— То есть ты месяц жил с девушкой, а когда она сбежала, и тебе надо её найти, то у тебя нет ни одного фото, общего знакомого, ты ни разу её не встретил с занятий, не знаешь её настоящего адреса и имени? Она точно у нас учится, а не в академии ФСБ, ну или где там шпионок готовят? — чуть ли не смеётся она. — Молодчинка! А ты не думаешь, что она могла знать язык? Ну, если мы по описанию внешности похожи, так может и язык понимала? И всё что вы там друг другу говорили… Не, ну какая же она крутая! И ведь ни словом не соврала!

Я вспомнил, что да, я сам решил, что она живёт в этом доме и что зовут её Алиной. И что-то было в её внешности такое… Может мать или отец, или бабушка из наших. Так что даже и не удивлюсь, что она могла знать язык. И тогда… Тогда это пи@дец! Что она могла решить, услышав такое? И как ей теперь всё объяснять? Я сам бы не поверил.

— Могла и знать. По крайней мере стрелять она точно умела. — Выдыхаю я.

— Да ладно? А танцевать? — спрашивает Алина.

— Тоже умела. Как-то танцевали на кухне, пока суп подгорать не начал.

— Оооо! Тогда поздравляю, скорее всего её зовут Мата Хари и она бессмертна. — Издевается она.

Но ровно до того момента, пока она не рассказывает свою историю. Чтобы я знал, во что влезаю. Но! Даже если бы она мне не помогала, я бы не прошёл мимо. Потому что должен хоть кто-то иногда ставить всякую мразь на место.

— Так, отчислившихся по неуспеваемости, в связи с изменением семейного положения и не вышедших из академа, нам не надо. А вот тех, кто ушёл в связи с переездом или вообще без объяснения причин решил закончить учёбу нужно будет просмотреть. — Планировали мы с Алиной чуть позже.

Но так никого и не нашли. И всё что мне осталось, это квартира, где мы провели тот счастливый месяц, и место у реки, где мы отмечали чаем и тортом сдачу её аттестации.

Сон сморил меня уже под утро, но стоило двери в палату открыться, сон как рукой сняло. Смотрю, как подходит, что-то спрашивает у Амирана. Аккуратно прощупывает швы. Длиннющих когтей у неё никогда не было, и сейчас ноготочки аккуратно подпилены и не выступают за края пальцев.

— Нам нужно поговорить. — Не собираюсь долго ждать или делать вид, что не узнал, я.

— Конечно, поговорим, расскажете о своих ощущениях, не беспокоит ли что. — Демонстративно не понимает она.

— Беспокоит. И сильно. Одна коза не возвращается домой уже восемь лет! — еле держусь, чтобы не схватить её, чтоб точно уже больше не сбежала.

— Или ты угомонишься, или пусть тебя лечит кто угодно, но не я! — злится она. — Амиран Аланович, вы мне недавно предлагали всё что угодно, в благодарность за успешную операцию? Так вот, я буду вам очень признательна, если вы проследите, чтобы ваш брат оставил меня в покое и не создавал мне проблем!

— Амиран, прежде чем ты ей пообещаешь то, чего не сможешь выполнить, познакомься. Моя жена, которая пропала восемь лет назад из ресторана после разговора с дружками Расима. — Объясняю брату сразу всё.

Амиран понимает большую часть сразу, хоть я и уверен, что меня ждёт серьёзный разговор. Брат с недоумением смотрит то на меня, то на Оксану, которую я назвал женой. А вот последняя медленно, но уверенно превращается в фурию. Медицинскую маску она срывает со своего лица одним движением. Глаза сверкают так, что того и гляди искры полетят.

— Какая ещё к чёрту жена? Крайняя справа в третьем ряду на семейном фото? — знакомо шипит она.

— Какая, какая… Хреновая! — злю её я.

— Извините, но… Тайгир сутки только как в себя пришёл, ему разве не нужен покой? — влезает в нашу перепалку Амиран.

Оксана возвращается к осмотру. Злость на ее лице быстро сменяется озабоченностью. Потом она просит меня перевернуться на живот. Амиран помогает. И как я только умудрился вчера дёргаться. Ложусь и чувствую, как замирают её пальцы на шрамах на моей спине, оставшихся после воспитательных мер моего отца.

Лежу, глаза закрыл, чтобы ничего в мире не отвлекало от того, что происходит сейчас. Разозлившись, она забыла надеть маску обратно, и я кожей чувствую её дыхание. Прикосновения подушечек пальчиков словно запускают под кожу десятки искр, спешащих вместе с кровью к самому сердцу и мозгу.

