Антон присел за столик и заказал чай с лимоном. В «Утренней Росе» был совершенно необыкновенный чай с лимоном. Кафе тщательно оберегало рецепт «Лимонной услады». Секретный рецепт заваривания не был выпытан даже обаятельным Богданом, любимцем всех на свете девушек-официанток, хотя попытки выведать сорт чая и порядок заваривания предпринимались им при каждом посещении кафе.

Они молча цедили «Лимонную усладу». Антон ждал. Наконец, Марта заговорила, со звоном поставив чашку на блюдце. Звон прозвучал как удар гонга. Словно они вышли на ринг.

– Тоша, сколько мне лет?

– Тридцать… один, – растерялся Олевский. – Мы же на одном курсе учились.

– Мне тридцать четыре, – сказала Марта, водя пальцем по ободку чашки. – После школы я несколько лет путешествовала по Новому Свету, готовилась к поступлению, хотела пойти в Харвардский Магический… я ведь рассказывала. А ты не помнишь. Теперь тебе понятны мои претензии?

– Марта, – сказал Антон, пытаясь смягчить жесткость в голосе.

Мама всегда жаловалась, что отец не умеет разговаривать с женщинами, и Тони вот… тоже не умеет, должно быть, наследственное. С другой стороны, брат Владими́р – редкий дамский угодник.

– Марта, – повторил Антон, подыскивая правильные слова, которых у него не было.

Она тряхнула волосами, покусала губу.

– Я так больше не могу. Я уже давно не понимаю, кто мы друг другу. Твои попытки… отстраниться, отгородиться, нежелание сближения…

– Я – вендиго. Мы не сближаемся с обычными людьми.

– Да, конечно. Скажи это своему разлюбезному Богдану. Друзья не разлей вода. А мне – крохи, с самого начала. Одни отговорки, – Марта не поднимала голоса, но пальцы на ручке тонкой фарфоровой чашечки задрожали.

– Я всегда был с тобой честен.

– О, конечно! Ты – вендиго, ты не совсем человек, тебе нужно много личного пространства, ты не можешь жениться, потому что в молодости был обручен… по какому-то странному, варварскому обряду… с маленькой девочкой…

– Она спасла мне жизнь.

– О боже, я помню, помню! Спасла тебя и пропала, лишив Дара богатства. Хорошо еще, что после всего случившегося ты не лишился магического потенциала полностью.

– Я отношусь к этой потере очень спокойно – на кону стояла моя жизнь. Магия при мне, а Дар богатства… нет, я не жалею.

– Я тоже, Тоша! Но ты оказался связан обещанием. Тоша, я навела справки. Чтобы расторгнуть магическую помолвку нужно просто обратиться к жрецам в Храме Белолики или Чернолики и во всеуслышание объявить о расторжении. Скажешь, не знал? Только не ври!

– Знал, – спокойно ответил Тони. – И ты знала, что…

– … что из нас двоих только я люблю? Да. Признаюсь, я жила иллюзиями. Но я… действительно любила. И готова была терпеть твои… особенности. Даже то, что ты потерял Дар вендиго. Разве я хоть раз тебя попрекнула? Мне нужен был ты, а не миллионы Олевских.

Антон мог бы многое сказать Марте. О неискренности, ее тщательно скрываемой любви к деньгам и его нежелании сделать ей больно, иными словами, о вынужденном принятии чужой любви и скрежете зубовном.

– Твоя мама не раз повторяла, что в случае женитьбы, семья поддержит тебя материально, обеспечит будущее внуков. Тогда в чем проблема? Чего тебе не хватало, Тони? Ты уверен, что в тот день твое сердце все-таки осталось при тебе?

– Оно осталось при мне. Ты много раз слышала, как оно бьется.

– Да, слышала – ровно и мерно, – она фыркнула.

С таким подходом Тони точно умрет холостяком, без детей и других радостей простой жизни. Марта не поверит, если он скажет, что хочет семью. Однажды. Не с ней.

– Но в нем все занято, да? Наукой. Твоими экспериментами.

– Как его зовут?

Она на секунду сбилась. Красивое, холеное лицо приняло еще более холодное выражение.

– Ной. Ной МакАлистер. Мы познакомились при посольстве.

– Младший МакАлистер? Наследник МакАлистеров, альбионского гиганта-производителя кристаллов повышенной мощности?

