– А ты чо дерзкий то такой, – обрадовалась тень и подошла вплотную, но тут же разочарованно выругалась, узнав Олега. Это был Витек из соседнего двора, парень лет на десять младше Кузнецова, вечно торчащий по закоулкам со своей компанией и промышляющий мелким гоп стопом.

– Совсем офонарел, – сказал гопник, – в такое время один шарохаешься! Ты хоть знаешь, сколько мудаков сейчас на улицах?!

Олег ничего не ответил, повернулся и пошел дальше в сторону дома. Витек хотел еще что-то сказать, но его остановило странное пустое выражение лица соседа, поэтому он лишь пожал плечами и вернулся обратно к своей компании.

Киллер без дальнейших приключений добрался до подъезда, тоже с неработающим домофоном, открыл дверь и вошел в квартиру, где жил вдвоем с матерью. Из комнаты матери сразу же раздался привычный голос.

– И где ты шляешься, я тебе звоню, ты трубку не берешь, у меня давление двести сорок, полдня на кровати валяюсь, а тебя все нет, хотела в морг уже звонить, совсем мать не любишь, хочешь в гроб меня свести, скорую даже некому мне вызвать, у меня предынфарктное состояние, я тебя растила одна, не спала ночами, думала, что опора мне будет в старости, неблагодарный, такой же, как сестра твоя, чувствую умру я скоро, придешь в один прекрасный день, а мать твоя мертвая лежит, да ты и не заметишь даже, давление лежу меряю, а на цифры смотреть страшно, а тебе хоть бы что, шляешься где-то и на звонки не отвечаешь, голодный еще поди, я ужин уже раза три разогревала, грею и плачу, а давление скачет как сумасшедшее…

Под этот монолог Олег, давно выучивший его наизусть и про себя подсказывающий актрисе слова, если вдруг она запиналась, разделся, вымыл руки в ванной и зашел в комнату матери.

– Дай-ка я тоже давление померяю, – сказал он, – что-то я чувствую себя не очень.

Но мать проворно спрятала тонометр под подушку.

– Да ты же как бык здоровый, с чего вдруг у тебя будет давление, – сказала она, – пошли ужинать.

Мать соскочила с кровати и побежала на кухню, продолжая говорить. Сын поплелся следом.

– Соседка то наша дура, с шестнадцатой квартиры, баба Глаша, начиталась этой Зари коммунизма дебильной, пошла и вакцинировалась. Уж я орала на нее, орала, а она как идиотка только глазами хлопает. Говорит – ну в Заре же неправду не напишут! – представляешь тупая какая, газетам верит. Так что ты думаешь, пока она болела после вакцины, лежала с температурой, ей платную подписку на телефон подключили!

– Кто? – удивился Олег.

– Дед Пихто! Вакцинаторы эти проклятые. Пока она при смерти валялась. Специально отравили ее прививкой и подключили.

Кузнецов вздохнул и начал есть поставленный перед ним ужин. Его мать, Людмила Сергеевна Кузнецова отработала сорок лет медсестрой в поликлинике, а теперь вышла на пенсию. Жили они уже долгое время вдвоем. Младшая сестра Олега исчезла из родного дома, как только закончила школу и больше двадцати лет здесь не появлялась. А отца Олег не знал. Очень сильно его занимало свое странное отчество – Спиридонович. Никогда в жизни он не встречал людей с таким именем. Не раз Олег пытался расспросить мать об отце, но та категорически отказывалась говорить на эту тему и всегда переводила разговор. Мать вышла замуж, когда сыну исполнилось два года, родила дочь, вот только новоявленный отец ее так и не увидел – к тому времени он уже сбежал из их семьи.

Олег ел и слушал. Про носовой платок он решил от греха подальше пока не спрашивать.

– Представляешь, что эти сволочи делают, они же вакцины с воздуха распыляют, я сегодня ВКонтакте ролик смотрела, там самолет круги нарезает над городом. И след такой белый. Уничтожают народ! Вакцина не проверена, кто знает, какие последствия от нее будут через несколько лет? Сопьются все и вымрут, или еще чего хуже. Ты почему на сотовый не отвечал? В могилу свести меня хочешь?

