На протяжении этой последней ночи мой мир оставался прежним.

Я выпустила дикого зверя.

Я не хотела этого. Не так.

Я накинула простыни, чтобы защитить руки и лицо. Взяла самые крепкие ленты, какие только нашла, чтобы связать его. А оно все бросалось на меня, снова и снова.

Оно. Принц Кендрик. То, чем он стал.

В моей комнате пахло потом, гнилью и животным страхом.

Часы тянулись медленно. Я могла только ахать и молиться.

– Оставь меня в покое, мне нехорошо! – прокричала я через дверь, когда Сибилла пришла, чтобы помочь мне лечь в постель. Я рыдала, кости ломило – магия высасывала из меня всю силу, заставляя болеть мышцы и кости. Но последний ее вздох смог скрыть рычание и нечеловеческие вопли существа.

О Боже, что я наделала.

Каким-то чудом, спустя несколько часов я уже спускалась по заброшенным задним коридорам замка, борясь со зверем за каждый шаг. Моя магия создала неестественную тишину, и наша бушующая битва напоминала какую-то злобную пантомиму. Стражники у маленьких задних ворот не остановили меня – может быть, у меня получилось их заколдовать, а может, они не видели меня из-за бушующей над головой бури. Я едва могла разглядеть собственные ноги, уже скользкие от грязи.

Я не понимала, где заканчивается моя воля и начинается магия. Мой разум превратился в водоворот хаотического отчаяния. Я потеряла связь с землей под ногами, логику и все те амбиции, которые руководили моей жизнью. Все, что я могла делать, это двигаться вперед, шатаясь в темноте.

В этот ужасный сон.

Я думала о том, что мне следовало бы убить зверя. Но я не смогла. У меня не было ни сил, ни магии, ни воли. Ничего не осталось.

Я не знала, что делать.

Одна ночь, и мой мир безвозвратно изменился.

Озеро на Плачущей реке замерзло, став ровным и молочно-белым, словно огромный слепой глаз. На его берегу я увидела фигуру человека, которого сразу узнала, даже спустя все эти годы. Он обернулся на звук моих хрустящих по снегу ботинок. На нем была его любимая шляпа из потертой мягкой кожи, такая же любимая и уютная, как и он сам. Его голубые глаза светились, словно пламя свечи, и глубокие тени вырисовывали под ними полумесяцы.

– Отец?

Мой голос – голос ребенка, который потерялся и ищет утешения.

– Это горькое время года, – сказал он голосом более жестким и холодным, чем я помнила. – Горькое, как кровь.

– Отец, что происходит? Как работает магия ясновидения? Что мне делать?

В своем собственном голосе я слышала тоску и страх. Я так сильно скучала по нему.

– Я тоже скучаю по тебе, моя девочка. – странный блеск в его глазах погас. Мгновение я не видела ничего, кроме моего отца и его нежности. – Ты достаточно сильна для всего этого, и ты должна продолжать оставаться сильной. И внимательной.

По ледяному голубому небу проплыло облако и отбросило на его лицо тень. Я услышала, как позади него кто-то закричал, посмотрела туда и увидела, как кто-то свернулся клубком на другом берегу озера. Мне надо ему помочь? Я сделала шаг, и мир раскололся надвое. Озеро содрогнулось, опустилась тьма, земля под моими ногами начала дрожать.

– Эвра, помни, кровь не может лгать.

Голос отца трескался как стекло, как ломающийся лед. Я больше не могла разглядеть его в вихре снега, молний и теней. Горло сдавили рыдания. Я горевала о нем, я злилась из-за него. Этого момента, этого сна – его недостаточно.

Незнакомец на другом берегу озера снова закричал.

Я проснулась с открытым ртом и горлом, горящим так, как будто все эти крики были моими. Но ворочающаяся и вздыхающая рядом мама явно не проснулась. Я взяла стоящую у кровати свечу и еле-еле, трясущимися руками, зажгла ее. И снова я пожелала, чтобы магия создала искру. Я шептала эти слова, щелкала пальцами. Пожалуйста, магия, пожалуйста. Но мама права. Магия ясновидения, похоже, так не работает. После нескольких попыток я зажгла ее с помощью спичек, и небольшой мерцающий огонек начал отбрасывать на кровать плещущие тени.

– Эвра? – пробормотала мама, не открывая глаз.

