Шёл восьмой день пребывания Стефана в замке. Он, как и обязывала Бэла, выполнял всё поручения хозяйки, занимался всей трудоёмкой работой, которая не по силам служанкам, а в его главную обязанность входила растопка каждого камина, который только имелся в чертогах. Соответственно, именно он отвечал за поддержание тепла, которое, по непонятной причине, было чрезвычайно необходимо дочерям, по всему зданию. «Зачем покойникам тепло?»— задавался он вопросом постоянно, закидывая паленья в очаг. Хоть парень не был уверен, являлись ли ведьмы ходячими мертвецами, холод, исходящий от них, как внутренне, так и снаружи, кричал об отсутствии какой-либо жизни. Но…могут ли мертвецы, даже восставшие, по образу вампиров из давно забытых легенд, испытывать эмоции? Разве они не бесстрастны? Проклятье ли это за обретённую магию? Но сомнения Герцога об их ведовстве не давало покоя. Кем же они тогда приходятся? С кем, по чужой воле, связал себя узами молодой человек? Так или иначе, торговец обещал помочь Стефану разобраться во всём, обещал ему последующую свободу. Пусть их сотрудничество было слишком сомнительным, а брюнет относился к загадочному лавочнику с подозрением, заиметь союзников в этом, кишащем кровожадными бестиями, месте — неплохой вариант. Кроме него никто не хотел иметь дело со Стефаном, даже, вернувшиеся из особняка некой Донны Беневьенто, две камеристки, хотя, казалось бы, у них есть общие мотивы. Герцог как-то объяснил, что Леди Димитреску, бывает, одалживает кукольнице Донне своих слуг на короткое время, потому, спустя пару дней, как молодой человек попал в рабство, откуда ни возьмись, по залам замка начали бегать две служанки. Стоило ли ожидать ему в дальнейшем отправку куда-то за пределы дворца — неизвестно, но это, без сомнений, воодушевляло. Какая никакая, но возможность выбраться.

Но, тем не менее, Стеф начал привыкать к этому безумному семейству, состоящее исключительно из женщин. Даже к взбалмошному поведению Даниэлы, которое поначалу пугало и сводило с ума. Однако, девушка и правда была чертовски непредсказуема: в один момент она ласкова и игрива, а в другой — безжалостна и свирепа. Главная камеристка, будто невзначай, рассказал ему о том, как госпожа Дана ножом по лицу резанула бывшую горничную. На вопрос «Зачем она это сделала?» — последовал ответ: «До конца не пойму точно, но определённо учинила что-то не то, раз мисс Даниэла изрезала лицо Аделы полностью». Тогда, помимо одного удивления, Стефан не испытал ничего. Но, буквально пару дней назад, молодой человек самолично столкнулся с перепадом настроения своей мучительницы. Подав хозяйкам ужин, он, как обычно, занял своё место чуть позади Даны, скрестив руки за спиной, словно стоящий охраняющий. Главная камеристка, которую звали Камелия, всегда становилась рядом со старшей Госпожой Димитреску, а другая, что, казалось ему очень знакомой, Илина, у входной двери, дабы позднее, после трапезы, открыть её перед сударынями. Внимание молодого человека полностью приковала к себе вторая. Он пытался понять, где ранее видел её, и видел ли вообще. Стоило только повернуть в сторону выхода голову, как четыре зубчика вилки резко вонзились ему в бедро. Боль подступила мгновенно. Однако, кричать при госпоже было нельзя. Брюнет сильно сжал челюсть, в попытках подавить крик, чуть склонился вперёд и, как только рыжая вытащила торчащий из его ноги столовый прибор, обхватил рану обеими руками, не давая крови вытечь. Ни одна из служанок не подошла к нему, хозяйка не позволяла. Всё то время, находясь за столом, она смотрела на парня с отвращением и пренебрежением, будто на прокажённого, но сейчас, леди не смогла сдержать довольной ухмылки. На всю столовую раздался заливистый смех Кассандры. Бэла же окинула беднягу сочувственным взглядом и наклонила голову к тарелке, чтоб никто этого не заметил, лучше пусть обратят внимание на абсолютное безразличие, чем на жалость. Но Стеф заметил. Виновница беспорядка лишь сидела молча и, как подобает ей же, хлопала ресничками, вытащенную вилку ведьма облизнула, словно она побывала в папанаси с вишнёвым джемом, а не мужском бедре. Стеф, раз и навсегда, запомнил, как сильно Даниэла не любит, когда её лишают внимания. Но внезапная жестокость рыжеволосой сменяется на любовность моментально. Вот она уже шаловливо гладит брюнета по увеченной ноге, и Стефан, без лишних слов, понимает, что после ужина будет вынужден посетить её покои.

