По факту, революция 27 апреля была банальным военным переворотом, только покрашенным в красный цвет. Этот переворот отличался от привычных для страны, только тем, что покусился на традиционный жизненный уклад.

Можно было бы терпеть и даже сотрудничать с военной хунтой Тараки-Кармаля-Амина, если бы они были едины. Так нет, они начал драку за власть между собой, а вернее между родовыми кланами.

В стране отсутствует рабочий класс, а трудовое крестьянство неграмотно и очень религиозно. Опереться нам не на кого. Там больше 20 тысяч мечетей и, следовательно, более 100 тысяч служителей религии, которые выступили против режима Амина, сдуру объявившего месяц назад о ликвидации института церкви. Народ не стерпел, и развернул партизанскую войну против «народного» правительства. Изгнанная из Мавераннахра исламская нечисть, воспользовалась ситуацией и хлынула из своих нор в Пуштунистане на помощь единоверцам.

Исторически сложилось так, что в каждом афганском дворе, у каждого кочевника есть винтовка, из которой умеют отлично стрелять не только мужчины, но и женщины и даже дети. Афганистан никогда не имел сильной армии, но зато был силён массовым народным ополчением. Для удержания страны придётся воевать с этим ополчением, то есть с народом. Ненависть народа будет направлена против нас. Мы выступим в роли агрессора и захватчика. Сами понимаете, как это отразится на международной арене.

Теперь о вероятной реакции мирового сообщества…

— С этим всё понятно, нас и так после бомбёжки Пакистана объявили Империей Зла, — перебил его Громыко. — Хуже уже не будет.

— Подождите, Андрей Андреевич, может быть и гораздо хуже. — В голосе Федорчука послышались стальные нотки. — Если нам придётся проводить массовые карательные операции по умиротворению мятежных кишлаков, хлынет волна беженцев в тот же Пуштунистан, а также в Иран и Пакистан. Нас уравняют с Гитлером. Пойдут прахом все наши усилия по разрядке международной напряжённости. Канут втуне все наши усилия последних 20 лет.

Я ещё раз подчеркну, что ситуация сегодня сильно осложнена тем, что на территории Мавераннахра работает несколько сотен наших граждан. В основном геологи, но есть и строители, партийные и военные советники. Неделю назад прямо из Кабульского аэропорта был похищен выдающийся советский геолог Охримюк. Судьба его неизвестна. С требованиями выкупа никто не обращался. Поэтому моё мнение, а также мнение руководства военных советников в лице Горелова Льва Николаевича, нашего посла и других компетентных товарищей единодушно, — как можно скорее эвакуировать всех наших за исключением дипкорпуса.

Федорчук закончил выступление и вернулся на место.

Над столом заседаний повисло тягостное молчание. Трудно было придумать аргументы против столь весомых замечаний. Тем не менее, и Суслов, и Устинов, и Громыко нашли к чему придраться и около получаса ещё продолжались жёсткие прения. Наконец слово взяли, казалось, дремавший Брежнев.

— Товарищи! — голос его был непривычно твёрд. — Мы послушали главу наших разведчиков, и я понял, что решение не терпит отлагательства. У меня есть следующее предложение. Я поддержу эвакуацию наших специалистов. Оставить следует ещё военных советников. Помощь военную по подписанным договорам мы должны оказать в любом случае. СССР не должен получить славу нечестного партнёра. Что бы ни случилось, а свою часть договора мы выполним. Новых договоров мы заключать не будем до полной стабилизации ситуации в стране.

Андрей Андреевич, — он повернулся к Громыко. Тебя я попрошу найти способ связаться с Захир-Шахом. Надо убедить его взять на себя труд по умиротворению страны. Пройдёт месяц или два, Кармаля повесят как у них принято, но лучше не станет, народ устанет бунтовать, и поддержит старого короля, или как там он у них называется? Падишах? Мы короля поддержим по-тихому, негласно. Так чтобы он сам даже не догадался. Иначе он не согласится.

