Вот и наша контора находится на территории завода, куда я через проходную влился в общем потоке бухгалтеров, слесарей, секретарш и прочих металлургов.

Офис наш состоит из двух смежных кабинетов: один занимают бухгалтерша Алевтина Анатольевна, дама солидная, но неопрятная, и директор Пал Палыч, хмурый, лысый, который вечно отсутствует, но появляется всегда неожиданно. Второй кабинет поменьше и тут со мной ютятся еще двое, не считая Глеба: завхоз Петрович и младший менеджер Серый. Веселые они ребята, не соскучишься! Каждый день они чуть ли не дерутся. Петрович – седой, усатый, военный пенсионер, старой закалки, еще видимо сталинской, потому что никакие перемены в стране его словно и не касаются. Он до сих пор считает коммунизм – реальным будущим России, и всячески наставляет всех, кто попадется под руку в духе коммунизма. Попадается ему в основном Серый – студент-заочник, худой, картавый, с толстыми линзами на глазах – типичнейший современный тинэйджер, этакий подросток-переросток.

И вот Петрович, всегда твердый в своих убеждениях как скала, и Серый, верткий, красноречивый и, как сейчас принято среди выросшего после перестройки поколения, – самоуверенный и упрямый, – постоянно спорят обо всем, начиная от правильного питания до переустройства общества и будущем Человечества.

Я же у них, в отсутствии в офисе Глеба, часто выступаю в роли рефери, хорошо что и полномочиями для этого наделен – все-таки старший менеджер по продажам, почти заместитель директора. Хотя, по правде говоря, у меня от них часто просто голова пухнет. Споры-то в основном выеденного яйца не стоят. В редкие дни, когда в офисе бывает Глеб – эти двое себя так не ведут: Глеб по-мужски быстро ставит обоих на место, не любит он пустой болтовни и споров. И аргументы у него все налицо: сто девяносто сантиметров роста помноженные на сто десять килограмм мускулатуры и возведенные в степень контрактной службы в местах, которые никому бы из нас знать не хотелось.

Сегодня же, стоило мне выйти из лифта на этаже офиса, как я сразу услышал их спор.

О, Господи, подумал я, только не сегодня.

Но в этом был и плюс: значит, шефа в конторе тоже нет.

Открываю дверь, и тут передо мной оба красавца в позах баранов на мосту.

– Ну вот скажи ты мне, Никита, – накидывается с порога раскрасневшийся и вспотевший Петрович, чуть не сбив меня с ног, – жена должна слушать мужа своего?

– Опять вы с утра пораньше, – уклонился я, обходя его по безопасной дуге.

– Нет, ты просто ответь! – настаивает на своем Петрович.

– Ну, наверное должна, – отвечаю и протискиваюсь к своему столу у окна. Новая тема сегодня, что ее спровоцировало, интересно?

– Вот! – удовлетворенный поддержкой, Петрович обращается к расплывшемуся в снисходительной улыбочке за своим столом Серому, – понял, что старший менеджер говорит?

Серый, игнорируя его торжествующий вид, поправляет очки и тоже обращается ко мне, картавя от возбуждения сильнее, чем обычно.

– Ладно! Никита, а вот тепегь ты мне скажи: у нас женщины и мужчины гавны в своих пгавах?

– Равны, – соглашаюсь быстро, включая компьютер.

Тем временем Серый продолжает разглагольствовать.

– Значит, не может муж командовать своей женой, так же как и детьми, допустим?

– Получается так, – не думая, соглашаюсь я.

Серый многозначительно разводит руки в стороны, показывая Петровичу, что его теория разбита в пух и прах. Покрывшийся пятнами Петрович подскакивает к моему столу вплотную.

– Как же так, Никита? – пыхтит чуть ли не в лицо. – Кто-то же должен управлять семьей, быть главным, решать конфликты в семье! Кто, если не муж?! Это же закон природы! Самец главный всегда!

Но Серый опять вставляет.

– Это может быть и жена!

– Что? – закипает Петрович, – жена? Самец?! Да женщина вообще не человек!

– Вот как! – не унимается Серый, – а кто же по-твоему? Бесплатное пгиложение? Или как там у вас: кугица-наседка, что ли?

Петрович немного озадачился, сморщил лоб, заиграл желваками.

