– Как тебя угораздило то попасть сюда?
Парень открыл глаза и глубоко вздохнул. На меня он предпочитал не смотреть. У него вообще была своеобразная манера не глядеть прямо на собеседника, а поворачивать голову при разговоре куда-то вбок, осматривая тебя периферическим зрением. Словно он разговаривал с кем-то ещё, а не с тобой, или просто воспринимал тебя как какой-то голос в своём сознании. Впрочем, повторюсь, за исключением этой довольно странной манеры, за всё время, проведённое вместе с ним, он показался мне совершенно нормальным. Разве что немного на взводе. Он не спешил отвечать мне, будто бы ответ был для него довольно неприятен. Хотя, возможно, так оно и было.
– Хороший вопрос… Знаешь, если бы я сам понимал, что происходит, то думаю никогда бы не допустил такой ситуации. И вообще, люди предпочитают молчать о своих проблемах, если они никому не мешают. Хотят разобраться с ними самостоятельно. Сам же понимаешь, как люди негативно относятся к тому, что кто-то отличается от них самих, и уж точно никого не интересуют чужие проблемы, если только их решение не является их служебными обязанностями.
А он оказался совсем не дурак.
– Это верно. Не буду настаивать, но если ты что-то натворил, то поверь, мне совершенно всё равно. Кого я тут только не видел за всё время работы, ты даже не представляешь… Думаю, меня уже ничего на этом свете не может удивить. Хотя мастер лечения у нас шеф. Я в этом ничего не понимаю. Но, скажу по секрету, он считает тебя весьма важным пациентом. Для меня же в силу специфики моей работы все пациенты важные. Потому что мы все люди. Не переживай и не бойся за своё будущее, я думаю, что на самом деле всё поправимо. Что бы у тебя там ни было, тебе просто немного помогут лекарствами оправиться от этого состояния, и через пару недель выйдешь, как огурчик. И будешь жить дальше. Спокойно и нормально жить, как все нормальные люди.
Он, казалось, немного приободрился. Я всегда отлично понимал, чего нам на самом деле не хватает в таких ситуациях – не уважения, не лечения, и даже не выписки. Людям не хватает обычной человеческой поддержки и понимания. Ключ к успеху в выздоровлении многих был именно в том, чтобы человек почувствовал это понимание и понял, что всё можно исправить, и он вовсе не над пропастью. И он не один.
– Да нет, особо ничего не натворил. Просто был один случай… В общем, после него я совсем перестал спать. Просто не могу заснуть и всё. И так уже несколько недель. Очень сильно измучился. Потом, когда меня от усталости совсем вырубает насильно, я в бреду вижу разные кошмары и просыпаюсь совсем измотанным, словно и не спал вовсе. Потом со временем совсем не смог уже работать. Нормально жить, конечно, тоже… Ну и оказался здесь.
История стара, как мир.
– Понятно… – Это было, судя по всему, какое-то нервное расстройство. – А снотворные как, не помогают?
– Засыпаю, и это гораздо лучше, чем ничего, однако силы при таком сне не восстанавливаются. Сейчас врач отменил мне седативные8, и я пока снова не могу заснуть. Он смотрит на моё состояние, похоже, изучает, как я впадаю в эту бессонницу… Вчера энцефалограмму делали и ещё что-то. Короче, как-то так.
В карте действительно не было ни седативных препаратов, ни снотворных.
Мы ещё посидели немного, а потом вернулись обратно на наш этаж. В два часа дня, после обеда, я отвёл его к шефу на короткий приём. Разговор проходил при закрытых дверях. После этого парень вернулся в палату, уткнулся в книгу и пролежал так до вечера. Я же взял часть бумажной работы из основного отделения, которую за меня, конечно же, никто делать не будет, и сидел, не спеша сверяя все документы и делая расчёты. В десять часов я по графику выключил свет в блоке, оставив только дежурный и решил ещё разок навестить своего подопечного. Он снова сидел на кровати и смотрел в стену. Прямо, его любимая поза. Моё появление снова вырвало его из тяжёлых раздумий.
