— Слушай, старик… У тебя же в этот раз есть какие-то крепкие мысли? Что мы будем делать и зачем? — спросил у него Чед, наверное, из последних сил, повиснув на плече.
Как-то чересчур внезапно он вмешался с этим… Почему именно сейчас? Сейчас куда важнее не о планах думать, а о спасении. Им бы только выбраться из этого проклятого болота, не задерживаясь и не натыкаясь на пограничников. Акс давил на ноги таким весом, что те, как металлические пилы, выгибались в обе стороны с неприятным хрустом, правда, куда неприятнее было прерывистое, не сулящее добрых вестей дыхание друга.
Он слышал, что друзьями становятся из-за самых глупых, нелепых ситуаций, которые только можно себе вообразить. Это, конечно, не правило и не высказанный каким-нибудь маститым ученым факт, но ходят слухи, что такая дружба держится малость дольше и обладает малость большей прочностью. Такие сплетни доживающих свой век бабушек и дедушек, а также не слишком любознательных и слишком наивных молодых людей, которые не любят докапываться до истины, Акс с самого детства обходил стороной, чтобы ненароком не заразиться их точкой зрения. С самого детства и вплоть до текущих дней.
…1250 шагов…
Нужно ли говорить, что детство у такого мальчишки просто не могло быть детством? Едва ли. Лучше, наоборот, сказать, что именно оно сделало Акса таким, какой он есть. Он меньше всего любил вспоминать о том времени, и серые воспоминания стали ему настолько чуждыми, что он уже плохо помнил, что было реальным, а что — домыслами. Ведь придумывание хорошего детства — одна из немногих привилегий, доступных тому, кто его не помнит. Хотя мозг и так постоянно занимается то перекройкой полотен прошлого, то тщательным раскапыванием истинным, первоначальных вышивок — здесь ему было намного легче.
…1490 шагов…
Дружбу Акс искренне презирал. Он видел, как в его городе легко продается это явление, меняется на вещи, до смешного дешевые и никчемные, как часто предают друзей, как только вытрясут из тех всю выгоду, всю запасенную энергию из этих людей-батарей, которые не понимают ничего. Он искренне пытался понять, как можно предпочесть чувствам вещи, пока до него не дошло: чувства — такая же валюта. Только получить её сложнее. А люди — те же вещи. И ни разу Аксу не пришлось разубедиться в умозаключении, хоть он считал его поначалу просто абсурдом. Абсурд стал частностью, затем превратился в редкость, следом в что-то, не столь уж удивительное, а еще через некоторое парень научился видеть закономерности.
Чед как-то сказал, что чем чаще человек произносит вслух какое-нибудь эмоциональное слово, тем меньше оно значимо для него лично. Если какой-нибудь уродец из Циклонии говорил по сто раз на день о деньгах — то тут два варианта: либо он помешался на звенящих монетках и выкладывании их в башенки на своем столе, счете-пересчете, покупке коробочек для них; либо его жизнь была настолько лишена всяческого дерьма вроде бразов, что постоянные толкования хотя бы как-то скрашивали нелегкий путь, преисполненный мечтами и хотениями. Но когда, к примеру, хмурый мужчина после слова «привет» тут же выдает слово «друг», и поступает так с каждым встречным — то для него оно не значит ничего. К сожалению, если не это — то другое слово обязательно имело огромное влияние на любого, кто понимает человеческий язык, кто подвластен замкнутому кругу из распознавания смысла в том, что произносит собеседник, и вложения его же в то, что вылетает из собственного рта. Возможно, поэтому Акс с небольшой опаской всегда относился к проституткам — женщинам, которые готовы назвать кого угодно как угодно, а что важнее — привыкали к этому и рефлекторно выкидывали что-нибудь кислотно-жгучее для окружающих, но бестолковое для них. Возможно, в этом есть что-то…
И еще Чед говорил однажды, вусмерть пьяный, что те имена, которыми люди называют сами себя — всего-навсего отчаянная попытка оказаться хоть чем-то знакомым, известным, значимым для тех людей вокруг, которые и о себе-то ничего не знают, не говоря уж о посторонних. Называя кого-то по имени, ты непременно будоражишь в голове связанные с ним чувства, воспоминания, отношение, из них склыдывающееся. Тогда каждое из них и выращивает, постепенно прибавляя в весе подробностей и разветвлении эмоций, целый образ в голове. Человеку так и приходится воображать себя, близких, всех тех, на кого он по-настоящему полагается.