– Да.

– Я рад.

– Я тоже.

– Ты счастлива?

– Да.

«Приревнуй, – сказали ее глаза, – пойми, от чего отказываешься. Одумайся».

– Мы останемся друзьями? – спросил Антон, выдержав тоскливый взгляд. – Я не хочу терять твою дружбу. Мы столько всего пережили вместе.

– Я… я… не знаю. Мне нужно время. Прости, – лицо Марты немного смягчилось, но лишь на несколько секунд, только лишь, чтобы произнести заготовленную фразу: – Я желаю тебе найти ту… единственную. Чтобы ты полюбил. И чтобы она отомстила тебе за всех нас.

… Звонок Капалова застал Антона на полпути к поместью родителей.

– Антоша, дорогой, – Тони словно воочию видел, как Иван Дмитриевич с жалобным выражением на добром лице разводит руками. – Не вышло. Уж как я распинался, уж как давил – не уговорил, прости старика. Финансирование сократили, дюжине проектов от ворот поворот.

Антон долго успокаивал не на шутку расстроившегося профессора, повторял, что найдет деньги на исследования сам. Потом всю дорогу перебирал в голове возможные варианты. Кредит под залог квартиры? Вряд ли ему дадут столько за крошечные апартаменты в новом районе, он совсем недавно выплатил ипотеку. Попросить у матери? В долг, разумеется. Она даст, но будет переживать – не из-за денег, из-за того, что Тони опять приходится рвать жилы. У брата взять? У Владими́ра предвыборная гонка, вряд ли он сможет выделить достаточную сумму.

Нельзя останавливаться, только не сейчас, когда он близок к победе. Нужен материал для испытаний, нужны добровольцы, да и статистика собрана лишь на восемьдесят процентов. Сделать прорыв, а потом уже обращаться в Совет? Нужно что-то, что затронет донаторов за живое, покажет практическую пользу его работы, ее потенциал. Поглощенный мыслями, Антон и не заметил, как миновал золотые поля, реку, сады и деревню, опомнился, вернулся, заехал в Олевку и попросил бабу Марью собрать букет лучших розовых роз из ее оранжереи.

Мама сидела на веранде, пила чай и смотрела, как берейтер объезжает на поляне пегого жеребца.

– Твой отец подарил, – довольно улыбнулась она, подставляя щеку для поцелуя и принимая букет. – О, милый, ты знаешь мои слабости. Почему этот сорт никак не хочет у меня приживаться?

– Он слишком нежен для морского бриза.

– Я тоже нежна, а прижилась. Это все вы, Олевские, со своим темным коловратом. Рядом с вами цветы не цветут и птицы не поют.

Мама как всегда преувеличивала – возле дома жили соловьи, жили и не тужили, судя по ночным руладам.

– Хорош, – сказал Антон, садясь и наблюдая за изящной полуиноходью коня.

– Назову его Мартин. Буду выезжать на рассвете и топтать росу на полях. Ты выглядишь подавленным, Тоша. Мне не нравится это грустное выражение в твоих глазах.

– Мы с Мартой расстались, – Тони все еще сомневается, стоит ли рассказывает о неудаче на научном поприще, а вот поделиться личным – самое время.

Как Антон и ожидал, Анна Лукинична сдержанно обрадовалась:

– Я всегда говорила, что эта девочка не сможет стать полноценной подругой вендиго. Она слишком человек.

– Ты тоже человек.

– Ох, дорогой, я давно в этом сомневаюсь. Но я хотя бы представляла, на что иду, соглашаясь стать женой Снежного Воина. Я и в юности была умна и знала, что получу в одном комплекте с богатством, долгожительством, верностью и защитой от всего, что может угрожать моим будущим детям. Но я до сих пор не могу сказать точно, что перевешивает на этих весах, где с одной стороны благословения, а с другой – изъяны Дара Олевских.

– У меня больше нет Дара вендиго.

– Ты не можешь знать это наверняка. Способность привлекать богатство и удачу – это не весь Дар вендиго. У каждого своя судьба, можно потерять талант поддерживать благополучие, но не предназначение. Однажды этот момент может наступить. Ты это знаешь, сыночек. Ты ведь помнишь…

… Да, он помнил. Ему было десять. Влада отправили в школу, а Антон еще учился дома и с нетерпением ждал одиннадцатилетия.