Я на миг задумался, вспомнил:

– Ну, этот, Челябинский, весь ютуб этими кадрами был забит…

– Ага, точно! – усмехнулся Глеб. – Если бы тот челябинский попал в нашу машину…

– Да, да! – перебил я, подняв руки. – Понятно, что это не совсем такой. Маленький. Со сливу. Осколок.

– Ну, а тогда где все остальное? – развел руки в стороны Глеб. – Если это только осколок.

Я пожал плечами. В небе ни облачка, никакого дымного следа от болида, как в Челябинске.

– Хорошо! – хлопнул в ладоши Глеб. – Тогда пошли и найдем этот твой осколок!

– Пошли. Только не факт, что найдем…

– Найдем! – уверенно сказал Глеб и потопал по дороге.

Мы примерно рассчитали расстояние, там должны остаться следы резины на асфальте. Ага, вот оно. Стали рыскать по обочине и траве. И, надо сказать, нашли довольно быстро – эту канаву мы увидели одновременно. Толкаясь, подбежали к месту падения космического пришельца – условно осколка метеорита – и, когда увидели то, что лежало на дне небольшого рва, оба открыли рты. Взору нашему предстало нечто, совершенно не похожее на камень.

– А ты уверен, что это именно то, что мы ищем? – спросил Глеб, не отрывая взгляда от предмета.

– Похоже, что да, – ответил я. – Это, как минимум, объясняет дырку в твоей машине.

– Черт, – тихо сказал Гром. – Но это же не камень.

Перед нами на дне канавы лежал ровный, блестящий, будто бы стеклянный, с переливающимися внутри темно-синими волнами с завитушками, шарик. В какие-то моменты он становился однотонно-блестящим, металлическим. Но потом снова будто включался и снова играл сине-зелеными красками, подсвечивая дно ямы мертвенно-синим сиянием.

– То есть, – сказал я, – ты хочешь сказать, что это не метеорит?

– А ты что, не видишь? Это скорее что-то, созданное человеком.

– Или не человеком? – осторожно предположил я. – Ведь он прилетел из космоса, а рядом не было ни одного самолета. – И немного испугался собственного предположения.

– Или это осколок какого-нибудь спутника, какой-то ступени корабля? – попытался найти Глеб более реалистичное объяснение.

– Но ведь тогда это было бы каким-то металлическим куском, бесформенным.

– Ну, – сказал Глеб, – он пока летел, округлился, пролетая через атмосферу.

– Я что-то не припомню, чтобы в жилой местности падали осколки кораблей. Их запускают как раз с таким расчетом, чтобы обломки и все эти ступени падали где-то в степях, лесах или в море.

Глеб развел руками, мол, а что же еще? Тут я не выдержал, хлопнул его по плечу:

– Ты же прекрасно видишь, что он не похож на обломок! Он круглый, стеклянный и… какой-то живой!

Мы сидим еще несколько секунд или минут, загипнотизированные игрой цвета шарика. Потом я, не отрывая взгляда, нашарил рукой веточку и потыкал в этот шар. Посмотрел на кончик.

– Камень… э, шар, – сказал я, – твердый и не горячий.

Словно под гипнозом моя рука протянулась к шарику. Глеб тут же меня одернул:

– Стой! – вскочил на ноги. – Я сбегаю за перчатками в машину, а то… мало ли что!

Пока он бегал, я большим усилием воли давил желание взять это нечто голыми руками. И в последний миг, когда моя воля почти иссякла, подбежал Глеб. Присел рядом, протянул руку в перчатке и двумя пальцами поднял шарик.

– Он и правда совсем не горячий! – сказал Глеб. – Даже наоборот.

– Наоборот – это что, холодный?

– И очень тяжелый, будто чугунный.

Мне тоже захотелось подержать его в руках.

– Дай мне одну перчатку, – сказал я.

Он протянул мне свободную руку, я стал стягивать перчатку. В этот момент по трассе проезжала какая-то машина, я на долю секунды отвлекся, повернув голову, и в этот момент все вокруг вспыхнуло.

Вспышка была настолько яркая, что кусты, стоящие за десять метров от нас, отбросили на секунду черные густые тени.

– Черт! – кричит Глеб, рефлекторно откидывает шарик, валится назад, закрывая глаза руками. – Как больно! Черт!

– Что случилось? – спрашиваю я, тряся его за плечо. – Что ты сделал?

– Да ничего я не делал! Он просто взорвался! Блин, глаза сейчас лопнут! Я ничего не вижу!

