Опять привезли отборную гниль!

Я с некоторым раздражением смотрел на содержимое мешка с картофелем, который стоял у моих ног, развязанный при приёмке. Или, если быть точнее, с тем, что возможно когда-то давно было картофелем. Сейчас же эта гадость, которую нам пытались всучить под видом приличной еды, выглядела так, словно пережила наводнение, пожар и, возможно, даже ядерный взрыв. Вы думаете, я злился? Ни капельки. С годами подобное отношение к продуктам, поставляемым в госучреждения, уже перестаёт вызывать удивление. Однако, не перестаёт вызывать раздражение.

– Я не приму это.

Мы стояли с одним из младших санитаров и экспедитором в проёме распахнутых железных ворот нашего склада, выходящего на внутренний двор больницы. Экспедитор – откормленный здоровенный бугай с красным лицом ждал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу от мороза. Весна ещё только началась, и в наших краях, разумеется, не было и намёка на скорое потепление. Впрочем, люди часто верят не тому, что можно увидеть прямо за окном своего дома, а дате в календаре, и с радостью готовы одеваться не по погоде, даже если их отмороженные руки говорят им об обратном. Это что-то из разряда человеческой психологии, у нас есть определённый уклад и понимание, что за чем должно следовать, и любое событие, не вписывающиеся в такие рамки, чаще всего вызывает эффект игнорирования происходящего. Представьте себе, что в разгар июльской жары вдруг с неба обрушатся тонны снега. Вы думаете, все сразу достанут тёплые зимние вещи? Нет, все будут ужасаться, негодовать, но продолжат первое время ходить в лёгкой летней одежде и обуви прямо по снегу. Потому что сейчас лето и такого в их понимании быть попросту не может. Осознание всегда приходит не сразу, для этого требуется время. Иногда пару минут, иногда – несколько дней. Или другой пример. Вы никогда не задумывались, почему так много людей, которые видят, как совершается какое-то преступление, просто закрывают на это глаза и проходят мимо? Вы думаете, им не хватает духу вмешаться или они думают, что не справятся? Вовсе нет. Просто таким действиям нет места в их сознании, их картина мира не предполагает какой-то реакции в отношении данной ситуации. Поэтому они и предпочитают игнорировать происходящее, не понимая даже, почему они так действуют, и объясняя своё поведение потом целой кучей различных обстоятельств, забывая о самой главной причине их ступора.

И вот сейчас дорогая, хорошая, хотя и слишком лёгкая одежда экспедитора необычайно контрастировала с качеством того, что он с беспринципным упорством пытался всучить почему-то нам, а не на ближайшую помойку.

– Ну а что вы хотели за такие деньги? – Красномордый сделал уже тысячу раз виденное мной, до боли знакомое, непробиваемое лицо и поморщился. – Сначала закупите по конкурсу1 за бесценок, а потом удивляетесь тому, что вам привезли. Если хотите качество, нужно соответственно заплатить, – было видно, что он явно куда-то торопится. Разумеется, в такой-то холод. Ну уж нет, дорогой, легко ты сегодня точно не отделаешься.

– Все именно так и оправдываются. И вы тоже решили даже не напрягать фантазию. Послушайте-ка меня внимательно. Просто, видите ли, если вы пишете в контракте «картофель», то вы его и должны привезти. Картофель, а не камни, тухлятину или собачатину. То, что вы там ставите цену как за ведро отбросов и так выигрываете конкурс, меня совершенно не касается. Я здесь отвечаю за то, чтобы везде был полный порядок, а если у меня завтра половина пациентов откинется, отвечать за это буду я, а не вы. Поэтому, уважаемый, у меня для вас два варианта. Либо вы сейчас же всё грузите обратно и уматываете за нормальной человеческой едой, либо мы стоим тут и перебираем вместе с вами каждый мешок, а затем мы примем у вас только то, что является съедобным.

