– Чего это? – удивился Сергей, едва не поперхнувшись от внезапной перемены в голосе коллеги.
– А того это! Нужды ты не видал, мальчик. Свобода тебе по рождению дана. А мы ее кровью выбивали! Но вот сейчас на кой мне такая свобода – когда все есть и купить не на что? А? Молчишь? Вот и молчи, коль ни хрена не знаешь в этой жизни!
Сергей удивленно посмотрел на меня.
– Чего это он, а?
Петрович падает в кресло и начинает кулаками растирать себе глаза.
– Что у тебя с глазами, Петрович? – спросил я, закусывая свежим салатиком.
– Да черт его знает! Щиплет и режет, будто на сварку насмотрелся, хотя ничего такого… сам не пойму.
Я подошел к нему, присел на корточки у его ног.
– Ну-ка покажи. Да убери ты руки-то.
Петрович нехотя убирает руки. Я всмотрелся в его глаза. Вот, началось и у него – глаза темно-серые, без зрачков и всяких прожилок, словно накачанные дымом шарики или аккуратно покрашенные серой краской.
Я посмотрел на Сергея и подозвал его.
– Ну-ка, студент, посмотри. Может ты чего-нибудь умного скажешь.
Серый, нехотя оторвался от стола, подошел. Натянув на переносицу очки, вгляделся в лицо Петровичу.
– Хм, что-то стганное, Никита, согласен, никогда такого жирного прыща не видел.
– Да что ты вообще в жизни видел, чучело в биноклях! – огрызнулся Петрович и отпихнул его.
– Да кое-что и видел! – обиделся Серый и спешно вернулся на диван. – Больно-то мне и надо было смотгеть!
– Вот и не лезь больше ко мне!
Я подсел к Серому, схватил за руку, прошептал прямо в лицо.
– Ты что, ничего не заметил? В его глазах?
– Да ты что! – отстранился он. – С тобой все нормально?
Петрович встал, угрюмо ворча, подошел к столику. Серый весь сжался. Мне даже показалось, что у него коленки начали дрожать. Но Петрович спокойно налил себе полную стопку, залпом опрокинул и кинул вслед маленький маринованный огурчик. А потом его чернеющий взгляд уперся в Сергея, пока челюсти судорожно, со злостью перемалывали закуску. Серый молча опустил глаза и покраснел, разглядывая рисунок на ковре под ногами.
Петрович шумно сглотнул, открыл рот, чтобы что-то сказать, но, глянув на меня, улыбнулся и вернулся обратно в кресло. Серый облегченно вздохнул и неуверенно поднял глаза.
Тяжелое молчание затянулось.
– Ну так что притихли? – сказал я. Серый от неожиданности вздрогнул. – Петрович, видимо решил теперь пить в одиночестве? – я кинул на него осуждающий взгляд, тот как-то театрально отвернулся.
– Ладно, – продолжил я, – Серега, наливай.
Сергей, не поднимая глаз, трясущимися руками наполнил две стопки. Мы молча чокнулись и выпили, после чего он снова тупо воткнул взгляд в пол.
Напряжение нарастало.
Петрович зло сверкнул на меня потемневшими глазами.
Из коридора выглянула Клавдия Егоровна.
– Ребята, горячее будете? Я пельмешки сварю…
– Не надо ничего! – неожиданно выкрикнул Петрович.
– Ну, как же не надо…
Петрович вскочил, затряс нервно руками.
– Ты что, карга старая, не поняла что ли? Тебе говорят: ни-че-го не на-до!
– Миша, ты чего? – говорит она сдавленно, пятясь обратно в кухню.
Вот как! Ну дает, подумал я. Такого я от коллеги точно не ожидал. Кинул взгляд на Серого, но тот, кажется, еще глубже наклонился к ковру, словно пытаясь разглядеть что-то там совсем мелкое, пыль, может быть? Как я понял, от него сейчас проку никакого нет.
У Клавдии Егоровны, продолжающей стоять в коридоре, глаза наполнились слезами. Нормальные глаза. Видно, что она не ожидала от мужа такой грубой выходки.
– Петрович! Ты чего разошелся? – спросил я, вставая.
Он кинул на меня злобный взгляд, перевел на Серого, на свою жену.
– Что, вам что-то не нравится? Так в чем же дело? – рука его взметнулась и указала на входную дверь. – Можете все проваливать отсюда! И чем быстрее, тем лучше!