– Конечно, – говорит он, – не курица, это перебор, тем более это, как ты там назвал, но… она… она, – Петрович не может никак подобрать нужное слово, – она хранительница домашнего очага, воспитательница детей и… и…

– И? – передразнивает его Серый, – ты еще Библию вспомни, стагый коммунист!

– Что? – взрывается Петрович. С лица его мигом сходит краска, – ты святое не тронь! – кулаки сжимаются, тело подается вперед, – я имею в виду не Библию, а мое коммунистическое… это, как его…

– Начало что ли? – поддразнивает его Серый, ухмыляясь. Петрович чешет затылок. – Или конец?

Пока до Петровича доходят его слова, я решил остановить их утреннюю словесную разминку.

– Так, все! Брэк! Хорош вам уже петушиться на сегодня! Пора работать начинать! Серый за комп, Петрович на склад. Сегодня наверняка шеф перед праздниками появиться.

Серый утыкается в свой комп, а Петрович выходит, кинув напоследок:

– Мы еще с тобой договохим, умник!

И, заметив, как меняется в лице Сергей, довольно улыбается: смог-таки ответить этому выскочке-недоучке!

Серый вскакивает, но кричит уже в закрытую дверь:

– А дгазниться не честно, понял!

Он сел за свой стол, набычился, уставившись в пустой экран.

– Ну что, получил? – сказал я, усмехнувшись. – Похоже один-ноль в пользу Петровича.

– Так не честно, – повторил Серый. – Ты же видел: я по-умному, словами… а он?

– Но сегодня мяч на твоей стороне, а? Я удивляюсь, как у вас до драки каждое утро не доходит.

Серый откинулся в кресле, развел руки в стороны, улыбнулся:

– Не пгеувеличивай, Никитос! Ты же понимаешь, что мы с Петговичем спогим по-дгужески, так сказать. Я же его, стагого пегдуна, по-своему люблю.

– Заметно.

– Да ну! – машет рукой Серый. – Он же в душе добгяк, – задумчиво чешет затылок. – Ну, может где-то очень глубоко.

– Это уж точно, очень глубоко, – вздохнул я, погружаясь в Сеть.

И в этот момент меня будто накрыло. На экране вместо окон сайтов поставщиков возникли фотографические образы Ольги – ее лицо с ироничной ухмылкой в день нашей встречи, серьезные большие глаза, когда она работала над курсовой, сонные и опухшие наутро после нашего турпохода… кстати, в последний день нашей совместной жизни. Той, другой жизни.

Я помотал головой, сбрасывая с себя эти воспоминания. И с чего я вдруг именно сейчас вспомнил? Это как-то связано с моим кошмаром, Глебом, упавшим камнем? Почему я все это связываю в одну линию?

– Никита! – кричит Сергей.

– Что? – спросил я, выйдя из транса. – Ты что-то спросил?

Сергей откинулся в кресле, развел руки в стороны:

– Я говорю шеф звонил, ты что не слышишь меня?

– Ну и что? – отвечаю я, встаю, чтобы налить себе чашку кофе. Надо взбодриться. Кофе поможет, наверное, выключить эти воспоминания из прошлой, другой жизни и как-то включиться в эту.

– Как что? – сказал Серый, подавшись вперед. – Мне Алевтина сказала, что сегодня зарплату дадут!

– Зарплату? – спросил я, повернувшись к нему, пока кофемашина ароматно булькала мне в чашку. – Это с чего такой праздник?

– Ну, здрасте! – рассмеялся Серый. – Завтра же праздник: День победы! Выходной!

Точно, подумал я. С этими странными делами и страшными снами, я совсем выключился из реальной жизни. Ну, праздник, ну, выходной и что? – подумалось мне. Для меня и Глеба это что меняет? Связано это как-то?

– Черт! – крикнул я.

– Что?! – испугался Серый.

Дымящийся кофе в чашку налился, машина плюнула напоследок две капли и замолкла. Я взял чашку, прошел к своему столу, сел, уставившись в экран.

– Ничего, – ответил я. И решил, что мои теории заговоров заходят уже слишком далеко. Все эти видения, сны… Но, с другой стороны, мне никак не дает покоя этот камень. И те черные глаза тетки в приемном отделении… Или показалось? Я сейчас, спустя время, в этом не уверен.

Так, – сказал я себе, – надо позвонить Светке и все у нее узнать! Срочно! И как-то с ней договориться и попасть к Глебу! И…