– Ну и почему Вы отпустили на свободу преступника? – спросил он, повернувшись к сидевшему перед ним следователю.
– Да разве же он преступник, товарищ полковник, тут похоже произошла какая-то нелепая случайность, —Антонов попытался было вскочить, но Котов жестом остановил его.
– Да нет, дорогой мой, – сказал неторопливо полковник, – это не случайность, а самая настоящая преступная небрежность! Гражданин Кузнецов – убийца, а Вы, товарищ майор, его соучастник, если не организатор преступления. Сначала Вы убеждаете завербованного агента, что проверка в партии – безопасное и веселое развлечение, а потом, когда в ходе нее Кузнецов убивает человека и является в полицию с повинной, Вы не задерживаете его, а спокойно отпускаете на свободу. Лет на пять, товарищ майор, Вы своими деяниями уже заработали. А Ваш агент теперь уверится, что может и дальше валить всех налево и направо. Ведь добрый куратор его опять пожурит и отпустит.
– Да я даже и не думал, что Олегу устроят проверку. Я просто на всякий случай рассказал во время вербовки об этой возможности. Он же обычная мелкая сошка, для чего вообще устраивать ему такие экзамены?
– Но в итоге проверка состоялась, и эта, как Вы метко выразились, мелкая сошка мимоходом убила известнейшего в городе человека! Нормально да? Где протокол допроса?
– Я не вел протокол.
– Еще Вам плюсик к сроку. Так, глядишь, червонец и наскребем, – Котов довольно потер руки.
Подчиненные полковника хорошо знали, что в общении с ним невозможно понять, шутит он или говорит серьезно. И Антонов пока предпочел промолчать.
– Почему Вы рассказали все это именно мне? – спросил полковник, – а не начальнику следственного отдела, например?
– Я подумал, очень странно, что о смерти главного редактора нет никакой информации, – пояснил майор, – может ее скрыли, и лишних людей посвящать в это дело не хотят. Возможно, конечно, агент просто ошибся, и Бабушкин жив. Но тут лучше перебдеть, чем недобдеть.
– Кузнецов твой прав, – сказал Котов, – Бабушкин убит, да только об этом никто не знает. Мы даже соседей его ликвидировали, чтобы исключить утечку информации, а теперь и тебя придется убрать. Жалко, работник то вроде был неплохой.
Следователь снова предпочел промолчать. После разговора с Олегом, майор с полчаса сидел у себя в кабинете, напряженно размышляя. Почему он решил отпустить Кузнецова? Да потому, что догадывался – на встрече с секретарем партии должно произойти какое-то важное событие, а советоваться с кем-то и согласовывать свое решение времени совершенно не было. И Антонов отпустил незадачливого убийцу, а теперь абсолютно не понимал, что ему делать дальше.
Однако судьба сама решила все за майора. Пока он в полнейшей растерянности сидел у себя кабинете, к нему вдруг заглянул полковник Котов – тому срочно понадобились дела по завербованным членам партии антиваксеров. Увидев выражение лица подчиненного, начальник полиции поинтересовался причиной его растерянности, и тогда следователь все рассказал полковнику. Дальнейший разговор проходил уже у Котова в кабинете.
А сам Котов, десять минут назад вернувшись с совещания у Главы, был, честно говоря, поражен, с какой скоростью нашелся убийца Бабушкина. Вот только стройную картину преступления портила одна маленькая неувязочка.
– Знаешь, в чем незадача, товарищ майор? – спросил полковник, продолжая стоять у окна, – в том, что врет твой господин Кузнецов!
– Как врет?
– Как Троцкий! Только не наш, а другой, которого ледорубом стукнули. Бабушкин умер совсем не от страха, а от огнестрельного ранения в голову!
Следователь побледнел.
– Дело передали в ФСБ, – продолжал Котов, – все детали засекречены. Но про Кузнецова наши коллеги похоже ничего не знают, иначе его бы уже задержали.
Он замолчал и на какое-то время задумался.