…1690 шагов…
Дружба — желание дружить — вырастает прежде всего на почве зависимости от такого тесного общения, где все прикидываются, будто не потакают своей зависимости таким образом. Одна из многих игр, придуманных людьми, вроде брака или вообще каких-то отношений — а у всех игр есть правила. В дружбе правило — относиться по-особенному хорошо к тому, с кем дружишь, делая вид, что порой его действия, хотения, мысли для тебя важнее собственных. Акс полагал, что если бы с кем-то по-настоящему дружил, то ощущал себя непременно таким глупым человечком посреди мира, встретившего там другого человечка, и решившего вместе с ним, но по своим причинам, построить стены, ширму, развесить занавески — чтобы сделать немного отличающейся от обычного мир специальными правилами — и, надев маски, пуститься в театральную игру. К чему было актерам, привлекающим все больше зрителей, старающимся ради своей части публики, отдавать всю славу другому актеру, зная, что тот, точно так же, как и первый, играет ради получения славы себя. Зачем двум людям, дружащим потому, что так им легче живется, безоговорочно доверять друг другу, скрывать, что подпитывают внутренние батареи.
…1920 шагов…
Глубоко в душе все связи, проложенные меж людьми, каждый, кто обладает критическим мышлением, считал бы сотрудничеством — но таким мышлением обладает далеко не каждый. Как писал один его знакомый в записной книжке, а затем читал вслух, это слово идеально «характеризовало акт принципиальной или договорной взаимопомощи», который помогал выживать аж до двадцати двух лет, то есть много лет после того, как появилась возможность сбежать из дома. Старшие давали еду за работу на полях еду и деньги. С младшими происходило наоборот: их Акс где-то давлением, а где-то радушным обещанием привлекал к работе, которая могла понадобиться на термийских улицах — следить, чтобы никто не отделялся от группы, и искать, где найти все ту же еду и те же деньги.
…2130 шагов…
То, что случилось пять лет назад, Акс бегством не считал. Только чувствовал дрянную, но никуда со временем не исчезающую тоску, когда временами вспоминал об этом, да как будто ножом резали грудь, а вечно ясный взгляд вдруг тускнел и мертвел. Дрянные мозги — только дай им волю, так вмиг наполнятся всяким подобными дрянными рудиментарными, как их нарек Акс, побуждениями. Впрочем, это быстро проходило, и с годами становилось по-термийски более и более тусклым. В конце концов, обесцвеченный, он просто ушел от всего на время. Однажды утром, оставив всех в угоду свершениям будоражащим и опасным. Он гордился своей тягой к истине и тем, что добился ее, долгое время, пока не появились те самые непонятные ощущения. У него явно не выходило дышать так ровно, как прежде.
Почти в то же время он и стал бродить по заведениям, где частил неблагополучный нарост южного общества — как трупы мух на паутине, они были в одно и то же время необходимы, мерзки и сливались со средой вокруг, почти не привлекая внимания, если не подходить близко. Он приходил туда послушать, что рассказывают бездомные, надеясь на что-то схожее с тем, что приключилось с ним самим. Он слышал много разговоров, но единственное, о чем узнал — о том, что всей душой ненавидит нищих. Его список ненависти дополнили эти бездомные бессовестные люди.
«Я ушел из дома… Потому что моя жена родила ребенка! Еще один! Как же меня это задолбало! Где я денег на эти отродья возьму! Пусть сами делают, что хотят! Я этой собаке ни бразы не дам! Ишь чего, еще небось и не мой! С какой стати я должен помогать шлюхам?» — тогда обиженный, должно быть, более всего на собственное хозяйство, наслаждался одобрительными возгласами и отрыжками со стороны товарищей.
