– Может мы уже пойдем отсюда? Я домой хочу.

– Пошли, – сказал я, и меня осенила новая догадка. Значит, измененные или зараженные сами не видят в себе изменений, не чувствуют заражения. Что это за болезнь такая? Голова кругом…

В это время Серый вышел на тротуар под моросящий дождь и оглядывался по сторонам. Лицо выражало тревогу и растерянность.

– Ты чего? – спросил я, подойдя к нему.

Он посмотрел на меня совершенно безумными и белыми глазами, прошептал:

– Я не знаю куда идти!

Вот так новости. Час от часу не легче.

Похоже, это заражение начинает проявляться побочными эффектами. Если у Петровича это необоснованная агрессия, то у Серого, наоборот, отупение и апатия.

Серый продолжал смотреть на меня испуганными глазами. Кажется, вот-вот заплачет, как ребенок. Было и смешно и страшно видеть это.

Я похлопал его по мокрому плечу.

– Пошли, я тебя провожу.

Он послушно кивнул, доверившись мне, и мы, не замечая моросящего дождя, не спеша пошли тихими дворами.

По дороге почти никто не попался. Пара пешеходов и несколько машин. Из-за дождя, глаза встречных увидеть не удалось – все прятались под зонтами или капюшонами. А в остальном вели себя, как обычно. Ничего не выдавало их принадлежности к звероидам или зомбакам – так я неосознанно разделил два типа зараженных. Звероиды и зомбаки.

Завернув за угол длинного дома, мы перешли аллею проспекта и на другой стороне вышли сразу к подъезду Серого. Я остановился.

Серый поднял глаза и, видимо узнав знакомые стены, расцвел в улыбке, только что в ладоши не захлопал от радости.

– Мой дом! – махнул он рукой. – Это мой дом! – И с радостным вскриком побежал к дверям.

Все, у парня кукушка съехала.

Совсем.

Я вытер с лица капли дождя, постоял минуту у дверей подъезда, пока Серый с радостными воплями вбегал на свой этаж.

И только одна страшная мысль крутилась в голове: ведь это только начало. Начало чего-то большого и страшного. И болезнь эта будет только усугубляться.

В кармане зазвонил телефон. Я вздрогнул, достал трубку. На экране надпись «Маринка».

– Ты где пропадаешь? – набросилась она.

– Нигде, у Петровича были, – ответил я и двинулся не спеша к дому. – Ну ты же знаешь у нас ритуал: каждый раз после получки мы собираемся у кого-нибудь дома и…

– Да знаю я! – перебила она. – Чего ты мне рассказываешь! Сейчас-то ты где?

– Я проводил до дома Серого и теперь сам иду домой.

– А что Серый до того нажрался, что до дома дойти не мог?

– Ну, что-то в этом роде, – ответил я, считая, что подробности ей знать не обязательно. – Он себя плохо почувствовал.

– Слушай, Ники-пупсик, хватит надо мной постоянно прикалываться!

– А я и не прикалыва…

– В общем хорош болтать! У меня батарейка садится. Я тебе, как обычно, звоню напомнить, что мы сегодня обещали со Светкой встретиться на дискотеке в парке, а потом идти в ночной клуб. Ты, как обычно, забыл?

– Да, вроде того, – лениво ответил я. Сейчас я меньше всего хочу видеть и Маринку и ее подружек.

– Вроде того? Ты что издеваешься? У нее же день рождения!

– Ну и что.

– Как ну и что? Мы должны поздравить ее.

– Почему «мы»? Она же твоя лучшая подруга, а не моя. Вот и поздравляй ее сама…

– Я что одна что ли должна быть? Я с тобой хочу! Что я одна буду делать?

– А я не хочу никуда идти! – огрызнулся я, а потом вспомнил. – И вообще-то она сегодня на дежурстве в больнице. С Глебом.

– Что? Как? У нее же выходной должен быть! Она…

Тут связь оборвалась. Наверное, батарейка сдохла, с облегчением подумал я, кинул телефон в карман.

Через минуту он опять противно заверещал.

Ну уж нет, хватит! Я не глядя выключил телефон. Пусть теперь звонит, сколько влезет.

У меня начала болеть голова. Я надеюсь, что это от проходящего похмелья, а не от той… непонятной заразы.

На всякий случай я потер глаза, проморгался. Нет, с ними вроде все нормально, хотя, как это определишь? И тут же достал телефон, включил камеру, навел на глаза, сделал снимок. Посмотрел и облегченно вздохнул – цвет глаз обычный. Потом усмехнулся – ведь Серый тоже никаких сам у себя изменений не увидел! Значит, и я у себя не увижу!