— Леонид Ильич! — в голосе министра иностранных дел слышалось искреннее возмущение. — Вы что же предлагаете взять в союзники монарха? Это же…, — он не мог сразу подобрать нужное сравнение. — Как может пролетарское государство сотрудничать с пережитком средневековья?

— Андрей Андреевич, ты, наверное, забыл, как СССР успешно сотрудничал в войну с Великобританией. Тоже, между прочим, пережиток средневековья, да ещё и откровенно враждебное нашему пролетарскому государству. А с Захир-Шахом мы нормально общались, на охоту ездили. Нормальный адекватный политик, понимает, что к чему. Не то, что эти придурки из НДПА хоть и марксисты. Как же они меня утомили в прошлом году своими требованиями ввести войска.

Решение было принято сенсационное. Эвакуировать в первую очередь всех гражданских специалистов, медиков, геологов, строителей, во вторую всех партийных советников, а в третью вместе с военными советниками и Бабрака Кармаля. Самого главу афганского государства детали и сроки афганцев решили не посвящать. Ведущиеся на территории страны стройки решено было законсервировать до лучших времён.

В конце июня в самую жару взбунтовался гарнизон национальной гвардии в Кабуле. Причиной бунта был элементарный голод. В столице ощущалась острая нехватка продовольствия, топлива и воды. При этом воровали все и на всех ступенях власти. Так как солдаты национальной гвардии были замешаны во многих карательных акциях, они боялись расправы мятежников, однако уменьшение пайка привело к отчаянному возмущению и рядового, и офицерского состава. К тому же прошёл слух, что лидеры повстанцев объявили амнистию всем, кто с оружием в руках перейдёт на их сторону.

Личная охрана Бабрака Кармаля ничего не смогла сделать, хоть и отчаянно сражалась на пороге резиденции диктатора. Выстрел прямой наводкой из гаубицы поставил последнюю точку в жизни несчастного и неудачливого Кармаля. У него отобрали автомат, из которого он не успел сделать ни одного выстрела, долбанули прикладом в лицо, выволокли из кабинета и вздёрнули на воротах.

Генералу Горелову удалось организовать переговоры с Ахмат Шахом Масудом и договориться о пропуске колонны дипломатической миссии СССР до границы. Масуд даже выделил отряд сопровождения для переговоров с другими полевыми командирами, не подконтрольными ему напрямую.

28 июня в Кабул с севера от Тарахеля вошли моджахеды Ахмад Шаха Масуда, город замер в страхе перед неминуемым возмездием. Однако, не встретив сопротивления, Панджшерский Лев ограничился введением в городе комендантского часа и шариатских судов. В первый же день были уволены все работавшие женщины, и отчислены студентки колледжей и университета. Строго предписывалось всем гражданам без исключения соблюдать нормы и предписания ислама.

Если с правительственными войсками Масуду пришлось наводить элементарный порядок, то пуштунская исламская партия «Хезб-и-Ислами» и её лидер Гульбеддин Хекматияр решили воспользоваться плодами чужой победы. Уже вечером город был подвергнут артобстрелу из трофейных орудий, захваченных армией Хекматияра. Гражданская война вышла на новый виток.

Сквозь деревянные жалюзи пробивались яркие лучи Апеннинского солнца. Они рисуют на керамическом полу спальни контрастные полосы. Утром, даже в жарком июле, для привычного к азиатскому пеклу человека, прохладно. Бывший король Афганистана Мухаммед Захир-Шах, зябко поёживаясь, натягивает на сухие стариковские плечи чёрный шёлковый халат.

— Милый, тебе бы сейчас белую чалму, — улыбается ему Хумайра. — Был бы как имам перед намазом. Как раз и время почти не проспал.

— Проспал всё-таки, намаз следует совершать перед самым восходом солнца, — король произнёс назидательным тоном и погладил гладкую макушку, как будто расправил складки, — а не тогда, когда оно уже над горизонтом.