Вагоны неторопливо постукивали колёсами на стыках. Состав закончился, проехали мимо тепловоза – длинного, двухсекционного, дико ржавого, но всё ещё изящного, со стремительными округлыми обводами кабины. Поди ж ты, старинный, а какой красавец… Топливо, конечно, давным-давно слито, стёкла перебиты.

Обзор сразу улучшился, хотя смотреть было особо не на что – тихо. Поезд медленно шёл вперёд, Соколов, хмурясь, смотрел на лес. Вот открыл рот, явно намереваясь что-то сказать, но его опередил Горюнов – я видел, как в головном УАЗике развернули пулемёт:

– Поезд, Бегуну. Волки на два часа, ведут себя тихо.

– Бегун, Штабу, огонь открывать при нападении. Бережём патроны, – велел невидимый Торопов.

– Штаб, понято.

Да, волков уже и от нас видно – видимо, Соколов о них и хотел предупредить. Стоят вдоль кромки леса по правой стороне, провожая взглядом поезд. Крупные, вроде тех, что были с оборотнем, которого я завалил больше года назад. А может, и оборотень где есть, просто вперёд не лезет…

– Не нападают, – тихо сказал Соколов. Мы почти поравнялись с волками – я насчитал их пять, хотя мог и не заметить одного, а то и нескольких. Карабин у меня уже был снят с предохранителя, я провожал зверей движением ствола – собственно, все делали то же самое, кроме Лёхи, который внимательно смотрел слева по ходу движения. И правильно – волки те ещё твари, вполне могут просто отвлекать внимание. У стаи ума вполне хватит, особенно при хорошем вожаке.

– Вряд ли нападут, – ответил Колян. – Умные зверюги, силу чуют. Тут метров тридцать, а то и больше, на пулемёты просто так не полезут, отлично знают, что это такое. Мы тем более высоко – насыпь, вагоны… Не каждый допрыгнет.

Но ствол его «калаша» чётко двигался так, чтобы сопровождать ближнего из зверей. Я ни капли не сомневался, что даже если волк просто сделает резкое движение – стрелять Ильин начнёт сразу. И я последую его примеру без малейших заминок.

Стрелять не пришлось, хотя и очень хотелось – чисто для острастки. Когда своеобразный «эскорт» скрылся из виду, я вздохнул с явным облегчением – всё же побаиваюсь своих «тёзок», даже если они ведут себя условно-мирно.

– Интересно, был ли там оборотень, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал я.

– Пять к одному, что был, – рассеянно ответил Колян. – Лёх, чисто?

– Чисто, но сука уверен, что в лесу по той стороне кто-то есть, – странным тоном сказал боец. – Смежник, ты что молчишь?

– Не чувствовал никого по левой стороне, – виновато отчитался Соколов. – Ауру зверя или движение должен бы был увидеть…

– Значит, нету, – пожал плечами здоровяк. – Ни разу не слышал, чтобы звери умели скрывать ауру.

Ага, тем более от Соколова, который видит не просто ауру, а видит то, чего не могут почувствовать другие. Но нервозность Лёхи передалась и мне – словно холодом повеяло.

– А оборотни ничем не отличаются от другой нечисти, – продолжал Ильин. – Куда уж им ауру скрывать… Правда, есть, говорят, первородные – но я их не видел ни разу.

Я почувствовал себя так, словно с разбега на столб налетел. Это что ещё такое? Не припоминаю подобного.

– Это как?

Колян открыл было рот, но за него ответил Соколов – причём отчеканил как на уроке:

– Обычный оборотень – это тот, которого заразили через укус. А первородный – который был оборотнем с самого начала.

Вот так, Волков. Век живи – век учись. Интересно, это было на инструктажах? Хоть убей – не помню. Могло и быть, говорят-то на инструктажах много, но мозг, как всегда, фильтрует информацию, откидывая ту, которая подаётся как малосущественная.

– А разница есть? – спросил я, чтобы уточнить, важной была информация или нет.

– Говорят, они крупнее, сильнее и в разы опытнее, – пожал плечами Колян. – И стая с ними намного опаснее, даже если небольшая совсем.

– Ну убиваются-то обычным способом?

– Конечно. Серебро или массированный огонь. Другое дело, что вряд ли полезут под пулемёт… Хотя, под него и обычные вроде как не лезут.

– А отличить их можно?

– Я не знаю, – помотал головой приятель. – И знаешь, Волк, совершенно не хочу выяснять.

