Болезнь и плохая наследственность отразились на отношении к нему других не очень умных людей, особенно для детей он был любимым объектом самых яростных нападок и издевательств, предмет для оттачивания красноречия и фантазии. Чего только не слышит он от маленьких бесят в свой адрес! Особенно когда девчонки рядом. У них даже одно время игра такая была: кто придумает самое смешное и необычное обзывательство.
Потом, повзрослев, многие из них Егора просто не замечают, а кто-то даже жалеет. Он ведь не виноват, что таким родился. Часто на каких-нибудь праздниках ему подают, как юродивому, а он только рад стараться для них: и спляшет, и споет что-нибудь смешно.
На своей улице Егора все знают, его уродливый вид никого уже не смущает. Он и сам чувствует себя здесь спокойнее. Но стоит только свернуть на Степана Разина, или на Мира и выйти в центр, как осторожность вновь возвращается к нему. Чуть выше по улице живут трое ребят, старшеклассников, которых Егор старается обходить как можно дальше, или вообще перебегать по другой улице. Они очень плохие, всегда его обижают.
Но сегодня солнце улыбается Егору, и он, радуясь ему, идет, совсем забыв об осторожности. Такое с ним редко, но тоже бывает.
Он обходит вдоль низкого железного забора старую церковь и окружающее ее кладбище, спускается вниз ближе к пруду. Проходит несколько домов и слева за низким заборчиком появляется небольшой детский сад. Егору очень нравится здесь проходить, чтобы понаблюдать за бегающими детьми, он любит маленьких детей, они его не боятся и не обижают. Вот и сейчас он издалека услышал их веселый щебет, и сам заулыбается, спеша вперед.
Остановившись у низкого заборчика, он стал наблюдать за веселыми играми детей. В своем детстве он был лишен всего этого. Ему сейчас очень хочется зайти к ним во дворик, заставленный всевозможными ярко раскрашенными горками, лесенками и песочницами, и присоединиться к детям. Но, в очередной раз подумав об этом, он только тяжело вздыхает. Взрослая тетя-воспитатель заругает его и выгонит под общий смех детей. Дети будут смеяться над ним, как и все вокруг, а он этого не хочет.
Но сегодня погода хорошая – припекает солнышко, пахнет свежими молодыми листочками, – и настроение у Егора тоже приподнятое. Настолько, что он даже решается было отворить калитку, зайти, не смотря на запрет, и хоть чуть-чуть поиграть с веселой ватагой малышей.
Он протягивает руку к раскрашенной калитке, и в этот миг за спиной раздается окрик, от которого сердце Егора начинает биться быстро-быстро, а рука мгновенно опускается обратно.
– Эй, Урод! Ты че здесь делаешь!?
Егор оборачивается. К нему подходят Лапа, Сохатый и Шпын – та самая неразлучная троица, живущая на этой улице, гроза всей местной детворы и главные его обидчики.
– Я, это… – мямлит Егор.
– Слышь, Сохатый! – перебивает его Лапа, высокий красавчик, их предводитель, – тут что, фильм ужасов снимают?
Компания громко ржет, даже дети за калиткой оборачиваются. Егор же с радостным видом озирается по сторонам – где тут и чего снимают? – но ничего не видит. Зато неожиданно получает жгучий подзатыльник.
– Ты че по сторонам глазеешь, придурок? – шипит Шпын, самый вредный из них, к тому же и самый маленький. Даже на невысокого, коренастого Егора он смотрит снизу вверх. – Тебе сказали еще в прошлый раз на нашей улице не появляться!
– Дай-ка я ему торкну! – отодвигая Шпына говорит Сохатый, здоровенный и самый жирный из них. – У меня удар покрепче, может дойдет до него! – и медленно, вразвалочку надвигается.
Егор вжимает голову в плечи и закрывает глаза. Ему бы, конечно, лучше сейчас бежать, но компания обступает его со всех сторон, прижимает к забору. Придется на этот раз потерпеть. Тем более, что у этих подростков силы-то еще толком нет – не удары, а так, тычки. Хотя Егору все равно неприятно.
Удар приходится в грудь. Егор выдыхает, морщится и для вида валится на землю. Это проверенный способ избежать лишних ударов.
– О! Да ты сегодня слабачок! – каркает ему в самое ухо Шпын, больно пинает носком кроссовка под ребра.
– Эй! Что вам от него надо? – раздается голос из-за забора. Егор узнает тетю-воспитательницу. Добрую тетю, которая идет к ним.