– Дома забыл, – буркнул Олег. Телефон он отключил и оставил у себя в комнате по распоряжению Ивана Ивановича, чтобы его не вычислили во время операции.

– Забыл он, ты и про мать так же потом забудешь! У меня из-за тебя давление поднялось, двести сорок! Я лежу, умираю, а он видите—ли забыл!

Людмила Сергеевна как-то притащила домой из поликлиники неисправный электронный тонометр, который показывал давление больше реального, аж на сто единиц. Выяснил это Олег случайно. Однажды, когда матери не было дома, он хотел измерить с похмелья давление, но, увидев ужасные цифры на дисплее, чуть не помер со страху и трясущимися руками тут же вызвал себе скорую. Приехавший фельдшер даже не ругал Олега, а только долго смеялся, параллельно дав совет, куда ему можно засунуть свой тонометр. Но сын, конечно же, не сказал матери, что узнал ее тайну.

Людмила Сергеевна была ярой антиваксершей. Поэтому вопрос вакцинации для Олега никогда не стоял. Мать бы такой подлости ему не простила. Будучи активным, хоть и рядовым членом партии антиваксеров, она ходила на все митинги, попутно таская с собой несчастного сына, неустанно вела пропаганду среди знакомых, а также целыми днями перепостила в соцсетях ролики о вреде вакцины. Соседи и подруги стали избегать ее, настолько она извела их своим антиваксерским фанатизмом. Всю нерастраченную энергию мать выплескивала на Олега, а тот, хоть и привык за долгие годы жить под звуки ее бесконечного голоса, но в последнее время начал потихоньку (да что тут врать, со страшной скоростью) спиваться. Годы и нервы похоже брали свое.

Два дня назад, в воскресенье, Людмила Сергеевна потащила сына на мероприятие, организованное партией в качестве тренировки к предстоящему протестному митингу на День вакцинации. Олег пошел, хоть и мучался с очередного похмелья. Там он неожиданно встретил свою шапочную знакомую, кассиршу из ближайшей Пятерочки, куда часто заходил за продуктами. Олег знал ее имя (по бейджику на груди), и всегда здоровался с ней в магазине. Случайная встреча была для обоих приятной неожиданностью. Кассирша Наташа за пять минут рассказала ему, что разведена, живет одна и тоже на Весенней, у нее есть женатый взрослый сын, а называть ее можно просто Наташкой, и за эти пять минут неожиданно успела привести Олега в какое-то приятное замешательство. А Людмила Сергеевна как на грех куда-то отлучилась и не смогла помешать разговору.

И тут Кузнецов услышал клич главы партии с призывом залезть на памятник Первым вакцинаторам и толкнуть оттуда речь. За это Троцкий обещал восемьдесят пять рублей (больше у него с собой не было). Олег быстро сообразил, что на такую сумму можно опохмелиться, а попутно еще и произвести впечатление на Наташку, ведь он хорошо знал, как подняться на монумент. А на трехметровый постамент его легко подсадят товарищи по партии. И он откликнулся на призыв. Вот только это спонтанное решение привело в итоге к весьма страшным последствиям, и теперь Олег никак не мог понять, что ему делать дальше. А мать все продолжала монолог.

– Ладно хоть из полиции тебя выпустили. А ты и рад сидеть, пока мать дома подыхает. Слава богу, там люди понимающие, они хоть и подонки, но матерям своим небось звонят, в отличие от тебя, да интересуются их здоровьем. А тебе плевать, что у меня давление двести сорок, ты в тюрьме прохлаждаешься. И сегодня еще телефон дома забыл. А я ночей не спала, растила тебя одна, думала надежда и опора мне будет в старости, а ты и стакана воды мне не подашь, неблагодарный…

И так продолжалось каждый день, уже сорок пять бесконечных лет, без перерывов и выходных.

(среда, 0:00, трое суток до Дня вакцинации)

В полумраке кухни, где сидел сейчас Олег с кружкой пива в руке, было тихо. Мать наконец-то уснула, и он пытался хоть немного привести в порядок мысли, но без особого успеха. А мысли Олега, вопреки его желанию, унеслись куда-то очень далеко, бесконечной холодной волной закружили над ним, и, непонятно почему, вдруг начали проматывать у него в голове, как в проекторе, старые и полузабытые слайды воспоминаний.