В маленькой мрачной кладовочке — как он ласково называл свою комнатушку — молодой человек проводил свободное от дел время. Лежал на кровати, обдумывал своё существование, выжидал, когда же подадут обед. Такой небольшой перерыв не часто выпадал, потому он тратил часик на уединение. Без работы, без суеты, без Даниэлы…Однако, нет покоя грешникам.

Глуховатый «тук-тук» по прочной древесине раздался во всём крохотном помещении.

— …и страдать они будут.

Стеф медленно поднялся с постели, потянулся и заправил белую рубашку в чиносы.

— Открыто! — отозвался он на стук.

Из узкой щелки приоткрывшейся дверцы выглянула русая голова.

— Ты что здесь делаешь? — удивились нарушительница покоя, проходя в комнату.

Худощавая девушка, на вид лет двадцати восьми, с длинной светло-коричневой косой, курносым носиком и голубыми глазами — ну типичная представительница славян — упёрлась руками в бока, приняв недовольную позу.

— Живу. — усмехнувшись ответил брюнет.

— Ты знаешь, что я имею ввиду!

Негодование её в голосе и на лице не предвещали ничего хорошего.

— Ты должен быть в главном зале и помогать Илине наряжать его. Если Госпожа Альсина узнает, что ты бездельничаешь… — тон служанки слегка притих, а произнеся имя хозяйки так и вообще задрожал.

— Тише, — парень прислонил палец к губам, — Я не бездельничаю, а отдыхаю — это раз, все свои дела переделал ещё утром. Два — впервые слышу о том, что должен помочь Илине с главным залом, меня она не просила. Три — на кой чёрт ты стучала, если удивилась моего тут присутствию?

Камелия устало вздохнула, вытянула ладонь и начала загибать пальцы.

— Отдыхать будешь на том свете, — мизинец согнулся первым, — О приведении центральной комнаты в порядок перед балом мы говорили пару дней назад, — безымянный был следующим, — Дурной тон — врываться в чужую комнату без стука, даже если там никого нет, — средний загнулся последним. К тому же, я искала тебя. Проверить спальню, в любом случае, надо было, но это не значит, что я ожидала видеть там лежащего лентяя.

Как смело и начальственно главная камеристка с ним общалась. Забавно было от того, что такую высокопоставленность она демонстрировала только будучи наедине. При Госпоже и её дочках Камелия никогда не показывала, что является первенствующей среди остальных слуг. Но прислуживала она, по её словам, им намного дольше и доверия вызывала, естественно, больше.

— Хорошо, я понял, — отмахнувшись произнёс брюнет, — Моя вина — забыл. Только не нужно читать нотации, договорились? — каждый раз ругань в его сторону напомнила о доме, об отце, об их потасовках, не хотелось мысленно возвращаться ко дням, когда всё было проще, когда даже ссоры с единственным родителем не были такой проблемой. От воспоминаний, как ещё совсем недавно жизнь считалась спокойной и замечательной, пропадало всякое желание бороться, а на душе становилось неимоверно тяжело.

— Если не читать нотации, то вы совсем от рук отобьётесь. — обиженно кинула служанка.

Стефан пропустил это мимо ушей.

— По какому поводу бал, раз уж на то пошло?

— Ежегодный раут. Празднование начала нового года. У Леди Димитреску собираются все лорды, почётные гости и сама — ты не поверишь — Матерь Миранда. — стоило им заговорить о торжественном вечере, как камеристка изменилась в лице: брови больше не нахмурены, зрачки расширились, а уголки губ устремились вверх. — Пятого числа января. Через пару дней. А ну так мало готово! — и тут же вся радость сошла на нет.

— Ма-а-атерь Миранда? — услышав уже знакомое имя, молодой человек замер. Неужто само божество снизойдёт на это празднование? Неужто Стефану вновь предстоит встретиться с тем, в кого не верил? Тревога тут же овладела им.