Поэтому Розали только обрадовалась, когда пришло время возвращаться на базу Виктора. Они прибыли вечером: город вокруг ангара стал сборищем смертельно ярких голограмм и зазывающих надписей. Весь этот свет вызвал у девушки необъяснимое раздражение: хотелось найти рекламное агентство и разгромить его офис.

Ленисаад (Ленни, как прозвал его Ивар, чем нарвался на ругань) разместил весь отряд в некоем подобии казармы. В его собственности было два огромных ангара, и если в одном приземлялись корабли с мигрантами и контрабандой, то в другом он устроил жилую зону для своих людей. Кроме отряда Ивара там разместили демократов и несколько десятков неприятных на вид личностей. Последние устроили потасовку в углу и делали ставки. Многие уже изрядно подвыпили и выпустили целое облако сигаретного дыма. Вентиляция работала слабо, так что серая пелена медленно поднялась к потолку и превратилась в подобие дружелюбного привидения.

Вечер Розали провела за терминалом: открыла для себя удивительный мир ИнтерСети и бесплатных энциклопедий. Листать паспорт и смотреть на фотографию мамы она все так же не решалась. А когда голова начала болеть от голограмм и мысленных проекций, присоединилась к остальной команде. Те затеяли карточный турнир на старой бочке ионного топлива, все еще воняющей чем-то едким.

Увы, веселье быстро закончилось: все пошли спать, набираться сил для завтрашнего «дня Х», и в итоге Розали осталась одна. Ночь предстояла долгая, и девушка поняла, что не сможет выдержать храп нескольких десятков людей. Она долго гуляла по ангару в поисках чего-то интересного, пока не нашла скрипучую металлическую лестницу. Та привела Розу под самую крышу – очень высоко, между прочим. Здесь Виктор проложил хлипкий мостик, который закончился выходом на балкон. Строго говоря, балконом это сложно было назвать: Ленисаад проделал дыру в стене и прибил снаружи площадку похожую основание пожарной лестницы.

Отсюда девушка на протяжении многих часов рассматривала сияющие огоньки воздушных трасс и окна небоскребов, расположившихся вокруг. Слабый ветерок доносил что-то похожее на запах моря, но рассмотреть или тем более услышать его не удалось. Все заглушил бесконечный город, который уже успел надоесть и высосать оставшиеся силы.

После такого дня воспоминания о жизни в замке показались очень уютными: ночи напролет сидеть на крепостной стене, вдыхать прохладный воздух и считать, сколько часов нужно лунам Поместья, чтобы обогнуть небосвод – прекрасная трата времени.

Когда лучи Земного солнца ударили в стеклянные стены домов, сзади послышался металлический звон и ругань: Адам и Виктор, взбираясь по лестнице, уронили что-то и принялись обвинять друг друга. Кто-то из них спустился и через несколько минут вернулся, а затем оба мужчины продолжили путь как ни в чем ни бывало.

– Привет! – Адам раскурил дико воняющую сигарету и протянул Розе. – Хочешь?

– Фу, нет!

– Ну как знаешь, – он с напускным удовольствием затянулся и уставился на рассвет. – Люблю Землю.

– Ты-то? – удивился Виктор. – Ты же аламарси, ты должен ненавидеть планеты.

– Никому я ничего не должен, – отмахнулся Адам. – Мне тут нравится, потому что, когда прилетаешь в этот мусорник, сразу становится ясно, что мы из себя представляем. Дикари, заселившие галактику, а за душой – ничего.

– «Дикари»? – усмехнулся Ленисаад. – С козырной ты карты зашел.

– А разве я не прав? Мы, аламарси, живем в тесных общинах, как это делали предки, и боремся за выживание, имеем цель. А какая цель у этих людей? – он обвел рукой горизонт. – Очередная зарплата? Новая машина? Должность? Неуемная жажда сделать свою жизнь похожей на рекламу превратила вас, планетников, в дикарей. Живете сами по себе: вокруг столько народу, а кто протянет руку? Кто поможет в трудную минуту? Кому здесь можно доверять? У всех свои проблемы, всем на тебя плевать. Хотят поскорее заработать на красивую жизнь, но, если получается, становятся только несчастнее. Им всегда мало.