– Миша, как можно, – бормочет его жена за спиной. – Они же твои гости, друзья…
– Да мне насрать! – крикнул он и с вызовом посмотрел на меня, потом повернулся к жене. – И ты тоже можешь проваливать!
– Ты не прав, Петрович… – возразил я, делая шаг, но он сразу заткнул мне рот.
– А ты, Никита, не лезь! Это моя жена и мой дом! Так что…
И снова рука как шлагбаум указала на дверь.
Клавдия Егоровна за его спиной показала мне жестами, мол, не нагнетай, он не в себе, идите с богом.
У меня за спиной словно тень мелькает Серый, хватает свои вещи и исчезает за дверью.
– Ну? – слышу я злобный рык возле уха.
Поворачиваюсь и упираюсь носом в ухмыляющуюся физиономию Петровича и глаза, полыхающие черным, как угли, огнем.
– Вам особое приглашение надо?
Я медлю, знаю, что мне Петрович точно ничего не сделает, заглядываю ему в глаза. Но прочитать за черной завесой какие-то разумные мысли не удается. Их там попросту нет. Лишь безмерная злость, ненависть ко всем и слепая решимость сумасшедшего, готового идти до конца.
Именно в этот момент я стал догадываться в различиях людей с черными и белыми глазами.
ГЛАВА 6.
Серый убежал вниз по лестнице. Я стал спускаться следом, думая о Клавдии Егоровне. Я не видел цвет ее глаз, потому что она никогда при мне не снимала очки-хамелеоны – настолько они были привычны на ее лице. А под темными стеклами цвета глаз почти не видно, я даже их натурального цвета не знаю, не то что сейчас. Хотя, судя по ее поведению, они точно не черные.
Именно в эти минуты, пока я спускался по лестнице, мне пришла в голову мысль. Почему я видел только два цвета – черный и белый? Не считая Глеба. Но у него, видимо, какое-то другое заболевание или ее форма более серьезная, может, потому он и лежит без сознания в больнице. Остальные же люди живут обычной жизнью, чувствуют себя нормально, изменилось только их поведение.
И ведь это явно какое-то заболевание. Может инфекция? Вирус, заражение, эпидемия?
Я вышел, Серый стоял под козырьком подъезда, обхватив себя руками, и мелко вздрагивал. На улице и в самом деле было свежо, моросил мелкий холодный дождь, редкие прохожие спешили по тротуарам под зонтами или капюшонами.
Я тронул Серого за плечо. Он встрепенулся, повернулся ко мне.
– Что такое с ним случилось? – спросил он, широко раскрыв белые и грустные, как у собаки, глаза.
– Я не знаю. Мне кажется, он всегда такой был.
– Не был он таким никогда! Такое с ним пегвый газ!
Я решил спросить в лоб.
– А ты заметил, что у него глаза черные?
– Что? – не понял Серый. – Что значит «чегные»? Ногмальные они у него, только… злые!
– А у меня какие? – спросил я, приблизив к нему лицо.
Он мельком глянул мне в глаза, потом окинул взглядом с головы до ног и чуть отодвинулся.
– Ногмальные, зеленые какие-то, вгоде. Не знаю. А почему ты такие вопгосы задаешь? Пги чем тут цвет глаз?
– Да потому что у тебя они, например, сейчас белые, как молоко, – сказал я.
– Что?
– Не веришь, сам убедись. У тебя телефон с собой?
Роясь в карманах, он усмехнулся.
– У тебя, Никита, тоже с кгышей сегодня не все в погядке, ты знаешь?
Я пожал плечами, наблюдая за его суетливыми поисками и включениями телефона. Наконец он включил фронтальную камеру и посмотрел на себя, как в зеркало. Долго смотрел, несколько секунд, наверное, то отдаляя, то приближая телефон к лицу. Я затаил дыхание. Не заметно, чтобы он сильно удивился.
Он посмотрел на меня поверх телефона.
– Это что, Никита, такие шутки у тебя? Глупые, я тебе скажу.
– Так что ты увидел?
– Что, что… Глаза свои увидел, что же еще?
– И?
– И что? Что ты хочешь от меня услышать? Ногмальные они у меня, обычные! – и тыкает мне в лицо снимок со своего телефона. На селфи видно, что глаза белые. Я задаю естественный вопрос:
– И это по-твоему нормальные глаза?
Он сокрушенно вздыхает, оглядывается на дверь подъезда, обращается ко мне.