Кутаясь в мешковатую кофту посильнее, я отекшим слизнем сползаю с кровати и решаю юркнуть на кухню. Последнее, что я ел – вернее, пил – был клубничный чай с розовым перцем. Бабушкин…

Мотаю головой, отгоняя слезливые мысли. Аккуратно вхожу в прихожую. Шторы открыты, но я тут же их задвигаю – благо, на улице, кажется, пасмурно. И в ледяной лихорадке врываюсь в кухню.

Не просачиваюсь и не крадусь, а врываюсь. Не как хитроумный шпион, а как глупый герой, вывалившийся к врагам, выпятивший грудь и гордо крикнувший: «Ну, стреляйте!».

Но стрелять было некому.

Все те же черно-синие тона. Если и были здесь ужасы типа масла и сыра, то запрятанные по шкафам и холодильникам. Предположим, смогу я подкрасться к холодосу, зажмуриться и выхватить оттуда какую-нибудь колбасу, как всегда делал у бабушки.

Только вот на его белой дверце примостился маленький желтый снайпер. Магнитик с солнцем.

Меня бросает в холодный пот, но я не сдаюсь. Слишком поздно сдаваться. Крепко жмурюсь, делаю отважный шаг к снайперу-солнышку и легкой рукой сбрасываю все магнитики, а легкой ногой – пинаю их под гарнитур и холодильник. Просто чтоб не разъедали глаза. Просто чтоб я спокойно мог есть на кухне.

Только сейчас осмеливаюсь снять бронежилет. Открываю глаза. И радостно смотрю на беленькую дверцу холодильника, внутренне ликуя. У меня получилось! Я смог, я почти добыл еды! Подавленное состояние и лихорадка у меня, может, и от голода. Не может же так резко стать хреново на душе…

– Они мне тоже никогда не нравились, но зашвыривать их под шкафы как-то чутка перебор, да?

Он все-таки был дома!

Тихо сидел у себя в комнате, а сейчас так же тишайше прокрался в кухню. И не было на нем уже, слава богу, того мерзкого свитера и браслета. Черная футболка с принтом Цоя, поношенные джинсы. Только цепочка по-прежнему болталась на шее, но ее желтизна не была ядовитой, и очки успешно меня защищали.

– Поднимать не буду, – предупреждаю, рассматривая Игоря исподлобья.

– А я так надеялся…

Он делает шаг к холодильнику, а я тут же юркаю за стол.

Игорь бегло смотрит на меня. Скребет щеку с едва заметной щетиной. Открывает холодильник, таким же беглым взглядом проходится по продуктам и спрашивает:

– Картошку будешь?

– Суп? – роняю от неожиданности.

– Нет, картошку. Обычную. Пюре. Будешь?

– Не хочу.

Смотрит на меня через плечо. Фыркнув, вынимает из холодильника банку с сиропом, забирается в нее тонкими пальцами, подцепляет крупную клубнику и бросает в рот.

– А борщ? – продолжает, пережевывая.

Облегченно вздыхаю.

– Борщ – буду.

– Только он позавчерашний, – тут же предупреждает. Снова раскрывает холодильник. – А у тебя желудок бракованный.

– Это от нервов.

– Ага, я так и понял.

Опять скребет щеку. Тянется, чтобы достать кастрюлю, но внезапно по всей кухне раскатывается песня – кажется, группы «Кино» – наши соседи часто включали их творчество в машине и открывали дверцы, пока работали во дворе.

И Игорь, шепотом выругавшись, подцепляет телефон. Но ставит его на громкую связь и кладет на стол, а сам невозмутимо достает кастрюлю с борщом и звенит тарелками.

– Игорь Павлович? Здравствуйте!

Я обескураженно втягиваю голову в плечи. Будто сейчас специально подслушиваю чужой телефонный разговор, и разумно было бы уйти. Но я хочу борщ. А Игорь мне его наливает.

– Ага, – хмыкает он и начинает раздосадовано метаться вдоль гарнитура. Поварешку, что ли, найти не может?

А низкий голос – я, кстати, не могу распознать, мужчина это или старая женщина – продолжает:

– Ой, здравствуйте. Вы не заняты?

– А это смотря, что вам нужно.

– Просто ваша каморка…

– Кабинет.

– Извините, кабинет ваш заперт, дети проверяли, – нет, все-таки мужчина. Слишком грубый голос с очевидной хрипотцой.

