— Одно… Одно не мешает другому, — произнес резко постаревший Дамблдор. — Я имею в виду и твою шутку, и твои добрые намерения, Гарри. Мне правда было очень приятно. И… Я прошу прощения за…

— …За один из двух вариантов? Или Вы хотели окончательно поссорить нас с Гермионой…

— Нет! Нет, Гарри! Я не думал, что…

— …Или Вы случайно чуть было не открыли мне очередную скрываемую Вами неприятную тайну, считая, что она мне уже известна. Точнее, все равно что открыли: у меня есть и хорошая догадка, и достаточно данных для ее проверки… А «Обливиэйт» на наследника Блэков в доме Блэков… Пусть даже сейчас я всего-то наследник второй очереди…

О том, что он, похоже, быстрее Дамблдора, как и о том, что хороший окклюмент, по забытым, но предусмотрительно записанным им в прошлом году словам профессора Снейпа, вполне может противостоять заклинанию Забвения, Гарри, само собой, умолчал.

— Ты считаешь, что я способен…

— Я не считаю, я знаю. Миссис Кейн, помните? Может быть, для Вас она и всего-навсего маггла… И я не про тот случай с этой ужасной памятью, я про более ранние… вмешательства. И чем я, маленький глупый шахид, лучше нее?

— Гарри, я клянусь, что никогда не пытался и не буду влиять на твою память магией — неважно, чарами, зельями или иным способом! Я готов дать тебе Непреложный Обет в этом!

Гарри отметил, что про его друзей, в частности, Гермиону, как и про немагические способы, Дамблдор снова умолчал. Да и про Зелье Доверия на первом курсе, то самое зелье, которое вывела из него хитроумная мисс Грейнджер — тоже. Ну да, это ведь не память была, а чувства?

— Я знаю, сэр. Пусть это так и остается. А Обет… Я думаю, что мы обойдемся без него. По крайней мере, пока. Тем более, что даже миссис Кейн смогла противостоять вашему стиранию памяти, причем неоднократно, а я многому у нее научился. Ну что ж… Вы расскажете мне о том, о чем проговорились, или мне додумать самому? У меня довольно богатая фантазия, знаете ли…

— Это случилось на Прощальном Пиру после твоего первого курса, Гарри, — голос старика дрожал. — Твои пальцы были в бинтах после схватки с беднягой Квирреллом, и мисс Грейнджер сказала, что будет твоей правой рукой.

— Да. И левой тоже. Эта фраза была единственной, звучавшей близко к обычным… пассажам профессора Трелони. А значит, что-то подобное есть и в Пророчестве.

— Уважая твои желания, я не буду цитировать Пророчество полностью, но один его фрагмент звучит как «…падет один от руки другого». Наиболее вероятное прочтение этой фразы — не то, что один из вас с Томом будет убит другим, но то, что КАЖДОМУ из вас суждена эта участь. И… эта часть как раз и давала тебе возможность пережить битву. Особенно после того, как Том создал якорь из змеи уже после того, как оставил в тебе кусок своей души.

(Примечание: «…and either must die at the hand of the other…» — наиболее общее значение слова «either» — «каждый из», а не «один из», как в большинстве русских переводов — АФ)

— То есть… То есть, согласно Пророчеству, я должен пасть от его руки… но, чтобы оно исполнилось еще и в отношении Тома… да еще и с устранением его последнего якоря перед этим… Я должен был каким-то образом выжить, ну, или вернуться, и лично покончить с ним. Но если «моей рукой» будет кто-то другой, все эти сложности совсем не обязательны. Что ж… Меня и это тоже вполне устраивает, сэр. Это дает гораздо больше уверенности в том, что Том будет остановлен. А Вы, как я понял, решили, что я рассердился на Гермиону за то, что она якобы обрекла меня на смерть?

— Я… Я действительно так подумал, Гарри.

— Надеюсь, Вы не сообщили об этом еще и ей? В попытке примирить нас?

— Нет. Я пришел к этому решению, только когда узнал, что ты знаешь и о… якоре Тома, и о…

— Ну, у Вас была целая ночь, да и утром Вы выглядели не лучшим образом, сэр, так что Вы вполне могли успеть послать к ней, скажем, Фоукса.

— Я не мог решиться…

— Вот и замечательно. И… Спасибо, что обратили на это мое внимание, профессор. Гермиона… Она могла дойти до этой мысли самостоятельно, и нам срочно надо поговорить. И еще одно.

