— А мне кажется, что ты просто трусишь. Трахнул симпатичную девушку, которая еще и ждала тебя так долго. Дал ей надежду, а теперь заливаешь про отсутствие чувств с ее стороны? И где ответственность? По мне, так ты боишься признаться себе, что она испытывает к тебе искренние чувства, поэтому пытаешься навязать ей свою чушь. Признайся, тебя бы радовало, если бы она убеждала тебя, что ты не можешь ее полюбить? А ты же уверен, ты знаешь. Мне жаль Мару. — Голос Йегера сменился, став более твердым. Сейчас он искренне не понимал поведение своего отца, и от этого начинал злиться. — Когда ты свалил с Актеоном, она торчала все время в своей комнате. Наверное, радовалась твоему отъезду.
— А ты сам хоть смог бы заменить ее кем-то другим? Оставить в прошлом, жить с другой в поместье и обсуждать чертовы розы? Да с той же Сесилией. Можешь представить? — Освальд зло глянул на него. — Ты буквально просил меня убить тебя, если она умрет. Я был готов умереть, я убил ее! Но мне некого было просить о такой роскоши, как смерть и избавления от этих гребаных мук. Я не мог оставить брата, который остро переживал смерть отца. Я девять сотен лет, мать твою, жил с этим. И я до сих пор помню ее лицо до самых мельчайших деталей. Я помню ее запах, ощущение, когда теплые пальцы касались кожи. Ты на подсознательном уровне понимал, что Микаса жива. Не отрицай. Я же жил с тем, что ее тело давно сгнило, что ее съели гребаные черви и этот чертов ребенок, которого я никогда не желал. Я делал все, чтобы избавиться от плода. Но не успел. Оно оказалось ужасно живучим. Тогда мы не знали о том, что такое невозможно. У нас перед глазами был яркий пример вампирши, родившей от другого вампира. И все были убеждены в том, что все это — возможно. Ты представляешь себе эту жизнь? Жить девять сотен лет, пожираемый чувствами, сумасшествием, скитаясь от одного военного конфликта к другому, после чего послушно возвращаясь в Румынию, чтобы отчитаться.
Бассет разочарованно выдохнул, прислоняясь спиной к дереву.
— Я никогда не обещал ей того, что ты себе надумал. Никогда не давал ей надежды. Она сама согласилась на это, сама решила возлечь со мной в тот день, хоть я и был так же ужасно пьян. Я устал нести ответственность за решения других. Я устал объяснять всем, что со мной не так. Единственный раз, когда я был близок к смерти — оказался обманом. И теперь я живу снова из-за чувства ответственности и привязанности к тебе. Это должно ведь иметь хоть какую-то гребаную цену? Хоть немного.
Он поморщился, отмахиваясь.
— Этот разговор бессмысленный. Каждый останется при своем мнении. Но будь добр, оставь свое при себе и не разочаровывай меня дальше банальным обесцениванием моих переживаний.
Бассет исчез в глубине леса, оставляя после себя шлейф глубокого винного запаха.
Стоя неподвижно, словно под приказом, Эрен всматривался в темноту, ощущая странное и непонятное чувство, зародившееся острым шипом в груди. Он ведь даже не пытался соотнести их ситуации, чувства. Сказать было проще, чем принять ответ на произнесенное. Проворчав, Йегер сунул руки в карманы и поплелся к замку. Пару раз останавливаясь, он пытался вслушаться, уловить запах, но всякий раз что-то не позволяло ему сделать это. Эрен злился, пытаясь понять, как вообще все пришло к этому. Шмыгнув, проведя ребром ладони под носом, он, забыв обо всем, напрямик прошел в спальню Микасы, сразу же забираясь под мягкое одеяло, утыкаясь лбом между ее лопаток.
Микаса вздохнула, поворачиваясь к нему лицом и обнимая.
— От тебя пахнет нервозностью, виной и страхом, — не открывая глаз прошептала она. — Что случилось?
Эрен вздрогнул, совершенно позабыв, что его состояние запросто можно было считать, и спрятал лицо, прижавшись к шее Аккерман. Хотя бы так, но было маленькое успокоение, что его эмоций не было видно.
