Змея решительно помотала головой.
— Жалко, — вздохнула девочка. — Тогда стлашилища плидут опять, и мне снова будет сниться котенок, котолого повесил Лоди, и птички, котолых убил стлашный дядька. И я буду помнить только их, а не маму с папой. И я, навелное, не узнаю их, когда тоже умлу.
Змея дернулась и, развернувшись, подползла к вороху тряпок, обвив девочку кольцами.
— Ты все-таки лешил меня убить? — спросила девочка. — Ты холоший. Только холодный. Тут все холодное, — сердито сказала она.
Тем не менее она положила голову на покрытый чешуей бок рептилии и слегка успокоилась.
— Ты будешь со мной все влемя? — спросила девочка; змея помотала головой и что-то прошипела. — Жалко… — снова вздохнула девчушка. — Между плочим, меня зовут Бел-Лат-Ликс. Беллатликс Блэк из Лода Блэк. Но сталые дядьки и тетьки посему-то называют меня Лестлейндж, как Лоди и Лаби. Дулаки, — нахмурилась она.
Змея кивнула.
— Ты тоже думаешь, что эти дядьки и тетьки дулаки? — удивилась девочка. — И Лоди и Лаби дулаки, — добавила она, чуть-чуть подумав. — Они говолят, что вешать котят весело. А это совсем не весело. Потому что котята осень гломко пищат, когда их вешают. Сталые дядьки сказали, сто я высла замуж за Лоди и тоже стала плохой! — пожаловалась она. — И еще что я влюбилась в того стлашного дядьку, котолый убивал птичек. И я тоже убивала людей. И, навелное, котят. И птичек тоже. Но я этого не помню. Совсем не помню. Навелное, они влут. Они же влут, да?
Змея дернулась и, стремительно развернувшись, метнулась в противоположный угол камеры.
— Значит, я плавда стала плохой? И ты на меня тоже селдишься? — почти заплакала девочка.
Змея не ответила. Ее скрутило, контуры чешуйчатого тела расплылись, и рептилия превратилась в обтянутую облегающим черным костюмом фигуру. Первым делом превратившийся из змеи в человека юноша залез в карман, достал плитку шоколада и закинул ее в рот.
— Папочка! — взвизгнула девочка, практически выпрыгнув из кучи тряпья. — Папочка, ты плишёл за мной! Ой…
— Привет, — голос молодого человека был очень тихим и неестественно-спокойным. — Привет, Белла. Извини, мне надо поговорить.
Он почти силком всунул в рот девочки другую плитку шоколада и достал из кармана зеркальце.
— Вышка, здесь Болт. Инфильтрация успешна: препарат «З» сработал штатно, давление на эмоции в змеиной форме приемлемое. Срок действия… — он посмотрел на хронограф, — …плюс двадцать-двадцать пять секунд от расчетного. Ну и донор у нас довольно умный, так что камеру я нашел легко. Цель на месте, коридор чист, продолжаю операцию. Код… — он немного задумался, — …код пока белый.
— Ты не папа, — вздохнула за его спиной девочка. — У тебя голос длугой. Но ты всё лавно плишёл за мной?
— Да, — кивнул юноша, снова засовывая руку в прикрепленную к ремню сумку. — Держи. Одевайся! Сначала трусики, майку и носки, потом комбинезон. Сможешь?
— Я уже большая! — сердито сказала девочка. — И одеваюсь сама, без Кличела, вот! Кличел тоже `умел, как мама и папа? — спросила она.
— Нет, Кричер еще жив — ну, насколько я знаю. Но он теперь служит только Нарциссе. Твоей сестренке Цисси, — уточнил он.
— Малышке Цисси? — удивилась девочка, она скинула слишком большие для нее тряпки, бывшие когда-то довольно пикантным кружевным платьем, с небольшим трудом влезла в штанишки и теперь пыталась просунуть голову в майку. — Я вся глязная, — нахмурилась она. — Ты можешь наколдовать водички? Только теплой!
— К сожалению, я не могу тебя вымыть, — вздохнул юноша. — Если я начну тут колдовать, начнется тревога. Так что придется потерпеть, пока мы не выберемся с этого чертова острова.
— Ты плавда забелёшь меня отсюда? — глаза девочки блестели прямо над воротом майки, а голосок доносился из-под нее. — От этих стлашилищ?
— Ага, — кивнул парень. — От них. Одевайся быстрее. И говори потише, чтобы в других камерах не услышали.
Он внимательно прислушивался к доносящимся из коридора стонам остальных узников, а его рука была опущена в поясную сумку.