Я вскочил на ноги.

– Сейчас, я принесу воды! Лежи, не дергайся!

Я побежал к машине, слыша затихающие стоны и ругань Глеба за спиной. Вырвал из подстаканника бутылку минералки и, взрыхляя гравий, помчался обратно.

– Вот! Держи! – крикнул я, падая рядом с Глебом. – Промой глаза! Ну!

Но Глеб молчал и не двигался.

Я потряс его за плечо.

– Глеб! Глеб, твою мать!

Он лежал как набитая песком огромная кукла, болтался от моих дерганий, но никак не реагировал. Даже странно видеть подкачанного мускулистого здоровяка в таком разваленном состоянии. Я повернул его лицом к себе, глаза были закрыты, но веки покраснели и вспухли.

Потрогал пульс на шее – артерия мощно и ритмично толкала кровь. Значит, живой. Только потерял сознание. Только этого не хватало.

В лесу тихо и осторожно прокричала птица, за ней другая, через минуту лес наполнился привычной птичьей болтовней. Все встало на свои места. Кроме Глеба. Он продолжал лежать в позе зародыша и мерно дышать, словно заснул.

До машины я его не дотащу, да и стоит ли? Мало ли что с ним. Надо вызывать скорую.

Я вскочил на ноги, нашарил в кармане телефон, набрал 103, на пятый гудок сонный хрипловатый голос пробурчал:

– Скорая, слушаю.

– Срочно! – прокричал я в трубку. – Человеку плохо!

– Не кричите Вы так! Что за человек? Фамилия, адрес, кто звонит?

– Человек, э-э, мой друг, Глеб Громов, мы в, э-э, аварию попали на въезде в город со стороны Перми! Быстрее!

– Что с ним? – спокойно продолжал хрипловатый женский голос.

– Сознание потерял! Скорее!

– Травмы какие-то есть?

– Нет!

– Кровотечения нет?

– Нет, господи! Не знаю! Ну снаружи не видно ничего такого…

– Хорошо. Ваша фамилия?

– Да, Черт! – выругался я.

– Я не поняла, повторите фамилию…

– Я – Краснов Никита Александрович! Записали?

– Да… секундочку…Алексеевич?

– Александрович! Черт! Человеку плохо!

– Так, записала. Адрес повторите.

– О, боже мой! Да нет тут адреса! Въезд в город, знак тут с большими бетонными буквами «Нытва». Поворот еще на Уральский! Мы рядом с ним!

– Хорошо, я поняла. Значит… улица Карла Либкнехта. Не волнуйтесь, машина уже выехала. Ждите.

– Ну, спасибо! Наконец-то!

В трубке пошли гудки. Я кинул телефон в карман, склонился к Глебу. Он лежал все в той же позе эмбриона на боку, подтянув колени к животу, легко посапывая, словно спал. Я потряс его за плечо – ноль эмоций. Вырубило конкретно. Я снова поднялся, всмотрелся вниз вдоль пустой улицы. Больница в другом конце города, за прудом, справа от проспекта, сколько они будут оттуда ехать? По пустым улицам ну минут десять-пятнадцать, наверное. Хорошо. Что еще нужно сделать? Я лихорадочно вспоминал приемы первой помощи, в том числе при потере сознания. Да, нужно, чтобы человек лежал на боку, чтобы рвотные массы не попали в дыхательные пути – вспомнил что-то я. Ну, нормально, он и так лежит на боку. Что еще? Да хрен его знает! Когда с этим сталкиваешься сам – никогда ничего вспомнить не можешь.

Так, стоп. У нас же ДТП! Машина Глеба, а он в отключке. Стекло разбито, надо же зафиксировать! Чтобы страховку выплатили, пусть и копеечную, судя по году выпуска его драндулета, но тем не менее.

Снова достал телефон, вызвал полицию. Здесь разговор произошел быстро и конкретно. И машина пришла быстрее скорой.

Через пять минут без мигалок подкатила «Гранта». Прижалась к обочине возле машины Глеба. Я глянул на Глеба, он был без изменений. Поспешил к полицейским. С пассажирского сиденья вышел невысокий, худосочный человек в форме и желтой жилетке, поправил фуражку, козырнул:

– Лейтенант дорожно-патрульной службы Носов. Что у Вас случилось?

Я показал пальцем на разбитое стекло.

– Вот, ехали, и тут – бах, камень прилетел, стекло вдребезги!