Некоторое время я плавилась в этой тишине. Голоса и их разговор что-то всколыхнули, но память не хотела мне помогать. Жар выжигал воздух вокруг, мне казалось, что от жажды губы растрескались до мяса. Но вот имя… Сознание рванулось на это имя, словно на маяк.

— Сын просто сорвался, увидев тебя в этом доме. Но ты сама виновата, ты отняла у мальчика отца. Так же, как твоя мать отняла у меня мужа. И ты получила справедливую расплату. — Голос, который на уровне инстинкта вызывал у меня неприязнь и чувство опасности, снова зазвучал над головой. — Вы, русские, лезете, куда вас никто не зовёт. Думаете всё так просто? Думаете легко быть женой и хозяйкой дома? Проявлять уважение изо дня в день к чужим людям только потому, что они семья мужа? А если ты не единственная жена? Нас учат этому с детства, смирению, скромности, терпению. Нас воспитывают в уважении к нашим традициям и законам. Мы учимся быть покорными и проявлять мудрость, чтобы выживать и занимать достойное нас место в жизни мужа и его семьи. А потом появляется какая-то развязная дрянь и тебя готовы вышвырнуть из своей жизни? А ведь я пришла младшей женой в этот дом. Всегда была вынуждена всем улыбаться и прислуживать. А стала единственной. Где они все? Где их дети? Знаешь, чего мне стоило? Но я боролась за своих детей! Твоя мать оказалась умнее, жаль, что тебя она всё-таки решила родить. Всё эта старая ведьма, Халила! Но с твоим рождением мой сын просто перестал существовать для отца. Меня не обманешь, я видела, как он ждал возвращения матери с её вечными рассказами за столом о тебе. А я улыбалась и восхищалась, какая умница и красавица дочь растёт у моего мужа. Дочь, которую он прижил от русской шлюхи. Успехи сына его так не интересовали, а мой мальчик всё это замечал с детства, и старался быть лучше. Лучше тебя. Но разве это возможно? Ведь муж знал только о твоих успехах, а не об ошибках и неудачах. Когда ты занимала призовые места, становилась год за годом лучшей по стрельбе, его друзья его поздравляли с тем, какая у него дочь. Настоящая Шаркизова, говорили они, словно забывая о том, что ты носишь фамилию матери, а не его. Когда родилась Фируза, я надеялась, что он о тебе забудет… Но разве забудет мужчина о своей гордости? А именно гордостью для моего мужа ты всегда и была! Словно родных детей не существовало. Он всегда говорил, что у него две дочери, даже и не вспоминая, что ты никогда не признавала его отцом. Наглая дрянь, ты даже никогда не поинтересовалась. А он ведь ждал, знаю. Ждал. Хотя бы звонка. Но ведь это к тебе всегда и все должны идти на поклон и искать твоего внимания, да? Неважно кто. Твоя гордость важнее всего, правда? Ну и где она была, твоя гордость, там у столба? Когда тебя наконец-то ткнули мордой в то, что ты никто. И любой, кто просто сильнее, может сделать с тобой всё, что ему угодно. Знала бы ты, как я тебя ненавижу! Ты разрушила мою жизнь, обворовала моих детей! Даже твоя мать… Да что с неё взять, обычная развязная девка, не сумевшая удержать ноги вместе при виде настоящего мужчины. А ты… Даже сейчас, заключив договор о свадьбе обеих дочерей, твой отец заботился только о тебе, словно забыв о законной дочери. Восемь пунктов договора оговаривающих твоё положение и обязанности мужа перед тобой! И ни одного о Фирузе! Он даже не подумал о ней. Как долго её юность и невинность будут привлекать её мужа? Когда рядом будешь ты, больше похожая на пожар в степи? Мужчины же любят покорять. Им нужно, чтобы их женщина была достойным трофеем! Чтобы своим присутствием тешила мужское самолюбие. Разве может соперничать с такой как ты Фируза? Тихая и скромная девушка? Нет. Мою дочь ждут слёзы одиночества и холодная спальня, если ты будешь рядом. Ты должна умереть. Слышишь? Так будет лучше для всех, тем более теперь.

— Мама, что ты сидишь с ней? — вернулся второй голос. — Всё уже готово. Пойдём.

— Я говорила с ней сынок, пусть она и не слышала. Снимала груз со своей души. — Отдаляется так долго терзавший меня своими разговорами голос.

