– Надо же, сам Высоцкий приходил, – удивлялся Иван. – Вот ведь чудо-то рождественское! Сам приходил!

– Как ты думаешь, Ваня, есть ли люди на свете, не мечтающие о славе? – вдруг неожиданно спросил Сафрон.

– Думаю, Сафрон Евдокимович, что, наверное, нет…

– А вот и ошибаешься, Ваня – есть! Это те люди, которые уже обрели славу. Об этом знает почти каждый из твоих знаменитых гостей. Но славы, которая пришла к Володе Высоцкому, из них не знает никто, – очень тихо и задумчиво произнес Сафрон. – К нему пришла редчайшая слава. Мистическая! Слава былинная из толщи веков! Слава гигантская и вызывающая всеобщее поклонение! Слава, не знающая преград и способная сметать все на своем пути! Слава взыскательная и неудержимая! Высоцкий – это имя, которое уже сегодня вписано золотыми буквами в книгу бытия великой России наряду с Пушкиным, Лермонтовым, Толстым, Достоевским, Есениным. Ты только представь, Иван, каково это? К нему, молодому, обязательному, честному, порядочному, скромному парню, никому не нужному актеру, мечтающему хоть о малой популярности, и вдруг приходит такая Слава. Как эту славу-то нести – не подвести?

У славы, Ваня, женский характер. Она может быть скромной и дерзкой, покладистой и скандальной, доверчивой и скрытной и т. д. и т. п. Но любая слава хочет, чтобы ею обладали. Обладали страстно. Обладали долго. И это желание – ее пища! Ее хлеб! Ее пьяное вино! Ее эликсир вечной жизни! Она не любит, чтобы ею просто пользовались, чтобы ездили на ней. Она обожает, чтобы ее носили на руках. Таскали на закорках. Возили на загривке. Катали с ветерком. Она любит, чтобы ею любовались. Любит быть на виду. Ее избранник должен все успеть и везде успеть. Он обязан работать на нее днем и ночью, круглосуточно, до изнеможения, до беспамятства, до самоуничтожения. Кто может все это ей подарить, тому она и отдается!

На первый взгляд, может показаться, что она ошиблась и не к тому пришла? Но она никогда не ошибается. Она выбирает тщательно того, кто ее понесет и кто ее достоин. Она выбирает из достойнейших самого достойного. Выбирает безошибочно! Володя прошел тяжелейший отбор, а вот сейчас настало обязательное испытание. Испытание, которое он обязан преодолеть – он избранный! Испытание славой – тяжелейшее испытание, и кто с ним знаком, знает. Но испытание славой, которая пришла к Высоцкому, – это чудовищное испытание. Сколько искушений появляется – тебе доступно все что угодно! Любое желание твое исполняется мгновенно! Предшествующие поколения, наши пращуры, готовят нас к этим испытаниям, каждое поколение улучшает генетику следующего, совершенствует народ. Но к испытанию такой славой не готовит никто, – продолжил Сафрон.

И, чуть погодя, продолжил: – «Приподнимем занавес за краешек, такую старую тяжелую кулису» – это слова из новой песни Высоцкого к музыкальной сказке «Алиса в стране чудес» по одноименной сказке Льюиса Кэролла, работу над песнями к которой Высоцкий недавно закончил. Альбом из двух пластинок-гигантов фирмы «Мелодия» скоро появится на прилавках музыкальных магазинов. Так вот, Ваня, если приподнять занавес и заглянуть в закулисье его родного Театра на Таганке, то там мы не увидим таких чудных и красивых картин, как в твоем «Лукоморье»… Увы! Недавно, сославшись на слегка натянутые отношения между ним и Любимовым, Володя попросил, чтобы я поговорил с тем о постановке этой сказки у них на сцене. Меня эта идея сразу увлекла, ведь «Алиса в стране чудес» получилась! Это потрясающая работа! Не по-детски умная, образная, с прекрасными песнями Володи. У меня нет ни малейших сомнений, что пластинки разойдутся миллионными тиражами. А учитывая талант Юрия Петровича делать из любого материала по-настоящему значимые, интересные, необычные спектакли, из «Алисы в стране чудес» получилась бы просто бомба! На следующий день, созвонившись предварительно с режиссером, я помчался на Таганку и прямо с порога любимовского кабинета выложил ему эту просьбу.

Красивое лицо Юрия Петровича изменилось. Он посмотрел на меня холодными глазами и произнес: «Знаешь что, Сафрон? Может быть, эту „бомбу“ лучше у вас в Большом поставить? У вас там и голоса оперные получше, чем у моих подопечных актеров».