— Отца, кажется, серьезно огорчил. — Эрен напрягся всем телом и сильнее прижал Микасу к себе. Чертовы желания моментально застучали в голове, но мгновенно исчезли, съедаемые искренней виной. Пока что он старался не копаться в своей голове, но отчетливо слышал мысль о том, что наговорил лишнего, да еще и… Из-за него ведь Освальд, получив шанс умереть окончательно, выбрал дать возможность оживить его. От этого тянуло внутри, болезненно разрывая что-то. — Да и в целом приятного мало. Прости, пожалуйста, что разбудил. Я не хотел оставаться один сейчас.
— Ничего страшного. Вы обязательно помиритесь. — Микаса уткнулась носом в его шею, обнимая крепче. — Я в этом уверена.
— Не знаю. Я бы подобное не смог бы быстро отпустить. — Зажмурившись, он устроил подбородок на ее макушке. Легче не становилось, только сомнений порождалось все больше и больше. Но ведь Освальд не может уйти надолго. Он придет, они обязательно поговорят, разберутся во всем. Не бросит же он его, в самом деле. От размышлений, тут же скатывавшимся в отрицание положительного, становилось тошно. — Ладно. Я не жаловаться пришел. Я видел море. И видел в нем тебя. Но не могу разобрать, что это за место. Как и то, почему у меня не вышло тебя спасти. Если бы я мог, то показал бы тебе все это. Но сны — это такая дрянь. Там все, как наяву, все в настоящем. Но тут… Это так глупо звучит, но было больно от понимания, что ты даже не видела меня там. А я чувствовал все, как сейчас. Не думай, что я решил пугать тебя чем-то, но я уверен, что ты должна была знать это.
— Все будет хорошо. — Микаса нахмурилась, оставляя короткий поцелуй на его шее. — Сейчас отдохни, поговорим утром.
— Наверное, да, — протянул Эрен, крепче обнимая ее. — Думаю, никто не будет против, если останусь у тебя.
Но они так и не поговорили. Проснувшись утром, она обнаружила, что спала в полнейшем одиночестве. Дни шли, Эрен пропадал в лесу вместе с Сашей, тренируясь. Актеон мучил Микасу и остальных тренировками, от чего они и вздохнуть не успевали. Освальд так и не появился в замке. Только через неделю стало известно то, что он уехал вместе с Амалией в Бельгийское княжество, отбивать натиск Эрвина, который позволил себе напасть на территорию сестры.
========== Глава 22. Обжигающая песнь ночной птицы ==========
Такими темпами прошло около восьми месяцев. Жаркое лето осталось позади, оставляя место холодной и дождливой осени. Микаса была возмущена тем, что Эрен не уделял ей особого внимания, стараясь максимально избегать ее. Конечно, становиться сильнее было важно для него. Но ведь и она тоже? Так Аккерман говорила Марселин, когда они отдельно тренировались в глубине леса, контролируя внутренние энергетические потоки. Их состояние можно было назвать «на грани взрыва». Обсидиан контролировал их настроение. Сейчас же у них была полная свобода, и они абсолютно не понимали, что делать с такими яркими эмоциями.
В самый дождливый день ноября Бассет вернулся без Амалии, но с Ириной. Блондинка имела особый, развязный характер, из-за чего слишком явно заставила нервничать Освальда. Он больше не был похож на себя прежнего. Теперь хмур и серьезен, не позволял себе шутить и говорить больше нужного с санторинами. А ведь раньше они находили его откровения успокаивающими. В тусклом свете камина он мог пересказывать им стихи неизвестных поэтов, как он сам говорил. Хотя, они были едва ли не полностью уверены, что он сочинил их сам. Теперь же он снова стал жесток.
Ирина с хитрой улыбкой обняла Марселин, а после и Микасу, кидая на них беглый взгляд и, раздосадовано шепча, тут же стала серьезной: «так жаль, малышка погибла. А ведь она больше всех мечтала о свободе». После чего удалилась в сторону, где ее уже ждал живой обед. Марселин неуверенно переступила с ноги на ногу, но все же решила подойти к Бассету, небрежно кидающему свое пальто на прислугу.
— С Вами все в порядке? — спросила она, блеснув алыми глазами. Освальд сразу же раскусил, чего она добивалась.
— Не смей воздействовать на меня. — Он с силой сжал ее запястье, заставляя отстраниться. — И не забывайся. То, что я был добр, не значит, что я подопытная крыса.
Нервно отбросив ее руку, он прошел по коридору вперед, направляясь в крыло, где жил Актеон. Микаса лишь тяжело вздохнула, беря расстроенную подругу под локоть и уводя во вторую общую гостиную. Игра на рояле всегда успокаивала, может, получится и сейчас?
