Прошла почти четверть часа, когда Шидай решил, что они уже вдоволь наморозились и уже хотел завести Виидаша внутрь, как тот вдруг разомкнул губы и тихо произнёс:

– Я ведь действительно её любил. Я верю в то, что любил её.

Шидай посмотрел на светловолосую голову и подумал, что выслушать парня важнее. Простуду лечить проще, чем душевные раны.

– Я ведь не просто хотел её, – голос Виидаша задрожал. – Нет, Майяри я тоже хотел, но я терпел. Я мог терпеть это. Но Рена вошла в моё сердце иначе, чем Майяри. Тогда я переживал из-за исчезновения Майяри, так боялся, что с ней что-то случится, и ни с кем не мог поделиться своими переживаниями. Рена поддержала меня, просто сказала, что верит в невиновность Майяри, сказала, что всё образуется. Мне не хочется верить, что она не была искренней!

– Думаю, она всё же была честна в тот момент, – попытался утешить его Шидай. – Она же знала, что Майяри действительно невиновна.

Виидаш словно бы и не слышал его, продолжая дрожащим голосом изливать всё, что кипело внутри.

– Я полюбил её не сразу. Разве уже это не говорит о том, что я действительно её любил? Когда говорят о любви с первого взгляда, то чаще всего это плотское влечение, вспыхнувшее не настолько явно, чтобы отличить его от сердечных метаний. Но я ведь сперва испытал сердечные метания! Неужели то, что я полюбил на самом деле, ложь?

– Не думаю, – отозвался Шидай.

– Рена всегда выглядела такой испуганной, всегда чего-то боялась, но никогда в этом не признавалась, – продолжил лихорадочно шептать Виидаш. – Я так переживал за неё, не знал, чем помочь. Она же была такой слабой, хрупкой, маленькой. Кто угодно мог причинить ей вред. Я так хотел защитить её, а сам… – голос его сорвался, и по щекам потекли слёзы. – Я не могу объяснить, почему Рену я полюбил сильнее, чем Майяри. Майяри я тоже хотел защищать, но я выбрал Рену. А потом…

– Скажи, Виидаш, – тихо начал Шидай, прислушиваясь к судорожному дыханию парня, – если бы Майяри и Рена поменялись местами, кого бы ты убил? Если бы это Майяри была преступницей и убивала Рену, кого бы ты спас?

Виидаш задохнулся и закусил губы.

– Я убил бы… Майяри, – ему потребовалось почти две минуты, чтобы осмыслить и сказать это.

– И сейчас чувствовал бы себя так же. И Майяри, и Рену ты любил одинаково. Просто по-разному. Любовь – самое сложное чувство на свете. Даже прожив века, ты порой не можешь быть уверенным, что правильно понимаешь то, что чувствуешь. У любви множество граней, она может подарить блаженство, а может доставить страдания. И те, кто говорят, что прекрасно понимают то, что чувствуют, безбожно лгут себе и часто невольно становятся причиной страданий для остальных. Так же, как и те, кто путается в своих чувствах.

– Тогда… лучше не любить, – выдохнул Виидаш.

– Нет, – Шидай усмехнулся и покачал головой, – не лучше. Тебя-то любить будут, и ты станешь причиной чужих страданий. Люби, Виидаш. Лучше страдать самому, чем заставлять страдать других. Проверь, это проще.

Холодный ветер подул сильнее, и лекарь поёжился.

– Пойдём внутрь, тут что-то становится не очень уютно.

Обхватив Виидаша за талию, мужчина осторожно повёл его к дверям.

– Как с этим справились вы? – едва слышно спросил Виидаш. – Вы же тоже теряли.

– О, меня в качестве примера лучше не брать, – Шидай сощурил глаза в улыбке. – Я не справился, – и в ответ на чуть удивлённый взгляд Виидаша добавил: – Два века я просто топил своё горе в вине. Пьянствовал и искал проблем на свою шкуру. И находил. А потом в один день мне не дали опохмелиться и всунули в руки младенца. И в жизни появился новый смысл. Так что люби, Виидаш. Всё равно сюда, – он постучал пальцем по груди парня, – кто-нибудь заберётся и останется жить навсегда. Фух, как холодно! – вздрогнувший лекарь поспешил затащить притихшего парня в тёплую комнату.

