Познакомившись с девушкой лично, с первых дней начал улавливать едва заметные движения в своей душе. Нехорошие. Неправильные. Сочувствие, жалость, сострадание – злейшие враги в моём деле.

Когда я видел эти широко распахнутые серо-зелёные глаза, которые смотрели на меня со страхом и непониманием, то еле сдерживался, чтобы не сдать назад. Не отказаться от участия Полины в шпионских играх. Ведь девушка даже наполовину не осознавала, что происходит, и во что её втягивают.

Со временем, симпатия перешла в непреодолимое плотское влечение. Этому способствовал тот факт, что девчонка оказалась достаточно острой на язык. А меня всегда заводили подобные типажи. Вдыхая фруктовый аромат её тела во время тренировок, я до боли сжимал челюсти, чтобы сдержаться и не прикоснуться к тёплой шелковистой коже, не зарыться лицом в мягкие светло-русые волосы.

Я хотел Полину. До тряски. До помутнения рассудка. Но я хорошо себя знал и понимал, что мною двигало не просто желание одноразового секса. А это уже было опасно. Для меня и для неё. Десять лет назад я зарёкся заводить какие бы то ни было отношения. Потому что не хотел второй раз пережить то, что пережил однажды.

– Дело. У меня есть дело, которое стоит превыше всего, – со злостью шепчу самому себе. – И я не успокоюсь пока не закрою счёт.

***

– Завтра тренировки не будет, – сдержанно произносит Джеймс, когда мы едем в машине из спортивного комплекса.

– Почему?

– Я улетаю в Лондон.

– Надолго? – спрашиваю расстроенно.

За два с половиной месяца я привыкла к англичанину. Маленькому мазохисту во мне даже начало нравиться доминирование мужчины, совместные тренировки и стрельбища.

– Не знаю.

– Это из-за поцелуя?

– Нет.

– Если всё дело в нём, то не переживай, – примирительным жестом кладу руку на предплечье Джеймса. – Я всё понимаю и не буду…

– Это из-за работы, Полина, – англичанин стряхивает мою руку со своей. – Ты уже многому научилась. Думаю, сможешь за себя постоять в критической ситуации.

– А как же…

– Я вернусь перед твоим вылетом в Венецию. Привезу всё необходимое. Собаку отвези сестре или маме. По плану ты пробудешь в Италии десять дней, а потом какое-то время в Греции. Поэтому, лучше, если пёс будет в надёжных руках, а не у какой-нибудь из твоих подружек.

– Хочешь сказать, что мои подруги – ненадёжные? – возмущаюсь я.

– Хочу сказать, отвези его матери или сестре. Ты можешь просто это сделать и не задавать дурацких вопросов? – он переходит почти на крик.

Я впервые вижу Джеймса раздражённым. Не понимаю, что случилось. Неужели его настолько выбил из колеи наш поцелуй?

– И ещё, – добавляет англичанин, – никому не говори, что собираешься в Италию. На работе возьми отпуск за свой счёт, а ещё лучше – уволься. После поездки в Венецию ты получишь хороший гонорар за сотрудничество. Сможешь не работать какое-то время.

Джеймс

Я подъезжаю к знакомой московской многоэтажке. Обычный людской муравейник, которых сотни по всему миру. Но отчего-то сердце тупо заныло при виде бесконечных пластиковых окон и балконов.

Мы не виделись с Полиной почти три недели. Ни в какой Лондон я, естественно, не улетал. Просто понял, что до начала венецианской операции, с журналисткой мне лучше не общаться. Последняя встреча ясно доказала, что никакие психологические тренинги для спецагентов британской разведки не способны заткнуть моё желание обладать этой русской. Что-то есть в ней такое, что деморализует. Разбивает в пух и прах годами вышколенное самообладание. И я даже нашёл разгадку своей реакции на Полину. Ответ отнюдь не обрадовал меня: настоящая эта женщина. Искренняя. Бесхитростная. Что на уме, то и на языке. Сложно поверить, что в тридцать четыре года, да при своём роде деятельности, девушка может оставаться такой наивной и по-детски радоваться простым вещам.

