались. Как будто она тоже не могла сопротивляться. Она же талантливая была. Мы же не под столом отсиживались. Короче, мы посчитали, что раз мамы нет, и дома нет, то и школы нет и отказались с ней идти. Она не решилась громко нас убеждать, чтобы Вас не разбудить и ушла с остальными. А мы остались.

— И что вы собираетесь делать?

— Не знаем. Мы можем Вам по хозяйству помогать. А как про нас забудут, уйдем.

— Ну да. Через пару лет.

Они явно приуныли.

Вдруг одна из них выпалила:

— А можно вопрос?

— Ну, задавайте уже, а то лопните от любопытства.

Вот непосредственность.

— А что у Вас с левой рукой?

— Потерял ее в схватке. Так, что теперь это и не рука вовсе.

— А что? Оно же из вас растет.

— Тентакль.

— Я же тебе говорила, бревно, только гибкое.

— А что это?

— И правда, бревно… Я резко вытянул его около трех метров и схватил одну из них за нос. Потом так же быстро отпустил. Они даже дернуться не успели.

— Ой! Оно живое!

— Еще как, — сказал я и почесал этим «бревном» у себя в ухе, вырастив соответствующий отросток.

— А что такое Тентакль?

— Это из Зеленой магии, вы вряд ли знаете.

— Так мужчин-зеленых не бывает!

Я посмотрел на бугор под одеялом.

— Да? Хм… а мне кажется, что бывает.

Ситуация начинала меня забавлять.

Они тоже посмотрели и дружно покраснели. Повисла неловкая пауза. Потом одна решилась:

— А у Вас есть женщина?

Мои хихикнули. Вообще они, по-моему, еле-еле смех сдерживали.

— Конечно. И не одна.

— Та, чей халат лежал?

— Нет, ее больше нет с нами физически.

— Почему?

— Она ушла от нас в свою среду. Оставила с нами только дух.

— В… свою среду? Это как?

— Она была Великой Синей и ушла в Океан. Так получилось. Тогда же я потерял руку.

Они впали в небольшой ступор. Вдруг одна спросила:

— А почему с «нами»? Вы же один.

— Я? Ну, что ты, совсем нет. Все мои Любимые женщины являются Великими волшебницами и живут физически в Серой башне. А душевно они всегда со мной, и я с ними. Например, они нас сейчас слышат. И даже та, Синяя.

— Ой! Хотите, мы уйдем. Мы честно-честно не хотели никого обидеть.

— Вы им даже нравитесь, хотя вы и слабенькие волшебницы.

— А… они все Синие?

— Нет. Зеленая, Золотая, Красная и Фиолетовая. Синяя — ушла.

— Ого! А голубой нет?

Мои просто заржали в голос.

«Ты попал!»

«Но вообще, они нам действительно нравятся»

Вдруг голос Фиолетовой:

— Спроси, как они такое сложное заклинание придумали — с двойным вихрем.

— Давай не будем торопиться.

Я немного подпустил к ним возбуждения.

— А как нам Вас называть?

— Сэр Юджин пока. А потом посмотрим

— А как Вас зовут Ваши женщины?

— Господин или Хозяин.

— А где они живут?

— Я уже говорил — в Серой башне. В ней, кстати, организована Академия Высшего Волшебного мастерства. Слышали о ней?

— Мама рассказывала. Говорила, что никто не понимает, как она работает. Очень расстроилась из-за того, что там не было Голубой школы, хотела нас отправить счастья попытать.

— Понятно. Именно, как вы их назвали, «мои женщины», возглавляют эти школы.

Чувствую, девчонки заинтересовались сильно. Но держатся.

— Сэр Юджин, а можно вопрос?

— Да.

— Они, ваши женщины, не большого роста?

— Да. Примерно, как вы.

— А как Вы в них помещаетесь?

Ну, все, любопытство сгубило кошку.

— У женского организма много возможностей. Но, мне кажется, им очень нравится. И мне тоже.

— А у Вас дети есть?

— Есть. Трое.

— А кто?

— Пока не знаю. Они еще маленькие и живут в мамах.

Опять повисла неловкая пауза. Я смотрел на них, а они — то на меня, то на бугор под простыней. Потом повернулись друг к другу и повели внутренний диалог. Я, наверное, из-за внедренных в них «перемирий», вполне мог его уловить.

— Слушай, давай уйдем. Он очень страшный и очень странный.

— А куда мы пойдем? Он нас точно защитит. А там что? На панель идти? Так лучше с ним.

— А как же его женщины? Он-то видно хочет, а они наверняка обидятся. Я бы обиделась, например.

— Даже из-за меня?

— Ну, ты — другое дело. А за постороннюю точно бы обиделась.

— Давай попросим его, пусть соединит с ними. Если получится, и они нас услышат, может быть, что-то подскажут. Нехорошо все это с мужчиной обсуждать. А мамы нет, и родственников у нас нет, и друзей у мамы среди людей не было. Можно конечно на факультет в Универ заскочить. Только мне кажется, что не очень-то нам будут там помогать. Да и на улицу надо выходить. Страшно.

— Давай. Если они Великие Волшебницы — может, помогут нам.

— Сэр Юджин. Нам надо посоветоваться. Но мы, если честно, очень смущаемся говорить с Вами. Не могли бы Вы связать нас со своими женщинами? Может быть, они не откажут нам в помощи. Мы не знаем, что делать.

Я обратился к своим:

— Поможете?

— Давай. Они, нам кажется, наивные, но неплохие. Видимо, мама у них была той еще квочкой.

— Хорошо.

— Значит так, девочки. Кстати, как вас зовут?

Они назвали свои имена. Можно было язык сломать — по 24 буквы в каждом имени. Тьфу!

— Я буду звать вас Зита и Гита. Мне так проще.

Все сразу обратились ко мне с вопросом:

— А что это значит?

Своим я объяснил:

— В моем мире была такая душещипательная история для домохозяек про двух сестер-близняшек, которых разлучили в детстве и которые потом встретились. Если честно, саму историю я не очень помню, но имена в памяти остались.