— Я не могу это надеть! — хотя девчушка и умудрилась втиснуть ножки в штанины комбинезончика, попадание ручонками в рукава оказались для нее непосильной задачей. Да и застежка-молния явно поставила бы маленькую чистокровную волшебницу в тупик.
Парень присел, и, стараясь не слишком отвлекаться от доносящихся из коридоров звуков и бросая сквозь решетку настороженные взгляды, помог маленькой узнице окончательно надеть и застегнуть комбинезон и, подумав, помог ей влезть в немного великоватые детские кроссовки на липучках.
— Теперь выпей это, — таким же тихим ровным голосом произнес он, протягивая девочке хрустальный флакончик; в глазах малышки Беллы блеснул испуг, и юноша поспешил успокоить ее: — Это зелье сна без сновидений. Ты заснешь, и страшилища не смогут питаться твоими хорошими мыслями. А когда ты проснешься, мы будем уже очень далеко от них.
— Плавда? — с небольшим сомнением промолвила она. — Ты не влёшь? Мама говолила никогда не блать у незнакомых сладости и зелья… — она замерла и с отчаянием в голосе крикнула: — Птички! Стлашный дядька убивает птичек! — темные глазенки закатились, личико обезобразилось ужасом.
— Вышка, серый код! — прошептал юноша в снова появившееся у него в руке зеркальце. — Нахожусь за решеткой, в безопасности. Постараюсь применить баллон. Остаюсь в эфире, черный код — по ситуации.
— Слушаем, Болт, — прошелестел из зеркала напряженный голос. — Здесь Вышка. Мы слушаем и готовы.
Из коридора доносились сопровождаемые усилившимися криками заключенных страшные звуки всасываемого и вновь выпускаемого воздуха, в камере стало холоднее, пахнуло гнилью; звуки приближались.
— Это дементор. Похоже, он один. Пока один. Пей быстрее, — уже совершенно мертвым голосом приказал девочке юноша; имеющий форму молнии шрам на его лбу набух и, казалось, пульсировал, — иначе они…
Он схватил руку малышки, уже почти готовую выпустить флакончик и поднес горлышко к ее губам. Она запрокинула уже покрытое слезами лицо. Ему удалось поймать промежуток между всхлипами и влить содержимое флакончика в рот. Лицо маленькой Беллы разгладилось, и она обвисла на руках мужчины. Тот положил маленькое тельце на пол и развернулся к двери.
Там, за железными прутьями почти десятифутовая фигура стража тюрьмы сложилась в пояснице чуть ли не вдвое. Длинные скелетоподобные руки торчали сквозь решетку в попытке дотянуться до обитательницы камеры и нежданного гостя, а укрытая капюшоном голова с всасывающей воздух черным провалом вместо рта пыталась протиснуться между прутьев, влекомая вечным голодом.
К счастью, безуспешно.
— Эффективность решетки подтверждаю, — по-прежнему неестественно-спокойно продолжил юноша, разговаривая то ли с зеркальцем, то ли сам с собою и игнорируя явно мучающую его головную боль; видимо, в этом, а не в информировании «Вышки» и была главная цель разговора. — Страж-один не может прорваться внутрь. Материальные преграды на них вполне действуют, иначе никто из узников просто не выжил бы. Да и тот, в поезде перед третьим курсом, был вынужден открыть дверь, прежде чем… Применяю баллон!
Стремительным движением он вырвал из сумки яркий металлический цилиндр с пластмассовой головкой и нацелил выходящую из нее трубку под капюшон твари. Баллон зашипел, и поток белой вязкой субстанции устремился в ужасную бездонную воронку, которая угадывалась под полусгнившей тряпкой, почти сползшей с лысого, покрытого струпьями черепа.
— Болт — Вышке. Баллон сработал, Страж-один частично нейтрализован, — негромко констатировал юноша, которому, похоже, стало немного легче. — Надеюсь, монтажная пена будет сопротивляться магии гниения не хуже той капроновой веревки в комнате с ключами или тех галстуков: тоже ведь синтетика!
Чудовище отпрянуло от прутьев и теперь пыталось освободить от вязкой быстросохнущей гадости свою ужасающую пародию на рот. Юноша отвернулся от разворачивающейся за решеткой драмы, сунул баллон обратно в сумку и достал из нее белую мышь. Мирно спящую белую мышь. Судя по всему — лабораторную. Он положил зверюшку на груду тряпья спинкой вниз, и, достав из сумки металлический футлярчик, вынул из него шприц-тюбик.