Душная, раскалённая тьма словно дожидалась, когда голоса уйдут. Она набросилась, жаля измученное тело, горло пересохло, язык распухал и мешал дышать. Каждый глоток воздуха рвал губы. Тело горело.

И вдруг начался дождь. В пустыне? Откуда? Живительная влага лилась на голову, проникала в горло, смачивала губы, усмиряя боль.

— С ума сойти, что они с ней сделали! — новый голос, но знакомый и не пугающий.

— Она вся огнянная! — второй, совсем не знакомый.

— Надо дать ей антибиотик. Если попала инфекция, то это хоть чуть-чуть поможет. — Первый голос чем-то сильно озабочен.

— А как? Она же без сознания. — Спрашивает второй.

— Как слепому котёнку. Разведи в воде и промокай губкой губы, вода попадёт во внутрь. — Объясняет первый, знакомый. — Жар бы сбить! Сейчас бы уксус развести и мокрой простынёй накрыть, но какой уксус с такой спиной!

— Сестрёнка, ты держись, слышишь? Отец скоро вернётся, порядок быстро наведёт. При нём тебя никто не тронет. И через два дня за нами жених приедет. Я невинна, попрошу вместо дара о тебе позаботиться! — вдруг прикасаются к моему лицу чьи-то ладони, и от этого прикосновения по коже бежит прохлада. — Тебя здесь нельзя оставлять! Кадер не успокоится, пока тебя не уничтожит! Да ему стоит только твоё имя услышать и он весь на говно исходить начинает! Так и прёт из него!

— Фируза! — удивлённый возглас.

— Чего? Обычно-то брат всё в себе носит, бережно накапливает! Видела бы ты, что здесь было, когда отцу сообщили, что Оксана служит военным хирургом, и на неё прошёл через канцелярию министерства приказ о награждении! — рассыпался смехом второй голос. — Отец тогда велел праздничный ужин готовить и по делам уехал. А что с братом творилось… Уууу! Как будто кто-то лопату навоза на вентилятор кинул! Я думала у него пена изо рта пойдёт.

— Как она? — донеслось от двери. — О, небо! Она жива?

— Тише ты! Жива. — Осадили новый голос.

— Охранники шепчутся, что она жена Палача…

— Врут! — пытаюсь открыть глаза и вырваться в реальный мир сквозь тонкую пелену. А этот голос, совсем детский, настолько удивляет, что мне это почти удаётся. — Чего тогда его нет? Почему до сих пор не приехал и головы всем не поотрывал за свою жену?

— Карим, ты что такое говоришь? Он голову в первую очередь будет твоему отцу отрывать! — кто-то быстро шепчет в ответ.

— Зато он маму больше никогда не обидит! — бурчит детский голос.

И вдруг гремит такой гром, что даже дом, кажется, трясётся. Грохот продолжается…

— Что это? — в помогающих мне голосах слышится испуг.

— Тааай… гир — еле выталкиваю из себя, уплывая в ночь и тишину.

Тайгир.

Отвёз свою Злючку на работу, после поцелуя в машине до входа в центр она шла не оборачиваясь. А я провожал её взглядом, пока она не скрывалась за дверями центра. Только после этого я уезжал, такая странная традиция.

Но мне нравилось. Нравилось знать, что она уверена во мне. Так что все дела могли подождать пару минут, пока я любовался на спинку и ножки своей жены. Простое слово, но мне нравилось то ощущение принадлежности этой дикой кошки мне, которое оно давало. И я хотел как можно скорее перевести это слово в официальный статус.

А потому основной моей задачей сейчас было как можно скорее закончить отделку дома, довести до того, чтобы оставались мелочи. Ну, вроде того, какого цвета должны быть шторы. Этим будет заниматься моя женщина.

Хотя мы легко сошлись, что стены должны быть светлыми, чтобы помещения казались полными света. Да и цвет доски для паркета мы выбрали не сговариваясь, светлую сосну. И мы оба кайфовали от таких простых совпадений.

Компанию выбрал долго не мудря, благо среди тех, кто ходил под нашей рукой, было сразу несколько мелких фирм, занимавшихся строительством и отделкой "под ключ". Была мысль обратиться к Сабиру, но и сам вроде справлялся.

Визит в будущий дом, что бы проконтролировать рабочих, стал обязательным пунктом моего дня. Вызов от охраны вырвал из благодушного настроения.