Увидев заплаканное лицо Виидаша, Итар едва сдержал вздох облегчения и поспешил на помощь. Уже в одиночку с лёгкостью дотащил ослабевшего сына до постели и несколько грубовато с непривычки запихнул его под одеяло. Госпожа Ярена бросилась отогревать стопы своего ребёнка руками: на террасу он вышел босиком. Сердце её продолжало тоскливо сжиматься, но больной, уже не пустой взгляд Виидаша давал ей надежду, что всё образуется.

– Пойду я проведаю Майяри, а вы тут поешьте, – распорядился Шидай и, почёсывая замёрзшую спину, потопал на выход.

Виидаш проводил его взглядом и уставился на свои ладони.

– Дорогой, может, ты что-то хочешь? – с надеждой спросила госпожа Ярена.

Господин Итар шикнул, мол, не лезь, женщина, пусть в себя ещё немного придёт, и старательно поправил сыну подушки, а то тот как-то кривовато сидел.

– Отец, а ты знаешь, кто этот Шидай? – неожиданно спросил Виидаш.

– Шидай? – оборотень нахмурился и озадаченно потёр лоб. – Ну… да.

– Что его с прадедом связывает?

Итар помолчал, тщательно обдумывая, стоит ли говорить больному и телесно, и душевно сыну правду, а потом решил, что, возможно, это встряхнёт его.

– Дед и отец Шидая были лучшими друзьями, – наконец сказал он.

– Были? – повторил Виидаш. Он осматривал свою ладонь с таким интересом, словно разговор его уже и не занимал. – Дед будто бы его боится.

– Боится, – мрачно признался Итар, накрывая ладонь сына своей рукой. – Когда-то он и моя мать отказали Шидаю в помощи, о которой он молил на коленях.

Трибан с беспокойством через окно посмотрел на подкативший к сыску экипаж. Тревожность не оставляла его с того самого момента, когда он зашёл в кабинет харена, где тот распорядился собраться, и взглянул на тех, кого господин тоже пожелал увидеть. В последние дни господин Ранхаш частенько вызывал их с Варлаем, чтобы отдать распоряжения или же сообщить новости по делу об ограблении. Последние всегда были скудны, и Трибана не покидало ощущение, что харен порой недоговаривает или вовсе говорит неправду, но то были лишь догадки.

Сегодня вместе с ним в кабинет вошёл и Варлай, что данетия мало удивило. Удивил его и вызвал навязчивое беспокойство мрачный Харийд, глаза которого так и говорили, что парень совершенно не понимает, зачем его сюда зазвали.

Дверь экипажа распахнулась, и на присыпанную снегом мостовую спрыгнул харен. Один. Вездесущий лекарь его не сопровождал уже который день, хотя Трибан слышал, что он объявился. Сам господин Ранхаш про Шидая ничего не говорил, а спрашивать данетий почему-то опасался.

– Начальник приехал? – безошибочно прочитал по его лицу Варлай и поспешил отойти от двери на пару шагов.

– Зачем он нас созвал? Дело, что ли, поручить какое хочет… – Харийд старательно делал вид, что совершенно не волнуется, но сцепленные на локтях пальцы аж побелели.

– Вам двоим только дела поручать, – недовольно проворчал Трибан, отстраняясь от окна и поворачивая к входу.

На лестнице загремели шаги, и в кабинет наконец вошёл харен, принёсший с собой уличный холод и комки снега, осыпавшиеся с его капюшона и плеч. Жёлтые глаза скользнули по кабинету, не задержавшись на ожидающих мужчинах, словно их и не было, и на мгновение замерли на пылающем зеве камина. Скинув с плеч тяжёлый плащ, господин Ранхаш уселся в кресло и только после этого посмотрел на подчинённых.

– Что-то ещё случилось? – нахмурился Трибан.

– Варлай, закрой дверь плотнее, – холодно попросил Ранхаш, и вздрогнувший парень поспешил захлопнуть створку и даже повернул торчащий в замочной скважине ключ.

– Мне это не нравится, – процедил сквозь зубы Харийд. – Если что-то сказать хотите, то давайте без этого накаливания атмосферы, а то как мой папаша. Сперва жуть на всех нагонит, а потом по ерунде чихвостит.

Трибан пожалел, что стоит так далеко от стола. Даже запустить в обнаглевшего гадёныша нечем. Варлай сделал большие глаза и, пользуясь тем, что харен на него не смотрит, провёл пальцем по горлу. Мол, ты уж поаккуратнее. Это тебе не мой дед, который шею намылит и дальше служить отпустит.