– Спокойной ночи. Надо постараться выкинуть всё из головы и поспать, – я подошёл к окошку и стал смотреть на падающий снег, который было видно только непосредственно под лампой фонаря. Интересно, как много всего происходит на самом деле, снег идёт везде и за границей этого света, ветер качает ветки деревьев, происходят и другие события, но увидеть мы можем только те снежинки, которые находятся в области, видимой для нашего понимания – в пространстве, освещённом лампой. Вокруг же мы не видим ничего, но это вовсе не означает, что там ничего нет. Однако, мы в своём сознании выкинем все эти переменные из нашего уравнения, как неизвестные.
Парень криво усмехнулся и посмотрел на меня, словно бы с жалостью.
– Боюсь, тут без шансов.
Я, разумеется, не стал запирать его палату, а просто запер весь блок на ключ, который положил во внутренний карман и около полуночи, закончив с составлением отчёта, отправился в комнату отдыха вздремнуть на кушетке. Мне, однако же, не спалось. «Похоже, это заразно», – думал я, уткнувшись лицом в стенку. Хотя нет, я знаю в чем причина лично моей бессонницы. Просто я обычно привык спать на работе, когда вокруг шум, гам, безобразие, и ночные звуки больницы. Спят в клинике только пациенты, сама больница никогда не спит, а только примолкает на пару часов примерно с часу до четырёх ночи. Сейчас же я лежал в абсолютной тишине в совсем пустом блоке, и это было дико и непривычно. И сна ни в одном глазу. Ну хорошо, пойду тогда снова дойду до пациента номер один.
Заглянув в палату через смотровое окно, я увидел, что он лежит на кровати на спине, не укрывшись одеялом. Во даёт, холодрыга то какая. Луна и ночные фонари со двора освещали комнату, и я увидел в этом отражённом от пола свете на его лице отблески глаз. Не спит. Тогда я, аккуратно постучав, зашёл внутрь.
– Эй, ты как? – тихо спросил я его.
Он не ответил мне, а просто продолжал молча смотреть в потолок, даже не пошевелившись. Я даже немного испугался, начав подозревать худшее, однако, когда я подошёл к кровати, он повернул ко мне голову.
– Всё, как всегда. Я вижу только кошмары и тени на стене… Заснуть невозможно, – его речь вдруг оказалась спокойной и не такой быстрой и нервной, как днём, так что я даже несколько удивился, увидев его таким. Может быть, он сумел немного успокоиться.
– Если хочешь, могу включить свет. Почитаешь немного, потом опять попробуешь уснуть.
– Нет, спасибо. Я думаю, это не поможет.
– Ну хорошо. Есть и другие варианты. На худой конец, у меня есть в заначке немного валокордина9. Если совсем захочешь отключиться, можно употребить без рецепта, так сказать. Шефу говорить не будем, – я видел, что он мучается, но действительно не знал, как ему помочь.
– Нет. Дело тут вообще не в препаратах. Они могут помочь мне заснуть сегодня или завтра, но главная причина бессонницы всё равно останется. Понимаешь, это всё на уровне страха. Страха быть в бессознательном состоянии, когда мы не можем управлять собой. Я боюсь, что если я усну, то мои кошмары станут явью, и я не смогу отличить их от нормального мира, как это уже бывало со мной когда-то. Проблема не в том, что я не могу уснуть, я могу и хочу спать, проблема в том, что я боюсь не проснуться по-настоящему. Пока я бодрствую, я осознаю, что реально, а что нет, я вижу этот мир так, как привык. Галлюцинации не спрашивают меня, когда им появляться, они просто становятся частью моего мира и хуже всего то, что они приносят мне реальный вред, взаимодействуют со мной и я не могу найти доказательств даже для самого себя, что всё это нереально. Так и врач считает то, что со мной произошло, просто бредом сумасшедшего, оправданием своего страха, но если бы ты видел это всё, как видел я, то ты бы поверил мне. Когда кошмары оживают, ты ни в чём не можешь быть уверен, и это самое страшное, что может произойти с твоим сознанием. Врачи мне не верят, родственники и знакомые не верят, мне никто не верит, а я теперь не могу даже заснуть. Я боюсь, что они снова придут за мной.
