Загадка разгадалась, когда очередь дошла до него. После знакомых действий с документами и деньгами девчушка протянула чек, договор, такой же как и предыдущим гражданам листок, и сообщила, что лаборатория, в которой определят наркоман он или алкаш, находится через дорогу, в другом здании. Потом добавила, что если хочет успеть до закрытия этой лаборатории на обед, то двигаться надо весьма быстро. Когда все это сообщалось, Саныч видел, как на языке юной регистраторши болтается и позвякивает колокольчик и почему-то вспомнил юность, стихи Джона Донна, потом прозу Хемингуэя, но через пять минут, отдыхиваясь от быстрого перемещения, размышлял уже не о мировой литературе, а о прозе жизни. Стоял перед унитазом, держа ниже пояса небольшую пластиковую баночку. Жидкость из организма то ли от волнения, то ли по причине отсутствия не выделялась, и бедолаге пришлось напрягать все силы, чтобы сократить гладкую и остальную мускулатуру. Счастье произошло, и еще через минуту строгая дама в белом халате запихнула в содержимое баночки два датчика. Окраску те не изменили. Не покраснели от стыда и не позеленели от злости. Потому Александр Александрович был признан не алкашом и не наркоманом.

На бумажке дама привычно поставила маленький штампик, и Сан Саныч не спеша поплелся обратно в наркоподвал, разглядывая окрестности и рассуждая по пути, что у наркоманов-то дело поставлено поприличней. Деньги берут на месте, не гоняют в банк, да и бюрократии меньше, а затрат побольше: баночка, датчики для анализа, опять же унитаз.

На дороге валялись шприцы, иглы, в закоулках торчали подозрительные личности, глядящие вроде бы и мимо проходящих, но оценивающе. В подвале он оказался в новой, вернее, в старой очереди за теми же гражданами, что и до выявления алкоголя и наркотиков в организме. Хотя там, в лаборатории, их не видел. Должно быть, кочевали посетители параллельно, но разными путями, которые, как известно, неисповедимы. Дождавшись, Саныч вошел к здешнему начальнику, который изъял листочек, а на его справку рядом с психушечной поставил здоровенный штамп: «не выявлено», подпись и еще одну совсем уж мудреную печать, а на всё это наклеил марку с голограммой. Да, дело тут было поставлено посолиднее, чем у психов. Эти ребята тратились ещё и на марки с голограммами.

Остальной медосмотр в поликлинике прошел быстро и не примечательно. Врач задавал вопрос: «Жалобы есть?». Осматриваемый отвечал: «Нет!» и получал на справке очередную запись: «не выявлено», подпись и печать.

– Это же как удачно формулируют умные медики: «не выявлено», – рассуждал Сан Саныч, выйдя из поликлиники. – Вроде как нету ничего недопустимого и ты не псих и не алкаш, и пожалуйста – пользуйся оружием, а ежели не доглядели, не распознали наркомана или алкаша, и этот самый псих укокошил кого, то можно отбрехаться: «Вчера не был, а сегодня вдруг выявился».

«А тогда зачем эти справки? Зачем его, взрослого, известного всем человека гонять по городу из одного заведения в другое, и почему он должен за всю эту галиматью отдавать свои кровные?

И кстати, совсем не малые», – продолжал рассуждать правдоискатель и государственный деятель, проснувшийся в Саныче.

«На фиг справка эта, если в любой момент она может стать недействительной. Это что же получается, пять лет я мог хранить дробовик, а через пять лет и один день вдруг понадобилась новая справка, в которой написано, что сегодня, во время посещения медика не выявлено, что я псих. А про завтра ничего не написано. Глупость! А тогда зачем отрывать меня от дел? – И Саныч сам себе объяснил: – А из-за денег. Денег для психиатров, наркологов, других медиков. Чтобы у них денег побольше в карманах появилось ни за что ни про что. А это уже мафия. Это Коза Ностра какая-то».

На этом праведном месте карбонарий в душе Саныча утих.

Он подошёл к солидной организации, одновременно охранявшей природу и собиравшей под своим крылом её уничтожителей – охотников и таким образом претворявшей в жизнь известный всем со времен учебы в вузе философский закон единства и борьбы противоположностей.