Даже дышать для меня сейчас не так важно, как чувствовать эти прикосновения. Мышцы сами начинают под её рукой гулять, но она это понимает по-своему.

— Ощущения конечно неприятные, тем более, пока не сняли внешние швы. Но нужно немного потерпеть, я стараюсь лишнего не тревожить. Мне важно понять природу уплотнений внутри, чтобы не упустить возможное воспаление. Всё-таки область поражения очень обширная. — Объясняет она таким мягким голосом, что ровно пару минут назад и представить было невозможно, что она так может.

Её голос действует лучше любого обезболивающего. Ещё лучше срабатывает понимание, что она рядом и теперь не сбежит. Точнее сбежать-то может, а вот спрятаться нет. Да и куда она теперь денется от Зарины и Киры, уже порадовавших мужей детьми? Представил свою Злючку с упругим животиком и чуть слюной не захлебнулся. Осталась ерунда, убедить Оксану, что убежала она тогда зря.

В душе эхом отдаются мои прежние мысли, что слишком просто я её от судьбы получил. Вот и сейчас, слишком уж всё просто и гладко. Наловил пуль полное брюхо, открыл глаза и всё, рядом та, кого ждал и о ком позволял себе только мечтать. И вроде надо только разобраться с недоразумением в прошлом, и всё. Но отчего-то на душе не спокойно, словно беда рядом, а я не вижу и не знаю, словно смотрю не в ту сторону.

Оксана заканчивает осмотр, что-то говорит про какие-то назначения, про физиотерапию и диету. И уходит, даже не оглядываясь, практически вылетает из палаты.

— А теперь объясни мне, что тут только что происходило? — звучит ожидаемый вопрос, едва за Оксаной закрывается дверь.

И приходится рассказать. Долго, подробно, начиная с той самой встречи, когда я летел взбешённый заявлением Расима, чтобы сегодня не смел опаздывать, вечером, мол, я буду с невестой и её семьёй знакомиться, потому что он так решил и уже пообещал. И про дурную мысль притащить девицу домой, чтобы она изобразила мою жену. Штамп в паспорте я уже и тогда мог организовать за пару часов, а деньги, чтобы предложить фиктивной жене, проблемой вообще не были.

И про то, как быстро я понял, что действительно хочу эту девочку себе в жёны, что вообще никого другого не вижу рядом. Хочу семью с ней, а не фиктивный брак для сводного брата.

— Почему сразу мне не рассказал!? — удивляется брат.

— О чём? Что я идиот? Что бы изменилось, если бы я тебе пожаловался? — смотрю в потолок, растревоженные Оксаной во время осмотра швы немного ноют.

— Ну, вот насчёт идиота я даже спорить не стану. — Качает головой Амиран. — Ты знал очень важную вещь, соврать о которой даже и не каждая тварь решится.

— Ты о чём? — не понял я.

— О том, что у девушки, которую ты искал, перед вашим знакомством умерла мама. Такие вещи обязательно знают в деканате и вносят в личные дела студентов. — Говорит брат, а я себя таким тупым никогда не чувствовал. — А ещё, ты не захотел идти учиться в институт, а я в отличие от тебя, учился. И помню об ещё одном моменте, о котором вы с Алиной не вспомнили. Каждый зачисленный в студенты, сдаёт три фотографии: на студенческий, на зачётку и в личное дело. Вам нужно было просто выяснить, у кого недавно не стало мамы и просмотреть фото в личных делах.

— Твою же мать… — выругался я, понимая, как легко мог найти Оксану поговори я тогда с братом, а не скрывая от него причины своего бешенства.

— Вот именно. И ты бы подождал словами разбрасываться. Что это ещё за "жена"? — озадачил меня Амиран, я кому тут полтора часа рассказывал? — Это не просто слово. Ты хоть понимаешь? Ты в семью человека введёшь, доверишь ей твоих детей рожать и растить. А это что?

— Брат, ты сейчас что-то не то хочешь сказать. — Предупреждаю Амирана.

— Я не о том, что она не из нашего круга, не знает наших правил и прочее. Это всё шелуха. — Сжимает губы Амиран, как всегда делает при неприятных для него разговорах. — И даже не про достаток, мужику вообще на это смотреть не надо, это его задача обеспечить всем, а не надеяться на подачки родителей жены, да на её приданное. Она тебя ни во что не ставит, ты для неё никто, и в её жизни все эти годы ничего не значил. Но ты ж упёртый баран! Сейчас здесь был я, но ведь ты то же самое бы объявил и будь здесь хоть весь совет старших.