Черт!

Нет, это просто какой-то сюр.

Надо выпить, или я с катушек съеду. Тогда, может, и голова болеть перестанет.

Я свернул в ближайший киоск, постучал в окошко.

Из окна появилось опухшая злая небритая рожа.

– Чего надо?

По виду, он словно брат той тетки из больницы – черные злобные глаза, недовольство от одного обращения к нему, какое-то превосходство так и сквозит в этих людях. Ведь это я обратился к нему с просьбой – и не важно, бутылка пива или консультация о пациенте. Они будто бы берут власть надо тобой – дать-не дать, ответить-не ответить…

– Ты чего хотел-то? – снова задает вопрос рожа, свысока изучая меня. Вид, наверное, печальный: мокрый, жалкий, как бездомный попрошайка.

– Коньяка. Бутылку. – Говорю я.

Он ставит на прилавок армянский три звездочки.

Я показываю ему за спину.

– Нет, пять, вон ту.

Он что-то недовольно бормочет, меняет бутылку и издевательски добавляет:

– Оплата только наличными, терминал не работает!

Я сунул ему несколько купюр. Он порылся в коробочке, провозгласил:

– Мелочи на сдачу нет!

Я ухмыльнулся, взял бутылку и пошел. За спиной хлопнуло окошко.

От киоска до дома рукой подать, пару домой пройти.

Я заспешил поскорее с улицы, промок уже до нитки, да и желудок урчал от голода. Почти бегом покрыл расстояние до подъезда, ворвался внутрь, отряхивая куртку от сырости, вбежал на свой этаж. Открыл дверь ключом, тихо вошел в прихожую и прислушался. Похоже Маринки не было. Пошла к Светке в больницу? Возможно. Нашим легче. Ее я сейчас точно видеть не хотел.

Одна только мысль промелькнула: а у нее какой цвет глаз?

Сам себе усмехнулся: если судить по ее характеру, то точно черный. Все-таки она довольно злобная сучка, чего уж там. Но красивая. Это у нее тоже не отнять. Почему так редко бывает, что красота совпадает с характером, ведь в человеке, по словам классика, должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Да уж, должно. В идеале. А по факту…

В холодильнике я раздобыл кусок вчерашней пиццы, подогрел, нарезал лимон, взял стопку из шкафчика и со всем этим завалился в комнату. Расставил на столике, хлопнул первую и, не закусывая, включил телевизор: может там какие-то новости будут обо всем происходящем? Ведь не один я все это вижу?

В стране, да и во всем мире все было по-прежнему. Где-то война, где-то стройка, где-то коррупция. В общем, там, в глобальной реальности, все как обычно. Наш задрипанский городок никому не был известен. И никому не заметен. Хоть атомной бомбой его снеси – промелькнет скупая строка в общем потоке на ленте новостей. Один из тысячи городок затеряется в массе более глобальных и важных событий.

После опустошенной половины бутылки, стало немного легче, как-то воздушнее. Сидя в четырех стенах своей квартиры, все находящееся снаружи казалось другой реальностью, словно кино.

Под монотонное бормотание ведущих с экрана стало клонить в сон. Вот и прекрасно, подумал я. Самое то, расслабившись, спокойно отдохнуть.

Неожиданно громкая мелодия телефона, встряхнула меня, выводя из полудремы.

Если это Маринка – пошлю ее ко всем чертям, достала!

Я поднял телефон из-под столика (как он там оказался?), поднес экран к лицу: Ольга.

Вот уж неожиданно!

Я подобрался, сел прямо, прокашлялся в сторону, надеясь, она не поймет мое состояние.

– Да? – отвечаю я.

– Никита, привет! – слышу ее голос, всегда заставляющий меня волноваться.

– О, Оля, привет! Как ты? – спросил я, заметив, что голос у меня все-таки слишком радостный.

– Да ничего, помаленьку. А ты?

– Да тоже живем, знаешь, работаем, – я откашлялся. Меня всегда раздражают разговоры «ни о чем», кроме почему-то случаев, когда звонит Ольга. Ее голос всегда успокаивает меня, дает силы, а сердце заставляет биться сильнее. И даже не важно, о чем мы говорим. Просто слышать ее голос для меня как ностальгический бальзам на измученную душу. Особенно сегодня, как никогда я рад ее слышать.