– На уроке! – с таким низким голосом Колобуся умудряется визжать! – Драться! При учителе! Даня, вот так ты вливаешься в коллектив?! Сел сейчас же на место!

– Пусть он очки вернет!

– Очки ты заберешь у меня только с матерью! – из жирной руки Мопса они кочуют в сморщенную ладонь Колобуси. – На уроках положено сидеть в школьной форме, но никак не в дискотечном прикиде!

Ноги врастают в пол. В последний раз у меня так кружилась голова, когда я спустился на землю после бешеного аттракциона, что приезжал к нам в деревню на День защиты детей.

– Верните.

– Живо садись на свое место, Решетняк!

– Верните!

– Не повышай голос!

И нервы лопаются воздушным шариком.

Находиться в этом классе, где на тебя буквально давили и тыкали в глаза желтым, сил больше не было.

Я срываюсь. Под восторженный вой детей выхватываю очки у Колобуси, вылетаю из класса, нахожу туалет и падаю перед унитазом. Нет, меня не рвет – тошнота и головокружение медленно проходят. Я лишь пытаюсь отдышаться в этой стерильно белой и пропахшей хлоркой кабинке. Скоро меня начинает бить мелкая дрожь, а на лбу выступает пот, но это скорее от облегчения.

Пошатываясь, я с трудом поднимаюсь на ослабших ногах. Шмыгаю носом. Надеваю очки.

А все-таки дна и вправду нет. Как тогда объяснить, что с каждым днем я проваливался все глубже?

Выжидаю еще немного. Не хочу попадаться на глаза Колобусе или кому-то еще.

Просачиваюсь по коридору, добираюсь до маленькой дверцы рядом с учительской и взмокшей рукой в нее колочу. Но не жду, когда Игорь откроет, а просто врываюсь к нему и обессиленно прислоняюсь к стене.

Желтых цветов у него нет. Сама каморка тесная, но по-домашнему обставленная. В самом углу компьютерный стол, заставленный кружками; в другом – маленький диванчик, который застелен цветастым пледом и на который небрежно брошена ветровка; а около двери – шкаф со всякими проводами, фотоаппаратом и зарядками, а еще с чайником, пакетом конфет и вазочкой с овсяным печеньем.

– Данко?

Он сидит за ноутом, и я краем глаза замечаю, что у него открыт диалог в ВК. На меня он смотрит уже без былой неприязни, лишь с легким удивлением. Самое смешное, что и на работе он был в той же самой футболке с Цоем и в тех же самых поношенных джинсах.

– У физички звук опять пропал? – разворачивается ко мне на вращающемся стуле, сложив руки на груди.

– Отведите меня домой.

– Тебя? Домой? А у вас сегодня один урок, что ли? Даже он еще не закончился.

– Какая разница?! Я домой хочу! Игорь Палыч!

– Ну так вали, – спокойно хмыкает, теряет ко мне интерес и разворачивается к ноуту. Стучит по клавишам, печатая кому-то ответ. – Влетит тебе, а не мне.

– Я дороги не знаю… – увожу взгляд. Царапаю сзади простенькие блеклые обои. – Вы так быстро сюда шли, что я не запомнил… Я раньше почти не был в городе!

– Я тебе че, собака-поводырь?

– Вы чем-то важным заняты?!

Игорь вздергивает брови, а я прикусываю язык, вжимаюсь в стену сильнее и накрываю голову капюшоном, как бы извиняясь за грубость.

Но Игорь лишь смеется. Теребит губу с проколом и, крутанувшись на стуле обратно ко мне, любопытствует:

– Сам сбежал или физичка выкинула?

– Не ваше дело, – бурчу, но стараюсь произнести это уже тише и мягче.

Он сценически закатывает глаза. Барабанит подушечками пальцев по подлокотникам и качает головой.

– Данко, вали на урок. Ты по-любому будешь доучиваться здесь, хоть весь лопни от негодования. Твои бунты тут нахер никому не нужны. Или ты фильмов про американских подростков насмотрелся, где школьники чуть губы сквасят, а предки им уже с обожанием в ноги валятся?

– Давайте вы меня учить не будете?! Вы мне отец или кто?! Чего вы лезете, куда вас не просят?! Чего вы в жизнь мою лезете? Вам какая разница, что я смотрел? Я! Вам! Не сын! Вы даже словами объяснить дорогу не можете, только переписываетесь с какими-то лохами! – я срываюсь на слезы, но мне плевать. Я зашел слишком далеко, а сцена в классе слишком истощила мои нервы. – Вам же похрен на меня! Так почему вы включаете заботливого папку прямо сейчас, когда ваша забота нахер не всралась?!