Всю свою жизнь я представлял журналистов совсем иначе. И это продиктовано не стереотипом, а опытом. Красивые женщины, работающие в разных изданиях, пару-тройку раз прошли через мою постель. И каждый раз это заканчивалось стремлением особ женского пола вынюхать какую-нибудь «ценную» внутреннюю информацию о посольстве или консульстве. Пользуясь своим обаянием, дамы-журналисты играли в игру под названием: «О, Боже, я влюбилась!» И даже получая честный ответ: между нами может быть только секс и ничего личного, не останавливал их в намерении запрыгнуть ко мне в койку. Хуже всего было, когда вчерашние леди превращались в разобиженных разъярённых мегер, начинали обрывать телефон и заваливать сообщениями. Но я никого не осуждаю. Каждый выживает в этом грёбаном мире, как может. Как ему диктует совесть. Моя говорила, что я жалкий козёл.

За всё время Полина ни разу не написала мне и не позвонила. Умная девочка. Но это не значит, что я перестал отслеживать её переписку или звонки. Ничего крамольного в контактах русской по-прежнему не было. И от этого на душе становилось ещё мерзопакостнее. Как будто ребёнка обманывал. Жалко мне её было. Но я уже слишком далеко зашёл, чтобы отказаться от возможности добраться до чертежей Ромеро.

С тяжёлым сердцем захожу в лифт. Остаются считанные мгновения до момента, когда уже точно вспять не повернуть.

«Соберись, тряпка!» – зло бубню себе под нос. – «Думай головой, а не головкой».

Полина открывает дверь. Улыбается. Рада меня видеть. Я прекрасно знаю, что нравлюсь ей. И при других обстоятельствах у нас могла бы получиться красивая романтическая история. О большем речи не идёт. Не при моей собачьей жизни заводить длительные отношения и подвергать угрозе другого человека. Но имеем, что имеем. И поэтому даже короткого романа с русской не могу себе позволить.

Полина

– Держи, – Джеймс протягивает мне файл с документами. – Здесь твои билеты, бронь гостиницы и деньги. Ты летишь в отпуск. Хочешь посетить Венецию, Флоренцию и Рим. Запомнила?

Молча киваю.

– В Венеции у тебя забронирована гостиница «Золотой лев». Твой самолёт приземлится в одиннадцать утра по местному времени. Доберешься из аэропорта до центра города. Заселишься в отель. Я приду к трём часам в твой номер.

– А если рейс задержат?

– Вот телефон, – Джеймс протягивает мне простенький кнопочный аппарат. – Мой номер уже вбит. С этого сотового никому не звонить и не писать кроме меня. Вопросы есть?

– Мог бы и на бизнес-класс раскошелиться, а не запихивать меня в эконом, – говорю, разглядывая билеты.

Мужчина смотрит на меня, как на умственно отсталую.

– Наша задача сделать всё максимально тихо. Не привлекая лишнего внимания. У обычной журналистки не может быть денег на бизнес-класс. Усекла? Удачного путешествия! – Джеймс направляется к двери.

– Подожди! Почему я лечу одна. А ты?

– У меня дела. Встретимся через три дня в Венеции.

***

Перелёт проходит нормально. Расшалившиеся нервишки успокаиваю вином от авиакомпании. В плеере неосознанно нахожу забытые итальянские песни. Пытаюсь настроиться на встречу с Bel Paese (ит. прекрасной страной. Так итальянцы называют Италию). С каждым часом, проведённым в небе, характерное подсасывание под ложечкой нарастает. Нервно кусаю губу. О поручении Джеймса не думаю. Не до этого. Причина моей ажитации в другом: снова лечу в Италию и снова в Венецию. Какой это раз? Пытаюсь подсчитать, но цифры хороводом кружатся в мозгу. Разбегаются и скачут, как рассыпавшийся горох.

В голове всплывает воспоминание о нашем знакомстве с Марчелло. Я тогда в Италии оказалась впервые. Заработала приличные (как мне казалось в ту пору) деньги и купила билеты в Венецию. Со школы бредила этим городом. Считала его фантастическим, нереальным, а ещё неимоверно крутым из-за того, что там нет автомобилей. Нет современных домов. И вообще ничего, напоминающего о том, что на дворе двадцать первый век. Это как сесть в машину времени и перенестись сквозь века в эпоху Возрождения.

Венеция не подвела. Оправдала самые смелые надежды. Оказаться одной в Царице Адриатики в разгар Карнавала – то ещё приключение. Вдоль набережных прогуливаются люди в костюмах семнадцатого века. Ветер с лагуны раздувает чёрные шёлковые плащи. И вокруг маски, маски, маски. На площадях играют оркестры, идут представления. Город не спит ночи напролёт. В изящных палаццо устраивают балы, попасть на которые стоит хороших денег. Но, несмотря на это, билеты распродаются чуть ли не за год вперёд.