— Да, Гарри?

— Благодарю Вас за честь поработать с Вами, сэр. И там, на скалах, и потом, в пещере… Это было великолепно.

— Спасибо, Гарри. Спасибо. И… Надеюсь увидеть тебя в школе.

— Увидимся в школе, господин Директор, сэр.

Гарри не знал, сколько времени он простоял, сдерживая свою магию от взрыва, который неизбежно разбудил бы крестницу. Наверное, это было довольно долго: по крайней мере, теперь он уже не напоминал белобрысую прилизанную соплю. Но когда он пришел в себя, то обнаружил, что уже второй раз за несколько дней его нежно обнимают женские руки. Хорошо еще, что Флер была значительно ниже Пенни, так что позиция была не такой… компрометирующей.

— `Арри, — сказала она, и юноша почувствовал, как его заледеневшую душу омывает нечто… Он не мог описать это, но, возможно, это «нечто» имело отношение к недоступной для него с недавних пор любви.

— Все нормально, Флер, — криво усмехнулся он, слегка отстранившись. — Все совершенно нормально. А близнецы — гении, не так ли?

— Да, — согласилась она, отталкивая ногой валявшиеся на полу рядом с ней длинные шланги Удлинителей Ушей; теперь они были уже не розовыми, как ранние модели, а почти полностью прозрачными, как человек под Скрывающими Чарами или не слишком качественной мантией-невидимкой. — Я… Я не знаю, как я не пгокляла этого стагого интгигана пгямо через двегь…

— Старикан еще вполне может пригодиться для чего-нибудь, — подмигнул ей Гарри. — Там, на берегу, он и правда был очень хорош. Сто с лишним лет опыта не пропьешь…

— Мне кажется, сегодня вечегом он постагается опговеггнуть эту гипотезу, — фыркнула Вдовствующая Леди Блэк. — И, `Арри, — она положила руку на плечо юноши, и его снова почти накрыло волной… нежности? Заботы? Ласки? — Я помогу тебе всем, чем смогу. Всем, что тебе понадобится.

— Тогда, — он задумался. — Тогда сделаешь мне кофе, Флер? Большую чашку крепкого кофе, хорошо?

====== Пять Плюс Два ======

Гарри остановил усталый мотоцикл у большого беленого дома с пятнисто-бурой от времени черепичной крышей. Лежавший в тени у забора огромный кудлатый пес, даже побольше Зорга, только не черный, а грязно-белый, и ухом не повел: все равно по двору туда-сюда бегали обитатели усадьбы и многочисленные гости. В основном это были молодые парни и девушки в деревенских парадных нарядах, изредка чуть более степенно шествовали люди в возрасте, ну а совсем уж почтенные старики сидели в заплетенной виноградом беседке и, как полагал гриффиндорец, обсуждали за кувшинчиком погоду и падение нравов подрастающего поколения.

— Гарри! — на крыльце появился Виктор Крам, тоже в белой, расшитой красным узором, рубашке, черной вышитой жилетке, свободных штанах и мягких сапогах; его лицо теперь украшала аккуратная бородка. — Ден добрый, друг мой!

— Привет, Виктор! — улыбнулся гриффиндорец, снимая шлем. — Когда вам тут положено подарки вручать?

— Позже. Мы должны делат болшой свадба, как в старые дни, на всю седмицу. Иначе старики не простят: и так в високосен год женим се, да еще и летом: так не принято, но Лаванда надо успет в Дурмштранг. Сегодня толко третий ден из сем, главное будет завтра.

— Извини, Виктор, не мог приехать раньше. Дела.

— Я знат. Проходи в дом, мотор вон там став!

Гарри вкатил «Харлей» во двор и оставил его под навесом, рядом с изрядно помятым советским джипом армейского образца и сверкающей лаком легковушкой в стиле американских машин пятидесятых или шестидесятых годов, с весьма травмоопасной фигуркой оленя на капоте. Из заднего отсека джипа торчал ствол здоровенного, калибром чуть меньше полудюйма, ружья.

— Это от прадед, — ткнул пальцем в ружье Крам. — Еще с освободителна война, против турки, почти сто двадцат лет назад. Потом дед с ним против Гриндевальд воеват, потом отец. Он застреливат из него сам оберштурмбаннзауберер Лемке, из засада.