Наверное, финал триады он уже не разбирает, потому что завершаю я ее, захлебываясь плачем. Весь дрожу, опускаю голову до комичного низко, но ничего не вижу – темные стекла заливает слезами. Я не понимаю, почему у меня сдают нервы именно сейчас. Не понимаю, почему я выплескиваю все душевное состояние именно на Игоря. Но понимаю одно: мне сейчас хорошенько влетит.

Игорь медленно поднимается.

Встрепенувшись, я хочу уже рвануть к двери и даже напрягаюсь для этого, но он спокойно берет меня за плечо и сажает на диванчик. Я икаю. Тут же накидываю на плечи его ветровку и кутаюсь в нее, спасаясь от озноба. Если можно пахнуть "по-советски", то куртка пахнет именно так. Старыми сигаретами, кассетами, мятными жвачками и колой. Будто он носил ее, еще будучи подростком, когда все эти вещи были популярны среди молодежи, но при этом ветровка совсем не выглядела старой.

Игорь скрипит дверцами шкафа, ставит чайник и через пару минут садится рядом со мной, протягивая смешную кружку с мемом "попей говна" и плавающей в ней долькой лимона.

Это был такой неожиданный жест, что я даже не отказываюсь. Прикрываю глаза, чтобы не обжигаться о желтизну – и прихлебываю чай с приятной кислинкой. Почти никогда не пробовал лимон… Такой терпкий…

– Спасибо, – выдавливаю. Жмурюсь и делаю еще один обжигающий глоток.

Игорь молчит. Беспокоюсь, что он обиделся, и продолжаю:

– Вы простите меня, пожалуйста… Нервы сдали.

Снова молчание. Я даже открываю глаза, чтобы посмотреть на него. Но Игорь не обижен, не рассержен и не раздражен. Мне даже кажется, что он легонько улыбается.

– Вы не сердитесь?

– Завязывай, а? – он морщится. – Терпеть не могу, когда извиняются по сто раз.

– Простите… – ловлю его взгляд и осекаюсь. – Да, я понял.

– Молодец. Можешь не рассказывать, что у тебя там в классе случилось – мне, в принципе, фиолетово. Только ответь: насколько все хреново?

– Очень, – вздыхаю, обводя контуры паука на кружке.

– Опять вырвало?

Усмехаюсь. Делаю еще один кислый глоток.

– Данко, можно вопрос?

– Я не беременный!

– Я два раза одну шутку не шучу. Ты типа того… – он указывает на мои запястья.

Закашливаюсь и мотаю головой:

– Что? Нет! Я не нарик!

– Да ну?

– Отвечаю, я не нарик! Смотрите, – закасываю рукава кофты и демонстрирую абсолютно гладкие руки без единого следа от укола. – Просто психика очень расшатана.

– К врачу сходи.

– Ага, чтобы потом все надо мной ржали…

– Ну, во-первых, есть такая штучка, называется она врачебной тайной. Во-вторых, не у тебя одного с психикой не лады. Было бы, с чего тут ржать. Так и будешь шугаться всего подряд?

– Разберусь.

– Разбирайся.

Кутаюсь в ветровку потеплее. Допиваю остатки и даже задеваю языком лимонную дольку. Чая уже нет, но кружка все еще остается горячей, и я с удовольствием грею об нее руки. У Игоря на столе продолжает мерно мурлыкать беленький ноут, а за дверью только разносится звонок с урока.

Но спокойствие обрывается сразу, как только в каморку врывается Колобуся, а яд ее желтого платья моментально отравляет глаза…

– Так и знала, что найду его здесь!

Голос Колобуси снова превращается в раскатистый гром, которым ругаются обычно здоровенные директора и боссы, но никак не маленькая круглая училка. В любое другое время я бы посмеялся оттого, насколько нелепо это выглядело. Но не сейчас, когда моей репутации недостаточно даже на легкую улыбку. Я больше боюсь не за себя, а что влететь может Игорю. "Вместо того, чтобы отправить хулигана на урок, он распивает с ним чаи!" – так, наверное, скажет Колобуся.

– Вместо того, чтобы отправить мальчишку на урок, вы распиваете с ним чай! – громыхает она, встав в проеме. – Знаете, что он учинил?! Знаете?!