– Значит так, – наконец сказал полковник, – я пока ничего не понимаю, но склоняюсь к тому, что твой Кузнецов нас водит за нос. Возможно, он хитрее, чем пытается казаться. Вряд ли кто-то еще потом пришел в квартиру Бабушкина и повторно убил газетчика. У него там что, очередь из киллеров за дверью стояла?
– А какова настоящая причина его смерти? Вскрытие провели?
– Исследование трупа не делали, и пока не собираются. А Бабушкин до особого распоряжения не умер, а числится живым и здоровым.
– Как так?
– А вот так! Что ему сделается в морозильной камере? Он там еще всех нас переживет. Слушай, а может Бабушкин потерял сознание, а Штык вернулся и пристрелил его уже по-настоящему? Но зачем ему это надо? Подставить Олега? Но тогда проще сразу дать Кузнецову заряженный пистолет. А вообще-то, судя по следам крови в квартире, выстрел сделан по сидящему, а не по лежащему человеку. Кстати, кто он такой, этот твой Штык?
– Я не знаю, – сказал Антонов, – оперативной информации по нему у полиции нет. Судя по всему, он появился у антиваксеров недавно. Какой-то боевик, наверное.
– Значит так, – повторил Котов, – раз уж ты, товарищ майор вляпался в это дело, теперь занимайся им. Но никто ничего не должен знать. ФСБ пусть копают сами по себе, а мы зайдем с другой стороны. Тебе надо выяснить следующее. Для чего рядовому и не самому умному члену партии устроили такую проверку? Почему жертвой выбрали Бабушкина? Случайно или сознательно его убили? И вообще, в ходе проверки ли он убит? Какое новое задание секретарь антиваксеров поручит твоему подопечному? И кто такой Штык? Хотя насчет Штыка отбой, им займутся другие сотрудники. Тут секрета нет, его можно разрабатывать официально. Когда планируете связь с Кузнецовым?
– Он сейчас ежедневно находится на принудительных работах, я сказал, что свяжусь с ним послезавтра у памятника через своего сотрудника.
– Нет, мы не можем ждать два дня. И никаких сотрудников. По большому счету и тебя то нельзя посвящать в это дело, но раз уж так вышло, будешь связником. Тем более агент тебе доверяет, ну или делает вид, что доверяет, и идет с тобой на контакт. Встреться с ним завтра утром, потом сразу звони мне.
Котов наконец отошел от окна, сел в свое кресло и пристально посмотрел на следователя.
– Ты сделал все хоть и незаконно, но правильно. И то, что рассказал историю Кузнецова сразу мне, а не пошел к непосредственному начальнику, тоже правильно. Я думаю, вопрос о твоей ликвидации мы пока отложим. Кузнецов – это ключ. Осталось только понять, какую дверь он нам должен открыть.
Глава 9. Незадачливый поэт
(вторник, 22:00, четверо суток до Дня вакцинации)
В полумраке огромного, обшитого деревом кабинета главного редактора Зари коммунизма было тихо. Тишину нарушал лишь очередной кандидат в члены литературного кружка, волнуясь и постоянно сверяясь с бумажкой, декламирующий свои выстраданные вирши перед строгим судом жюри. И даже не всего жюри, довольно благосклонно относящегося к творчеству доморощенных поэтов, а его председателя – редактора газеты Льва Абрамовича Рубинштейна.
Сам Лев Абрамович был профессиональным столичным литератором, которого непредсказуемая судьба закрутила после одного темного и никому не интересного происшествия, а потом пережевала и выплюнула на должности простого редактора провинциальной газеты. Вопреки опасениям местных журналистов, Лев Абрамович воспринял неожиданный удар (а может и подарок) судьбы с пониманием, своим столичным происхождением никогда не кичился, а просто занимался делом, спокойно и профессионально. Специалистом он был классным, очень быстро и легко влился в новый коллектив, поэтому через пару месяцев никто в редакции и не вспоминал о былых предубеждениях.
Именно Льву Абрамовичу пришла в голову идея создать при газете литературный кружок, куда можно привлечь начинающих, непрофессиональных поэтов, огранить их талант и явить миру, ну или хотя-бы читателям Зари. Он пошел со своим предложением к главному редактору, ожидаемо получил полную поддержку и начал действовать.