– Юрий Петрович, это что, шутка? Ведь ваш Володя написал эти песни. И только благодаря ему эта сказка обрела в России новую жизнь! – удивился я.

– Нет, Сафрон, это не шутка. И Володя, дорогой Сафрон, давно не наш. У него, по сведениям Николая Дубака, директора нашего, по двадцать концертов в неделю по шарашкам разным. У него съемки в пяти картинах одновременно. У него жена француженка – звезда мирового кинематографа. Он откуда-то стал сказочно богат, кооператив отстроил, дачу завел, гоняет на «мерседесе».

У него какие-то необъяснимые, выдуманные болезни, на больничных по полсезона сидит. Ему не до театра, Сафрон Евдокимович, а я выкручивайся, как хочешь. Он ведь теперь знаменитость, и никого вокруг себя не видит. Он и меня в упор не видит, сколько бы я ему не светил фонариком из зала во время «Гамлета». Так что ставьте «Алису» у себя, Сафрон Евдокимович!

И я тактично удалился, рассуждая: «А ведь прав Юрий Петрович, прав на все сто процентов! После того как пришла к Владимиру Высоцкому такая слава, она кардинально поменяла всех окружавших его людей. После встречи с Любимовым я всерьез задумался о положении Володи в театре, в России, в жизни. И забеспокоился сильно. Я вдруг увидел, какая черная туча висит над ним! Слава сильно изменила, прежде всего, его образ жизни, и главное, ритм жизни. Он вынужден был измениться под давлением обстоятельств. По природе своей общительный, отзывчивый, добрый, веселый парень, не так давно готовый взяться за любые небольшие роли в театре и в кино, он неожиданно для себя и для всех стал невероятно знаменит, стал идолом, суперзвездой, всенародным любимцем и кумиром миллионов без всяких натяжек! Он стал всем нужен! Он стал дичайше востребован! Он стал непосильно занят! Такая слава, Ваня, имеет и обратную сторону. Особенно в театральных кругах. Верная спутница Славы – Зависть! Зависть окружающих его коллег и „культурных“ функционеров всех уровней. Скорее всего, Володя это сразу почувствовал и попытался отшутиться в свойственной ему манере. Что вызывает у окружающих обратную реакцию, они воспринимают это как пренебрежение ими. И тут из зависти рождается неудержимая злоба, ненависть! И что с этим делать, Ваня? Не будешь ведь всем и каждому объяснять – мол, извини, я не виноват, что стал знаменитым.

И Володя замолчал, замкнулся в себе, стал дружить с успокоителем в бутылке. Традиционное наше русское лекарство от всех болезней и от всех напастей. А поскольку у него и натура типично русская – без удержу, без меры, без оглядки – „гуляй, рванина, от рубля и выше“, – то и начались запои. Да такие, из которых и выйти-то самостоятельно невозможно! Вот о таких неизвестных, выдуманных болезнях Володи и говорил Юрий Петрович Любимов. Я был однажды в клинике неврозов на Шаболовке, где Высоцкого выводила из запоя один очень симпатичный врач Светлана Велинская. Картина удручающая, Ваня. Светлана очень нравилась Володе, и он ей доверял: уже несколько раз благодаря ей выходил из этого жуткого состояния. Но обычные лекарства все меньше помогали ему, и она вместо них умышленно вколола Володе сульфазин, в простонародье – сульфа. Ты бы видел, Ваня, как он метался по палате, забивался под кровать, валялся на полу и выл от боли во весь голос. У него жар страшный, температура под 40, весь мокрый от пота, глаза красные навыкате, горят огнем. Последними словами клянет, проклинает Велинскую: „Светка, сука, что ты наделала? Я умираю“. А она, бледная, сама вытирает его полотенцем, целует, успокаивает: „Ты не умрешь, Володя, не умрешь, я с тобой. Держись, милый, иначе нельзя, держись Володя, скоро легче станет…“.

Я потом спрашивал у Велинской: нельзя ли помилосердней лекарство найти какое? Она жестко ответила, что нет! Этот эпикриз зовется „белая горячка“. Сладких лекарств от нее нет. А через два дня Высоцкий, отойдя немного, показал мне желвак на заднем месте с кулак величиной – неделю не присядешь. Позже Марина Влади стала привозить из Франции „Эспераль“ и „Торнадо“, а все та же Светлана Велинская стала „подшивать“ Володю и ставить внутривенно лекарство. А с ним за компанию и друга его лечила, Олега Даля – человека удивительного таланта и такого же горемычного пьяницу, как Высоцкий. Да только сила у алкоголя большая, и тяга к нему у алкоголика такова, что Володя бритвой вырезал эти „вшивки“ с заморскими „эспералями“ и снова пил. Вот такие дела, Ваня.