Я увидел, как мои слова ему очень не понравились. Ну, ещё бы. Он засопел, поджав губы от ярости и, стиснув кулаки, стал приближаться ко мне. Ну давай, давай, так даже лучше. Из кабины грузовика выглянул водитель. Я продолжал невозмутимо стоять, улыбаясь, на том же месте, не сдвинувшись ни на миллиметр. Младший санитар сзади приблизился и демонстративно вытащил из кармана мобильный телефон, показывая, что мы в любой момент можем позвать ещё кого-нибудь. Нет, ребята, напугать нас не получится, вы здесь в меньшинстве и у нас дома. Он остановился в тридцати сантиметрах от моего лица и с тупой злобой молча смотрел на меня своими маленькими глазками, со свистом дыша. Затем, видимо, постаравшись отыскать в своём скудном арсенале навыки ведения переговоров вместо агрессии, через силу выдавил из себя:

– Послушайте, я просто делаю свою работу, я не виноват, что они загрузили нам со склада такую картошку. И я тоже буду отвечать, если не сдам весь груз полностью. Давайте просто подпишем бумаги и всё, не будем портить друг другу день, хорошо?

Ага, будешь ты отвечать, конечно. У тебя, небось, и зарплата раза в четыре выше моей, а отвечать ты, видишь ли, не хочешь. Я широко улыбнулся самой дружелюбной улыбкой, на которую был способен. Затем повернулся к младшему санитару.

– Неси мешки и бери ещё ребят. Будем перебирать.

Это был, конечно, совсем не первый и явно не последний такой случай, и парень уже хорошо знал, что нужно делать. Он быстро прошмыгнул за внутреннюю дверь склада, а я, прислонившись к ржавому косяку ворот, стал равнодушно смотреть на парочку ворон и целую кучу галок, копающихся в больничной помойке уже с самого раннего утра. Уже скоро конец моей смены, ещё два часа, и можно будет доползти до дома, съесть что-нибудь невкусное из холодильника и завалиться спать. Как же я устал… Однако, смена ещё не закончилась и моя работа, соответственно, тоже.

Экспедитор, что-то обсудив с водителем, отошли в сторону и стали кому-то звонить. Давайте, звоните, жалуйтесь, негодуйте. В следующий раз будете думать, что нам привозить. Один раз скатаетесь туда-сюда за просто так, второй раз скатаетесь, третий уже повезёте нормальное. Или вообще не будете ставить сверхнизкие цены при закупке, чтобы избавиться от нормальных поставщиков, которые не готовы продавать нормальный товар за копейки. Я хорошо был знаком с таким типом людей. К сожалению, большинство тех, с которыми мне приходилось иметь дело в работе и жизни, были именно такими. Этим людям было бесполезно что-то доказывать, бесполезно что-то объяснять, им всегда было совершенно плевать на окружающих. Их волнует только то, что нужно им самим, своя выгода в краткосрочной перспективе. Поэтому разговаривать и действовать с ними надо в единственной подходящей для этого манере, на языке, который они понимают – жёстко ставя их в те рамки, какие нужны тебе, пользуясь тем, что в данной ситуации ты можешь хоть немного, но что-то решать, а они нет. Разговаривать с позиции силы и больших прав.

Надо признаться, я не сразу научился это делать. Так же, как и не сразу научился выявлять и понимать в людях подобное. Поэтому изначально часто вёл себя неправильно, взывая к человеческой совести и порядочности у людей, для которых эти слова не имеют вовсе никакого смысла. Люди воспринимают подобное как обычную слабость. Сам я никогда не склонен был наглеть, отнимать что-то и пытаться нажиться за счёт других. Наверное, поэтому я в конечном счёте и стал тем, кем стал. Обычным неудачником, хотя мне и довольно трудно признаться самому себе в этом. В детстве из-за своего слабого и мягкого характера на мне не ездил только ленивый. Меня били сверстники и ребята постарше, отнимали игрушки и мелочь. Со временем я настолько с этим свыкся, что даже начал думать, что так и должно быть. Пока однажды не произошёл случай, когда я настолько разозлился, что сумел дать сдачи…