Шпын отскакивает, зло шипит:
– Короче, Лампочка, повезло тебе опять. Но смотри – еще раз и в глаз!
– Ладно, пошли отсюда! – говорит Лапа и поворачивается. Сохатый и Шпын спешат за ним. – Никуда это чмо не денется! Только по зубам получит в следующий раз в два раза больше!
Он демонстративно сплевывает, его дружки хохочут. На другой стороне дороги Лапа оборачивается и, несмотря на то что воспитатель продолжает смотреть им вслед, кричит:
– Ты слышал, Урод!?
Конечно Егор слышит. И знает, что Лапа слов на ветер не бросает. Не первый раз уже он получает от них тумаки и угрозы.
И эти двое его дружков всегда с ним, всегда его слушают, так же как дети в садике всегда слушают тетю-воспитателя.
– Тебе больно? – слышит Егор над ухом голос тети-воспитательницы.
Противные ребята уже скрываются за поворотом, продолжая смеяться и толкаться.
– Нееет! – говорит он, быстро вставая, – не больно!
Как ни в чем не бывало, он поворачивается и убегает на кривых ногах в противоположный переулок.
Сегодня хороший день! Солнечный! И никто его не испортит. Он спешит на праздник.
В свои редкие выходные дни Егор обычно дома не сидит. Если, конечно, у бабушки не будет плохое настроение, и она не найдет ему какую-нибудь тяжелую и грязную работу по дому. Сегодня, в честь праздника, она нажралась уже с утра, и потому ноги не зная усталости носили его по всему городу до вечера. Для Егора праздник, когда бабка валяется в пьяном угаре без задних ног.
Уже вечереет, скоро начнется дискотека в центре города в парке.
Егор спешит.
Звуки музыки все громче, Егор, насколько это возможно незаметнее, вливается в толпу, несущую его вдоль пруда к амфитеатру.
С набережной плывут пьянящие запахи жареного мяса, в многочисленных палатках идет шумная торговля пивом и пирожками. На нормальных людей эти атрибуты народного гуляния действуют завлекающе, придают праздничному настроению истинную полноту.
Только вот Егору надо не совсем это. Он пробирается к сцене, к орущим динамикам, где пока еще не многочисленная кучка людей пританцовывает под звуки местной рок-группы.
Он втискивается между ними и начинает подражать их танцам. Получается очень смешно.
Четыре худенькие школьницы, сбившиеся в маленькую стайку, пренебрежительно от него отодвигаются. А ему только это и надо. Когда места стало больше, Егор расходится по полной программе.
Из одной семейной компании, лениво танцующей рядом кружком, к нему подходит веселый уже хорошо подпитый мужичок и протягивает недопитую бутылку пива.
– Давай, Лампочка! Вот так давай! – выкрикивает он, пытаясь перекричать грохот динамиков, и начинает пританцовывать «русского».
Егор берет из его рук бутылку, жадно допивает и начинает повторять за ним. Мужик громко хохочет, тычет в него пальцем. Компания, которая все это время за ними наблюдала, подхватывает его смех.
– Налей ему еще, Микола! – кричит другой мужик из этой компании. – Пусть цыганочку станцует!
Микола плещет в пластиковый стаканчик водки, подает Егору со словами.
– Давай цыганочку, Лампочка!
Егор, не морщась, выпивает полстакана водки, смешно хрюкает и под рок начинает кособоко танцевать цыганочку.
Мужиков от смеха ломает пополам. Их жены, наблюдавшие за этим представлением до этого молча, тоже начинают похихикивать.
К месту бесплатного представления подтягиваются еще люди, образовывается большой круг. Они хлопают в ладоши, смеются, тыкают в Егора пальцами.
– Во молодец, Урод!
– Ну дает!
– И клоуна не надо!
А Егор рад стараться. В голову ударяет хмель, в ушах звенит от грохота динамиков. Он счастлив видеть вокруг много улыбающихся людей, которые ему аплодируют. Это он их радует, веселит, и они обращают все свое внимание на него. Хоть так он нужен им, нормальным людям. И он все больше и больше распаляется, а смех вокруг становится все громче. Снова кто-то протягивает ему очередной стаканчик. Не прекращая танца, Егор опрокидывает в себя содержимое. Это оказывается чистый спирт. Егор на пару секунд задерживает дыхание, выпучивает глаза. Внутри все обжигает, как огнем. И это, видимо, нравится окружающим, потому что раздается оглушительный смех.