Игорь морщится. Чертыхнувшись, вынимает поварешку из тазика с грязной посудой и начинает промывать. Издает ехидный смешок:

– Да? Ничего себе. Ну, получается, меня там нет.

– Так вы дома? – голос тускнеет. Или все-таки женщина? Эмоциональная такая.

– Ну, наверное. Рабочий день у меня так-то не круглосуточный.

– Я все понимаю, а приехать не можете?

– Могу. Но не хочу, – Игорь льет кровавый суп в тарелку и ставит ее в микроволновку, а кастрюлю возвращает назад. Наконец с тяжелым вздохом интересуется: – Ну что там у вас?

– Да у меня в пять часов кружок с пятиклашками. «Занимательная астрономия» называется, так вот… Они тут все пришли, я должна была им фильм про планеты показать, – все-таки женщина. – А звука нет! Почему такое может быть?

– Ну займите другой класс, – Игорь заметно раздражается. Резко ставит передо мной тарелку с борщом. – Ничего страшного не случится. Фильм свой на флешку перекиньте… Дань, тебе со сметаной?

Вздрагиваю и медленно мотаю головой.

– А хлеб будешь?

Снова мотаю.

Холодно.

– Ну ешь тогда, – бросает и вываливает из баночки в вазочку клубнику. Посыпает ее сахаром и кладет сметану. Вновь обращается к бабке с грубым голосом: – Вы фильм этот из дома принесли? Дома звук был, проверяли? Может, файл изначально был багнутый.

– Был звук, мы с мужем даже смотрели самое начало! Ну займу я другой класс, так компьютер же от этого не починится!

Ныряю ложкой в кровавую жижу. Игорь садится напротив меня, а я прячу взгляд. Он так беспечно говорит со старухой, и меня это даже не улыбает. В этом точно было что-то неправильное, как неправильны нежные цветы на постере фильма о серийном убийце. Я мерз и мелко дрожал, меня пробирала необъяснимая тоска, я шмыгал носом и хотел домой. Так резко и так несвоевременно!

А Игорь продолжал разговаривать, создавая уродливый гротеск.

– Колонки проверьте. Соединение тоже, вдруг они отключились или проводки отошли. Колесики покрутите. На самом компе или в видосе может быть звук на минималке, проверьте.

– Так сам компьютер – это же колонки!

– На компе отдельная громкость есть. Может, у вас звуковая карта вырубилась. Через «этот компьютер» в «свойства» зайдите. Далее – «звуковые устройства», вот там и ткните галочку на звуковой карте. Ну или на крайняк драйвер слетел, тут только переустанавливать.

Дрожь усиливается. Почему-то немеет все тело, и даже пропадает аппетит. Ощущается привкус вчерашней рвоты.

И даже от вида супа хочется прочищать желудок.

Я решительно отодвигаю тарелку, чуть не сбив Игоревскую вазочку с клубникой. В извинение поднимаю на него измученный взгляд и только сейчас замечаю у него прокол чуть выше верхней губы. Игорь, будто почувствовав взгляд, привычным жестом теребит и растягивает его. Видимо, чтоб не заросло – серьгу-то он не носил.

– Тут «этого компьютера» нет, тут только «мой компьютер».

– Винда старая, это то же самое. Вам чего, гордость не позволяет другой класс занять? Как раз информатичка вроде в отпуске, туда шуруйте.

– Слушайте, – я вздрагиваю, потому что она выходит из себя. – Вам деньги платят не за консультации! Сами сюда езжайте и ищите «эти» и «свои» компьютеры! Ваша, в конце концов, обязанность!

– Уже мчусь, – и палец Игоря тыкает в красную кнопку.

Но вместо того, чтобы мчаться, – спокойно подцепляет миниатюрной ложечкой ягоду и отправляет в рот. Тоненькие пальцы перестукивают на столе мелодию, а Игорь спокойно запевает:

– Но если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день. И билет на самолет… суп вкусный?

Пожимаю плечами.

– А вы… – через силу пытаюсь улыбнуться, хотя тело заходится в ознобе. Хоть бы не заметил… – На работу не поедете?

– Да шла она нахер.

– И вас не уволят?

– Кто? Маразматичная физичка из-за «Занимательной астрономии»? Не думаю. Рабочий день до четырех, мы с Валерой устали и хотим отдохнуть.

– А… Классно.

Он кривится. Доедает клубничный десерт молча. Я тоже стараюсь молчать, натянув капюшон по самую переносицу, прикрыв нижнюю часть воротником свитера и на всякий случай придерживая темные очки, чтоб не слетели.