Гипертоническая баллада (как будто из Андрея Вознесенского) Женщина тонет, женщина тонет. Бьются о воду слепые ладони. Встаньте, читатель, – женщина тонет! Так вот в Чикаго, Париже и Ницце Тонут в разврате, святые блудницы. Женщина тонет, тонет века. Женщина тонет – поэт виноват! Не отыскал ободряющих слов, Не поучал, не читал ей стихов. Я Вам свои почитаю, хотите? Женщина стонет: «Спасибо, спасите!» Жарко на пляже невыносимо. Невыносимо, где же мужчины? Рыцари, где же? Поэты – не в счёт! Это совсем особый народ. Нервы поэта обожжены, Мысли в другое погружены. Что-то, конечно, может и он. Может в стихах попереть на рожон, Пообещать полкило миндалю, Грозно молчать, когда женщину бьют, Болью чужой восхищаясь как чудом. Может таблеткой спасти от простуды, Стать перед девкой коленками в грязь, Антиматерно матерясь. Многое могут поэты в законе, Но не забыть бы – женщина тонет! Ах, как подробно тонет она. Тонут в глазах её облака, Словно в озёрах, немых и бездонных. Вход посторонним – женщина тонет! Видно, немало горя глотнула…. Впрочем, не тонет. Уже утонула. Беспощадная жалость Что так Снегурочку тянуло к тому высокому огню? Уж лучше б в речке утонула, Попала под ноги коню. Белла Ахмадулина Не вечны персонажи, каждый год Я наблюдаю, как они уходят. Но способ, коим выстрадан уход, мне, поэтессе, часто не угоден. Каренина, как твой характер крут! Но пасть лицом пред поездом железным… Уж лучше умыкнуть пастуший кнут, и взять верёвки тайную полезность. И стать на цыпочки в любом лесу, на том конце замедленного жеста сплести петлю, и поднести к лицу, и ощутить верёвку как блаженство. Иль Несмеяной стать для некого полка, чтоб, выпустив нетрезвость из бутылки, вдруг соблазнить ревнивого стрелка распущенной открытостью затылка. Или состариться. Назло свечам досуг вечерний наполняя вздором, природу прислонив к своим плечам, мечтать подохнуть где-то под забором. И вот тогда в последний миг зари все персонажи, читанные где-то, придут к тебе, чтоб поблагодарить за доброту и гуманизм сюжета. Истмат
БАЗИС И НАДСТРОЙКА Я вычитал у Энгельса, Я разузнал у Маркса… На коммунальной кухне Не расцветают чувства, И соловьи от басен Невесело поют … Да процветает базис! Надстройки подождут! Борис Слуцкий Я сдал истмат на тройку, Но не стыжусь её. Поэты – лишь надстройка Над общим бытиём. Я горд, что есть «творительно» В оценке «удовле…» – Легко и убедительно, Как киль на корабле. Есть базис: чтобы кушать, Жаркое ставят в печь. Надстройка лечит души, Чтоб от тоски не слечь. Но если не позавтракал, И пропустил обед, То даже и с припарками В стихах напишешь бред. На кухне коммунальной Не строят коммунизм. Здесь страшен борщ скандальный, Котлет оппортунизм. А у соседей если Либидо в стенку бьёт, Тут не напишешь песню, И басню не споёшь. Порой бывает хуже, Коль самому припрёт – Без ласки даже ужин Певцу не лезет в рот. В стихах помянул всуе Я Маркса с бытиём. Сознанье формируют У всех нас быт и ё… Татушки с нар сползают фраера, на спине Иосиф Бродский напортачен у бугра… Профиль Слуцкого наколот на седеющей груди! Борис Рыжий Я не смог найти ответа. Что случилось на Земле (?) – носят профили поэтов нынче зэки на себе. Нет, чтоб образ девы броский, или ангел на коне. Надо же – наколот Бродский у бандита на спине! На руке барыги – Пушкин. На ноге воришки – Блок. Гафта видел на макушке – лучше выдумать не мог! На плече стихи из песни и Высоцкого оскал, а на самом скрытом месте даже Слуцкого видал. Написал я мало книжек, часто водкой был контужен, но обидно то, что Рыжий даже на хер им не нужен. День и ночь Выходит день и говорит ку-ку. И много раз – ку-ку ку-ку ку-ку… Выходит ночь и говорит – алле! Ника Алифанова |