Тогда я нашёл котёнка. Маленького, забитого котёнка. Матери кошки, похоже, уже не было в живых, и он слонялся по улице, подбирая объедки, выпадающие из мусорок на землю. В те времена, как сейчас помню, и дома то у некоторых туго было с едой, а уж найти что-то съедобное в мусорке было, наверное, практически невозможно. Ну, разве что такому маленькому зверьку. Я схватил котёнка в охапку и бродил по улицам, дождавшись, пока мама не отправится на работу в ночную смену. Отец тогда работал на вахте и месяцами отсутствовал дома. Я отмыл пищащего, еле живого котёнка и накормил его тем, что нашёл дома из еды. Котёнок наелся и лёг спать прямо у меня на коленях, довольно урча. В тот момент я был по-настоящему, по-детски счастлив. Дома оставлять котёнка было решительно невозможно, мать бы просто убила меня и я, взяв со шкафа картонную коробку из-под обуви, посадил туда котёнка на полотенце и отнёс его вниз под лестницу. Утром я, чуть свет, побежал вниз, но котёнка там уже не было. Я выбежал во двор и увидел, как соседские мальчишки пинают его на песке ногами, словно футбольный мяч. Котёнок уже не сопротивлялся и только жалобно пищал. Я знал этих злых, беспощадных ребят. Знал, что они не остановятся. Я побежал к соседу, мужчине, живущему на первом этаже, и стал кричать, что там убивают котёнка. Сосед был уже в стельку пьян, поэтому только отмахнулся от меня и закрыл дверь квартиры. И вот тогда я понял, что, если я действительно хочу что-то изменить, мне нужно делать это самому, как бы трудно это ни было. Да, мне было страшно. Но моя злость тогда была сильнее страха. Я выбежал из подъезда, отодрал от деревянного забора доску с гвоздями и крича, что есть сил, побежал прямо на них. Их было трое. Крупнее и старше меня. Но мне тогда было попросту всё равно. Я увидел, как они в недоумении повернули ко мне голову и остановились. Я подскочил к одному и не мешкая ударил его доской прямо по голове. Он упал на бок, скорчившись, и стал закрывать голову руками. Я повернулся к остальным двоим и увидел неподдельный ужас в их глазах. И этот ужас, этот страх и безысходность, стал для меня словно глоток воды для человека в пустыне. Я стал ещё смелее, ещё злее. Замахнувшись, я побежал на них, но они просто сдались. Развернувшись, побежали что есть мочи как можно дальше от человека, который может так защищать себя и своего друга. Я схватил уже не двигавшегося котёнка, не обращая внимания на с трудом пытавшегося подняться рядом обидчика и побежал домой. Дальше было очень много проблем со взрослыми и с матерью, полиция, много слёз и уговоров оставить котёнка. И я тогда тоже победил. Второй раз. Мне никто ничего не сделал после той драки. И я отстоял своего котёнка. Он прожил потом у меня всю свою жизнь до глубокой старости. Впрочем, это уже совсем другая история. Самое главное, что я тогда понял, что часто сила – это единственное, что может решить что-то в твою пользу. Сила физическая, сила духа, сила терпеть, неважно какая, но мы люди ещё недостаточно ушли от животных, и в те моменты, когда нам не хватает воспитания и морали, всё решает именно она. Необходимо быть человеком, но в нужный момент нужно уметь становиться и животным, которое может дать сдачи. И теперь я могу постоять за себя и других. Да, я не сразу сильно изменился после тех событий. Когда злость прошла, я снова стал боязливым и осторожным, но тот случай посеял в моей душе семена сомнения, которые затем выросли в настоящую смелость. Впрочем, без того, чтобы во что бы то ни стало идти по головам других. Наверное, мне надо было с самого начала быть таким.