Вот тут я с ним полностью согласен. Важно главное – принципиальных отличий от обычных оборотней нет, и этого вполне достаточно. Значит, скорее всего говорили мне о них, просто я разницу запоминать не стал.

– Глаза у них необычные, – совсем тихо сказал Соколов. – Нам говорили. Светло-серые, как будто прозрачные. У всех остальных – жёлтые.

– Да? – обернулся к нему Колян. – Ну, может быть… Знаешь, Серый, но не Волк, если я увижу оборотня, и он нападёт – я буду валить его всеми силами, и мне глубоко пофиг, какие у него при этом будут глаза. Сечёшь?

Колян прав. Мне одной встречи с оборотнем вполне достаточно, чтобы не любить этих тварей. Как вспомню брызги его крови на своём лице, так тошно становится. Ну да, там я вдобавок был не готов и почти без оружия, да ещё и Ника… Но выкрутился – и то хорошо.

Я хотел было ещё расспросить Соколова, но меня прервал голос Горюнова:

– Штаб, Бегуну. Впереди мост, готовьтесь к остановке.

Поезд почти без рывка замедлил ход – теперь состав еле полз, пешком и то обогнать можно – было бы где идти. А идти тут особо и негде.

Ну да, вон он, мост – ещё с полкилометра, но сооружение уже можно разобрать. А вон справа за деревьями видно открытое место – значит, аккурат тут и подходит сбоку та самая объездная ветка, по которой Черепа катались к старому мосту, по которому мы с Машей перебирались через реку. И она точно свободна от застрявших поездов.

Мы остановились метрах в ста от моста, почти вплотную к УАЗику разведки, и из рации донеслось:

– Поезд, Штабу. Охранение по регламенту. Медиков и технарей в голову поезда, быстро!

У моста простояли почти три часа.

Раненого из Горюновской машины сразу утащили в штабной вагон. Диагностировали отравление – на вид неопасное, но полностью выведшее бойца из строя. Колдуны уверили, что порчи нет, отравление по типу пищевого. Вот уж действительно таинственная птица мехобвалка, с желудком совершенно несовместимая…

Пока стояли – рассказал Коляну байку про «таинственную птицу», на что приятель поржал, повертел пальцем у виска, но зато вместе вспомнили анекдот, как оказалось, совершенно старый, про собачину вперемешку с досками – «так восемнадцатый сорт, вместе с будками рубили». Я и не задумывался никогда, что анекдот идёт из восьмидесятых, если не раньше, и тут отлично известен. А вот название «мехобвалка» для этих тварей явно приклеится, я уже по лицу Ильина это видел.

Мост на вид смотрелся совершенно убитым. Речка Линна была невелика, метров десять шириной, извивающаяся, как змея, мост в один пролёт – но этого пролёта и не было, только ферма самого моста, никаких рельсов.

За дело взялись колдуны во главе с Пахомовым, и примерно минут через сорок мост вернул себе истинный вид – на вид лучше ничуть не стал, но иллюзию убрали, и стало ясно, что и пролёт, и железнодорожная колея на месте. Вот так, мужики… Колдуны прекрасно умеют снимать иллюзии, когда это надо – точнее, когда точно известно, что иллюзия присутствует. Наша Управа совместно с Гидростроем явно использовала этот выезд сразу как тест для Колледжа – не просто «проверка на вшивость», но ещё и выяснение возможностей. Могли наши колдуны отказаться? Могли, наверное. Вот только не в этих условиях, когда вокруг толпа с оружием.

Потом за обследование моста взялись сапёры и другие технари, включая Гидростроевских колдунов, и через час с лишним вынесли вердикт: машина пройдёт точно, поезд пройдёт с вероятностью процентов в восемьдесят, при самой малой скорости.

Мост состав переползал с черепашьей скоростью – не больше пяти километров в час. Наша платформа прошла удачно, как другие – не знаю, но, учитывая, что двигались без остановок – проблем всё же не возникло. Ну, и то хорошо – всё же умели строить в советские времена. Я смотрел по сторонам: изгиб реки, деревенские домики с огородами на берегу – брошенные, конечно же, деревья, разросшиеся почти вплотную к железнодорожной линии… Впереди открылась станция на четыре пути – пустая, поездов нет, только по левой стороне стоит разваливающийся домик, скорее всего зал ожидания или дежурка. На выгоревшем фронтоне видна покосившаяся и еле читаемая табличка «Бурьяны».