— Надеюсь, Гарри, ты понимаешь, как важно убедить Драко Малфоя вернуться в Хогвартс? Только в этом случае я буду иметь шанс поговорить с Леди Нарциссой Малфой и через нее — с Кричером.

— Ну… Если Вы дадите Драко право безнаказанно издеваться над магглорожденными, я думаю, он вполне мог бы решить, что Хогвартс станет для него лучшим вариантом, чем Дурмштранг, куда магглорожденных просто не берут.

— Я думал…

— Вы ведь думали предложить ему пост префекта шестого курса вместо Нотта, сэр? После его соучастия в смерти профессора МакГонагалл?

— Гарри… Ты знаешь, как я относился к Минерве. И я считаю, что ее смерть — в значительной степени моя вина. И ты также не хуже меня знаешь, что Драко не имел к этой трагедии никакого отношения.

— Ну… Вам придется убедить в этом профессора Спраут, лично лишившую поджабников всех привилегий Хогвартса, — пожал плечами Гарри. — А значит, и весь Хаффлпафф. И Рэйвенкло — никто из их парней не лег под Жабу… потому что их же девчонки прочитали им своего рода лекцию. И я уже не говорю о Гриффиндоре.

— Да, я знаю, что мистер МакЛагген подал прошение о переводе как раз в Дурмштранг.

Гарри горько и зло засмеялся.

— Удачи засранцу. Вы же в курсе, профессор, что по договоренности с семейством Крам в Дурмштранг переводится еще и Лаванда-Пока-Еще-Браун? Боюсь, говнюка ждет масса сюрпризов: у Лаванды прекрасная память и очень твердые моральные принципы.

— Мне казалось, что правильная мораль включает в себя умение прощать…

— Прощать случайную ошибку? Да, возможно. Но сознательные действия… Да даже и случайные, если последствия… необратимы… Знаете, профессор, прощать таких, как Драко… Ну или Том… можно, только если они раскаялись. Без зелья раскаялись. Сами. И… начали и продолжают делать все возможное, чтобы исправить свои ошибки. Тогда… Тогда да, можно. А прощение без раскаяния — что ж, как сказал на четвертом курсе профессор Грюм, это просто воспитание безнаказанности и поощрение к дальнейшим… ошибкам. Еще более тяжелым.

— Моя задача — спасение детских душ от Тьмы, Гарри. Я боюсь, что своего рода окончательные наказания только сильнее ожесточат их.

— Всех?

— Что?

— Ваша задача — спасение всех душ или только темных? Как считаете, может ли изначально светлая душа, видя безнаказанность Тьмы и терпя от нее издевательство за издевательством, стать… не такой светлой? Возьмите, например, того же Тома. Почитайте о нравах в тех приютах… Боюсь, он начал проявлять свою магию именно в ответ на издевательства или даже домогательства со стороны старших… или со стороны взрослых. Помните слова мистера Слагхорна? Или Вы считаете, что Том изначально был злым? С пеленок?

— Он был зачат и рожден без истинной любви, поскольку Меропа околдовала отца Тома любовным зельем…

— То есть его судьба была предрешена даже не при рождении, а еще до него? — поднял бровь Гарри. — Это относится ко всем злодеям, сэр? Стоит ли их сажать в Азкабан, как только они родились, или стоит подождать, пока им исполнится хотя бы пять лет?

— Я не готов сейчас говорить о Томе, — вздохнул Дамблдор. — Или о мисс Блэк, на которую ты намекал. Полагаю, позже мы можем вернуться к этому вопросу… К обоим этим вопросам. Но сейчас меня беспокоит, как вернуть в Хогвартс Драко. И я вновь вынужден напомнить тебе о важности этой задачи.

— Я мог бы поддаться ему в квиддич, — предложил гриффиндорец. — У него это старая мечта, победить меня хотя бы в погоне за снитчем. Думаю, если он хотя бы изобразит раскаяние, его можно было бы допустить в команду. Ну, понятно, не надо ему говорить, что я поддамся, но уж Вам-то будет не слишком сложно внушить Дракусику, что у него есть неплохой шанс?

— И ты готов подвести своих товарищей по команде? Я предпочел бы не лгать мальчику, даже говоря всего лишь о возможностях.

— Если это поможет моим друзьям выжить в неизбежной в случае возвращения Тома войне — даже секунды раздумывать не буду.

— Это… очень по-слизерински, Гарри.

Юноша усмехнулся, надеясь лишь, что его улыбка не будет столь же гаденькой, как у Малфоя-младшего.

