Презент Я тебе из Парижа привез деревянную сволочь: кубик-любик для плотских утех, там, внутри – золотые занозы Александр Кабанов В сухостой отупевших берёз я привёз с перепою кубик-любик забавный тебе – из Парижа с любовью. Суть заноз испытал на себе. Если влево крутнуть, выйдет злой Чупа Чупс. Если вправо – спаситель кроватей и чувств, электрический стойкий солдатик. Пусть подарок мой дьявольски груб, когда будем в разлуке, сволочь он, но и похотируб, ты бери его чаще на руки. Ты поверь, Гименея оков не достойны все их Мулен Рожи. Их канкан, то – гопак без штанов в исполнении вражеских ножек. Потому, чтоб не пасть в стихотворном бреду, и не сдаться тем ножкам без боя, я и сам для Парижа беру кубик-губик с собою… Раба любви Да не рви на себе рубашку! Я не стану другой, не стану. Это – то же, что стать монашкой, Если в теле – душа путаны… Только, знаешь, я даже хуже… Златенция Золотова Да не рви ты трусы, бедняжка! И рукой не толкай к постели. В моём теле – душа монашки, Оказавшейся вдруг в борделе. Лучше ты бы нашёл путану Из валютных рабынь Эдема… В твоём теле – душа Султана, Забродившего без гарема. Ну пойми же, мне неприятно… Отчего, почему – не важно. Хуже только – любить бесплатно, Если в теле – душа продажна. Ты уже – возбуждённый атом, Я без сил, но держу застёжки. Это – как не ругаться матом, Если в теле – душа матрёшки. Вот и ягодки без цветочков… Устоять нелегко при этом! Это – как не писать ни строчки, Если в теле – душа поэта. Как же проза твоя убога! Про любовь умолчим, мне душно. Это – то же, что верить в Бога, Когда тело совсем бездушно. Размышления над ручьём Спугнув неведомую птицу, Раздвинув заросли плечом, Я подошёл к ручью напиться И наклонился над ручьём… И, угадав в волне нестрогой Улыбку чистую твою, Я не посмел губами трогать Затрепетавшую струю. Владимир Солоухин Любя тебя, но не прощая, Хрипя обидой и тоской, Как тварь последняя лесная, Я ревность вёл на водопой. Но и в ручье прозрачно-чистом, Вдали от прозы бытовой, Такой желанный и лучистый Привиделся мне образ твой. В воде трепещут твои губы И насмехаются опять. Я наклонился глупо, грубо, Чтоб образ твой поцеловать. Но рябь волнуя голубую, Давя протесты муравьёв, Я ясно понял, что целую Лишь отражение своё. Обида, ревность, сожаленье В душе моей лишились сил – Своё целуя отраженье, Тебя я понял и простил. Смотря в лицо По улицам хожу не так, как все: Поправ собой все правила движенья, По встречной пешеходной полосе… Идя в потоке, видишь только спины, Идя навстречу, смотришь всем в лицо Андрей Макаревич Придумал я, и в сердце нет сомненья, Простое правило, как «Love is all we need»: Ходить пешком, презрев чужие мненья, Вгрызаясь пятками в услужливый гранит, Ходить навстречу всем в любом проходе. Пусть покажусь кому-то наглецом, Но буду долго тем любезен пешеходу, Что я иду, смотря ему в лицо. Идти в потоке, ткнувшись носом в спину? Или чуть ниже? Господи, я прав! А если сзади кто-то дышит псиной, И напевает: «All you need is love»? И я иду вперёд, сомкнув ладони, И прогибаю ими всех, как параход. Мелькают лица, локти, нет погони, Но иногда обидно бьют в живот. Что впереди, удача ли? Погибель? Навстречу часто прёт мордоворот. По жизни лучше мчать в автомобиле. Пугает только новый поворот. Мания преследования Я и ты, нас только двое? О, какой самообман. С нами стены, бра, обои, Ночь, шампанское, диван… С нами всё, что в этом мире Опустилось на постель… А над нами кто-то свыше Всё давно решил за нас. Валентин Гафт Думаешь нас только двое В этой комнате большой? С нами люстра, ветер воет, И посуда бдит горой. Алкоголем вечер выгнут. В окнах звёздная метель. Ты считаешь, только мы тут Опустились на постель? Негде нам уединиться, И мне кажется, что мы Лишь нули и единицы Кем-то созданной игры. Зря ты мне на ухо дышишь, Нам бы лучше «Баю-бай». Наблюдает кто-то свыше, Ты при всех не приставай! |