Пройдя мимо солидного охранника, спавшего с открытыми глазами, Саныч по лестнице, покрытой ковровой дорожкой, поднялся на второй этаж и, направляемый стрелками указателей, поскрипывая мореным дубом паркетного пола, подошел к кабинету с нужной табличкой.

Вдоль трех стен топорщились углами к входящим пять столов с черными мониторами. За тремя томились мужчины. По лицам было видно, что смертная тоска поселилась тут давно и навсегда. Каждые полчаса кто-нибудь вздыхал, говорил: «А не перекурить ли?», коллеги обрадованно выходили, курили во дворе, обсуждали спортивно-политические проблемы, потом возвращались и уныло ждали очередного перекура.

Возраста они были разного. Самый молодой, лет тридцати пяти, имел на шее толстую желтую золотую цепь. Взбесившийся бойцовский пес, ежели вздумал разорвать обидчика, с неё бы не сорвался. На левом мизинце поблескивал и наводил на мысли о нетрудовых доходах перстень с бриллиантом. А на другой руке, в дополнение картины, цеплялся за кисть, чтобы не рухнуть на пол и не проломить его своей тяжестью, браслет с аметистами такого же, как собачья цепь, вида. На столе моложавого клерка одинокий листок белел посредине и напоминал известную фразу про жизнь, которую надо начать с чистого листа.

Напротив любителя ювелирных поделок, за столом, заваленным бумагами и папками, изнывал, изображая усердную деятельность, седой узколицый морщинистый мужчина предпенсионного возраста в увеличительных очках. Такими обычно изображают на карикатурах бюрократов. Во взгляде его и неопытный физиономист углядел бы фразу: «Эх, досидеть бы тут до пенсии».

У третьей стены лицом ко входу расположился третий. Возраста среднего от двух первых, то есть примерно пятидесяти. По белоснежности рубашки и черноте галстука посетитель сразу догадывался, что это – начальник.

– Здравствуйте, – бодро начал Сан Саныч, – можете ли вы помочь в моем бессмысленном и безнадежном деле?

Начальник расплылся в улыбке, Золотой блеснул цепями, старый – очками. Все замерли.

– Ну почему же бессмысленном и безнадежном! Мы разрешим все ваши проблемы! Слушаю вас внимательно.

Саныч рассказал, что для продления регистрации старого охотничьего ружья по новым правилам ему нужен охотничий билет.

– Да не вопрос! – Начальник жизнерадостно пожал плечами, взял со стола Золотоносца одиноко пылившийся лист и протянул будущему члену охотничьего общества. – Заполняйте, пожалуйста, в холле бланк, и милости просим. Две фотокарточки три на четыре и копию паспорта вы не забыли?

Саныч показал. Лицо начальника на долю секунды погрустнело, но только на долю.

Через полчаса взмокший от мыслительного напряжения, возмечтавший стать охотником гражданин принес исписанный бланк.

– Замечательно! Присаживайтесь. – Начальник превратился в доброжелательность и принялся изучать исписанный листок. С каждой рассмотренной строчкой лик его грустнел, и к окончанию чтения печаль стала бесконечной, а из левого глаза от переживания выкатилась слеза.

– Александр Александрович, ну как же так получилось? Должен вас огорчить. Придется заполнить бланк снова. Вот здесь, к сожалению, надпись вылезла из квадратика, а это недопустимо. И здесь тоже. Компьютерная обработка документации не сможет оцифровать и расшифровать такой бланк, а у нас всё компьютеризировано, и человек, увы, бессилен внести корректировку или поправить. Сами понимаете – компьютеризация всей страны. Перепишите, пожалуйста. Возьмите другой бланк, у нас они, увы, закончились. Тот, который я вам давал, был последним, но бланки продаются в киоске на первом этаже.

Киоск был закрыт. Надпись на окошке обнадеживала: «Ушла за бланками на пять минут». Через полчаса Саныч вернулся и объяснил клеркам про то, что ни продавщицы, ни бланков нету, и когда будут неизвестно. Все искренно и дружно стали возмущаться, потом долго искали запропастившиеся бланки. Те не находились. Потом один случайно нашелся, и Саныч снова отправился заполнять в коридор, который доброжелательные чиновники называли холлом.