– Ну, это, конечно, правда, – согласился Виктор и тоже закурил. – Я как-то читал, что ученые давно уже выяснили, что, если у человека есть определенный достаток, никакая прибавка не сделает его счастливее. То есть, когда тебе нечего есть, любая лишняя копейка будет в радость, а когда жрешь от пуза – даже миллион не сделает жизнь приятнее.

– Я как раз об этом и говорю. Люди сейчас и стареют медленно: бывает, взглянешь на студента, а в глазах старик. И жизнь ему уже не мила, хотя казалось бы – жить да жить. А ради чего?

Виктор закивал.

– Это странно, но я снова с тобой согласен. Никогда бы не подумал, что ты философ!

– Меня недооценивают, – ответил Адам и сдавленно закашлялся.

– Видел я, как депрессия убивает быстрее старости, – сказал Виктор после минуты тишины. – На Агатоне, еще в молодости: там придумали отличный способ снизить количество самоубийств после ста пятидесяти. Угадаете, какой?

Он посмотрел на Розали, та замотала головой. Адам пожал плечами.

– Удиви, – бросил аламарси, и порыв ветра обдал Розу вонючим дымом. Девушка закашлялась и отошла на несколько шагов.

– Стали предлагать эвтаназию, за деньги, – ответил Виктор, с улыбкой наблюдая за ее мучениями. – Это ведь не самоубийство, а значит, улучшает статистику. Да еще и налоги в казну идут – идеально.

Адам расхохотался так громко, что наверняка разбудил кого-то внизу.

– Решено! – объявил он и бросил окурок в пустоту. – Соберу бабла и построю на Агатоне эвтаназийную клинику! Беспроигрышные инвестиции.

– Эх, бездушный ты аламарси…

Виктор тоже выбросил сигарету, закрыл глаза и принялся шумно вдыхать земной воздух. Спорное решение по мнению многих врачей.

– А почему они себя убивают? – спросила Розали после долгих раздумий. Она так и не смогла найти причину в своей голове.

Ленисаад усмехнулся и размял плечи.

– Потому что человечество взрослело в мире, где дожить до ста с копейками было достижением, достойным книги рекордов. Это наш психологический предел, да и к этому времени тело уже было в плохом состоянии. Все, что требовалось – это протянуть как можно больше, побить свой личный рекорд и спокойно уйти в темноту. Тебе и пенсию уже платили, ухаживали, если, конечно, было кому…

– А мы вот всегда ухаживаем, – заметил Адам, но Виктор пригрозил ему кулаком.

– Что сейчас будет, когда ты доживешь до ста? – спросил он у Розали.

Девушка пожала плечами.

– Ничего?

– Верно. Ни-че-го. Ничего не изменится в твоей жизни. Пятьдесят, сто, сто пятьдесят, двести… никаких перемен. Ты все так же ходишь на работу, ждешь выходных, мечтаешь об отпуске… Понимаешь, к чему я клоню? – девушка медленно закивала. – Представь себе сотню лет рутины. Это у нас с вами жизнь веселая: что ни день, то последний. Нам некогда задумываться о такой ерунде. А обыватели – они веками только и делают, что думают, мечтают, ждут. А чего ждут? Как я уже сказал, базовые потребности очень легко обеспечить: еда, вода, сон в тепле – нужно просто работать. Люди сменяют год за годом, зная, что у них впереди безумно длинная жизнь, но в какой-то момент понимают, что она ни к чему не ведет. Большинству не за что бороться: все, что у них есть, будет у них всегда и постепенно накапливается. Но они не станут кинозвездами или миллиардерами, как мечтали в детстве. Жизнь так и будет однообразной, пока не закончится. Это и есть повод для депрессии – отсутствие цели, смысла. Общество отобрало у нас смысл, заменив культурой потребления. И отобрало очевидные цели, заменив их на безумно широкий выбор возможностей. И что бы ты ни выбрала, Розалия, ты всегда будешь в тайне размышлять о чем-то другом.

– Никогда не думала о таком… – призналась девушка.

– Вот именно. Никто не думает о том, почему ему так плохо. А ответ прост: свобода лишила нас свободы. Перед нами столько возможностей, что ни одна уже не приносит удовлетворения. Это как стоять перед витриной с джемами: все не попробуешь, а возьмешь один и почти наверняка пожалеешь. Лишь немногим удается вырваться из этой ловушки и найти смысл. Большинство взрослеет в обществе, лишенном души, и не знает другой жизни. Толпы живых мертвецов: топчут галактику и существуют как во сне.