– Спи, мама, – прошептала я в ответ. Я вышла из комнаты, прихватив с собой свечу, и села на скамейку на кухне. Чтобы успокоиться, я сжала кулаки и стала вглядываться в пламя свечи. Дыши. Просто дыши. Сначала у меня получались лишь неглубокие, поверхностные вздохи. Но несколько глотков маминого кулинарного спирта помогли облегчить чувство жжения в груди. От тлеющих углей исходило тепло, но мои пальцы все равно покалывало от холода.

Со мной говорил отец. Был ли это сон, рожденный моей тоской по нему, рожденный осознанием того, что магия ясновидения досталась мне от него? Или это было нечто большее? Это казалось реальным, как и казался реальным королевский зал. Но если это было видение, то о чем оно меня предупреждало? Чем это может быть мне полезно?

Я не нашла тех ответов, которые искала. У меня лишь появилось еще больше вопросов. Еще больше страхов. Встреча с отцом была утешением, и все же этот сон оставил во мне чувство страха, как бывает после кошмаров.

Кровь не может лгать.

Да, я хотела от него чего-то большего, но неужели это делало меня черствой и жестокой?

Пытаться снова заснуть было бесполезно, поэтому я, спотыкаясь, поднялась по лестнице в свою темную комнату на чердаке. Я надела пару старых кожаных брюк Хагана и шерстяную рубашку, которую взяла у Дьюарда. Я собиралась навестить Тамсин. В конце концов, мы все равно собирались встретиться, и вряд ли она будет возражать, что я пришла пораньше.

Я осторожно спустилась в комнату моих братьев. Дьюард фыркнул. Я замерла, но он не двигался, и я прокралась мимо него в гостиную. В любом случае он скоро проснется, за окном уже начинало светать. Кровать Хагана оказалась пуста. Я решила, он уже в сарае, готовится к нашему путешествию.

Когда я тихо проходила на кухню, то услышала, как шевелится мама. Я не знала, почему веду себя так скрытно. Никого бы не удивило, что мне нужно поговорить с Тэм. Но весь путь до двери я все равно преодолела очень осторожно. Я была не готова встретиться лицом к лицу с мамой, Хаганом и Дьюардом, пока перед глазами стоял грустный взгляд отца, а в голове крутились те слова, что он мне сказал. По правде говоря, я не была готова ни к одной из частей этого дня. Еще нет. Сначала мне нужно было успокоиться, нужен был свежий воздух, тишина и прогулка. Я сняла с крючка плащ и сделала широкий шаг, чтобы не наступить на скрипучую доску прямо перед кухонной дверью.

Воздух снаружи был таким хрупким, таким сухим и холодным, что мне казалось, будто он может сломаться, разбиться, как стекло, от одного моего движения. Наши лошади, Гоббер и Дейзи, услышали мои шаги и заржали. Так что прежде, чем Хаган успел бы разобраться, в чем дело, я убежала, скользя по мокрому, неглубокому слою снега.

Вскоре я была уже на полпути вниз по склону, ведущему в Виндхейвен. По дороге я упала и перепачкала плащ в снегу. Рядом с тропинкой вниз по крошечным камнепадам неслась, образуя небольшие изгибы, Плачущая река. Шум реки, обычно успокаивающий, сейчас звучал угрожающе. Вода преодолевала вторгшийся на ее территорию лед.

Я вспомнила о тенях в форме черепов, которые смеялись надо мной прошлой ночью. Каждый уголок тьмы, мимо которого я проходила, таил в себе угрозу. Почему я так себя чувствую? Почему я продолжаю смотреть на небо, ожидая, что оно рухнет мне на голову?

Я ускорила шаг. Река свернула в сторону, в лес, который окружал Виндхейвен и озеро. Дорога повернула на восток, навстречу все более яркому зареву рассвета. Я шла окольным путем, свернув с тропинки прямо в сугробы. Мне совершенно не хотелось встретиться с кем-либо из деревни. Сегодня Бастиан может обойтись без своих ворчливых оскорблений.

Я добралась до дома Тамсин как раз в тот момент, когда солнце поднялось над холмом и бросило на окна лучи света. Отец Тэм – глава Виндхейвена, и их семья живет в самом красивом доме в деревне. У него два этажа и два дымохода, а серый камень по обе стороны от тяжелой дубовой двери украшен розами. Но зимой голые и колючие лозы испещрены белыми пятнами.