— По-моему, уже весь Хогвартс в курсе, что изначально Шляпа предлагала мне Слизерин. И если бы я столкнулся у мадам Малкин с Терри Хиггсом вместо моего… донора, я вполне мог бы оказаться именно там.

О иных критериях выбора Дома он, разумеется, умолчал.

— Хорошо, и спасибо за предложение, Гарри, — с легкой тенью удовлетворения блеснул очками Дамблдор. — Я полагаю, это то, с чего можно хотя бы начать. Но, если не возражаешь, я хотел бы обсудить с тобой еще один вопрос. Сразу говорю — трудный и неприятный для тебя вопрос.

Во рту у юноши пересохло: он не знал, о чем именно намеревался говорить с ним Повелитель Памяти, но вот о ком именно, было кристально ясно.

— Гарри, — вздохнул директор. — Я понимаю, что пытаюсь вмешаться не в свое дело… Но ты упомянул, что совершенно естественно простить того, кто совершил случайную ошибку, не имея в виду ничего плохого?

— Я действительно так считаю, — кивнул слегка изумленный Гарри; его худшие ожидания почему-то не оправдались.

— Тогда я бы очень просил тебя простить мисс Грейнджер.

— ЧТО?! — от него потребовалось все самообладание всех самых стойких Маленьких Гарри, чтобы не разнести все в гостиной в мелкие дребезги сорвавшейся с катушек магией.

— Я не хотел причинить тебе… дополнительную боль, — виноватым тоном продолжил Дамблдор, — но я уверен, что она говорила… и затем действовала… из лучших побуждений. Возможно, в этом снова была моя ошибка, но я просто не мог рассказать о Пророчестве одиннадцатилетнему мальчику и уж тем более двенадцатилетней девочке, которой это пророчество формально даже не касалась.

— Так, — Гарри немного успокоился. — Простите, профессор, я ничего не понимаю.

— Вы… Вы поссорились не из-за….

— Я даже не слышал этого пророчества. Оно разбилось. И я его действительно не слышал. Да и не хочу — я говорил Вам об этом несколько раз.

— Значит, его слышала только мисс Грейнджер. И, возможно, Сириус.

— Почему Вы так считаете, профессор? — Гарри был спокоен: это был бой. Очередной бой.

— Во-первых, я льщу себя надеждой, что даже если я изучил тебя и не слишком хорошо, Гарри, то вполне достаточно для того, чтобы понять, что ты не можешь проигнорировать даже столь мало ценимый тобой… источник информации. Во-вторых, мисс Грейнджер, откровенно презиравшая Прорицания, не только сдала экзамен СОВ по этому предмету на проходную оценку, но и, насколько я знаю, планирует записаться к профессору Трелони на курс ЖАБА. И произошло это примерно в то же время, когда Том старательно выманивал тебя в Зал Пророчеств, а ты в это же время, как я понял, выманивал туда же его самого.

— Понятно, — Гарри оперся переносицей на кончики пальцев. — И Вы решили…

Он лихорадочно рассуждал. Дамблдор говорил об одиннадцатилетнем мальчике и двенадцатилетней девочке. Что могла отмочить Гермиона с девятнадцатого сентября девяносто первого по конец июня девяносто второго? Причем такого, что это всплыло только через четыре года, в связи с…

Черт! Это было… Ну да, что же еще?!

— Простите, профессор, — он изобразил улыбку. — Я все время забываю, что никто, кроме меня на четвертом курсе, не дарил Вам теплые носки. Кстати, спасибо Вам за ответный шарф!

— Носки? — удивился Дамблдор.

— Вам все время дарят книги, Вы сами говорили мне об этом тогда, на Рождество моего первого курса, перед Зеркалом. Это значит, что у Вас есть соратники, уважающие Вас подчиненные, подхалимы, наконец… Которые дарят подарки не Вам, а видимому им образу. Носки… Носки Вам подарил бы тот, кто видит в Вас не Верховного Колдуна, Грандмастера Трансфигурации или Директора, а просто Альбуса Дамблдора, старого человека, у которого зимой мерзнут ноги. У миссис Кейн они всегда мерзли, — пояснил он. — А значит, у Вас нет ни друзей, ни… Значит Вы одиноки и… не очень разбираетесь в… некоторых чувствах, хотя и используете их для манипулирования людьми. И… простите, те четыре разных носка — это частично была шутка, а частично… Частично я действительно хотел сделать Вам приятное. Просто так.