Вот и сидит теперь Анастасия Павловна у племянницы в приживалках, своего состояния не имеет, а замужем за всю жизнь ни разу не побывала. Да порода, сыграла злую шутку. Из-за внешности неказистой, даже с приданным никто жениться на ней не пожелал. Так всю жизнь при брате жила, не обижена. А когда с племянницей осталась, вот тут и почувствовала, как это, в приживалках и без состояния.

Тёткиной крови Варя немало попортила, чуть только не по её, всякий раз со двора гонит. Но Анастасия Павловна, умела племянницу приструнить и пристыдить. Ведь знала она, девка та хоть и крикливая, но добрая.

– Ох, и вредная ты Варвара. Как спохватишься, вечно прогоняешь тетку родную, кровинку единственную. Вот уйду сама, скиталицей стану, наплачешься. Пожалеешь тогда судьбу мою разнесчастную. Ведь нет у тебя человека роднее. Уйду, чего делать будешь?

– Ой, ладно, накинулись уже. Ведь знаете, что не прогоню, вот и пользуетесь. А уж как ваша вредность опостылела, только Бог его и знает.

– Вот и не поминай, если черное дело задумала. Это ж надо, родную кровь со двора гнать.

– Теперь полдня не умолкните. Ещё и соседям жалитесь.

– А чего ж не пожалиться, когда в этом доме слова молвить не дают.

Анастасия тоже наученная, племяннице сильно в хозяйство вдаваться не даёт. Руководит домом, да слугами управляет, так, чтобы Варвара не слишком о том знала, ведь если по хозяйской указке, давно бы всё растрезвонили. Бережливыми привычками тетушки, и добро в целости сохранности.

Хотелось тетке и замуж Варвару удачно выдать. Занялась бы та семьёй, детишками, остепенилась бы наконец. Требования её хорошо понимала. Первое замужество, тетка чуть духу не лишилась. Вся волнением изошлась от мучений Варюшиных. Жалела племянницу. А когда Гаврила Федосеевич приказал долго жить, воспрянула духом и тетка, с новой силой стала о женихе для Вареньки беспокоиться.

Почитай всё утро шустрая служанка Марья вокруг Варвары крутится, разбудить пытается. А той, всё нипочём. Не пробьёшь её никак. Спит, знай недовольно отмахивается.

– Варвара Петровна, пора бы уже одеваться. Сколько ждать? Скоро жених пожалуют, а вы не прибраны. Нехорошо.

– Вот дура, чего пристала? Моя воля, сколько нужно столько и буду валяться. А то, что жених, всё равно. Как придёт, так и уйдёт восвояси.

– Неужто не интересно? – удивилась Марья. Симпатичное лицо её, на мгновение в задумчивость впало, а потом, снова к барыне, – я бы глянула какой он из себя. При всей красе бы вышла, чтобы показаться.

– Вот, давай тебя нарядим, выйдешь вместо меня, – засмеялась Варя, – а чего? Раз я им всем не по вкусу, тебя будем выпускать, а как жениться согласен, тогда уже и я в церковь пожалую.

– Всё шутите барыня? Только ведь не смешно это. Вам бы замуж выйти. Пусть бы уж хоть тот, последний, какого вы чаем окатили. Вроде неплох был, – Марья расправляла рюши на платье, которое должна была надеть хозяйка, – он вроде капиталы небольшие, но имеет.

– Так он – дурак дураком. Я, за такого замуж, точно не хочу. Пусть бы умом разжился сначала, а потом свататься приходил.

– Да где же вам сыскать такого, чтобы красивый, и умный, ещё и любовь была? Она ведь любовь-то, вот так сразу не вспыхнет. Это ведь, не с налету. Не бывает так.

– Много ты там знаешь.

Тёмные волосы кудрями по подушкам разбросало, ворочается Варя по перине, из-под рубашки кружевной ноги босые торчат, пальцами шевелит и смеётся. Будто нет ей не до чего дела, всё не всерьёз.

Дверь в комнату открылась, быстрым шагом тетка вошла.

– Ах, ты! Она валяется! Пора косы заплетать, а она всё бока отлёживает!

– Да не кричите, будто на пожар. Не даёте спокойно полежать. Не желаю рано вставать. Зачем с утра назначили?

– Полдень скоро, душечка, а ты – рано. Солнце над крышей висит. Добрые люди уже дел кучу переделали, а ты на подушках. Договорились на двенадцать, нужно выполнять. Ну-ка, неча на перинах валяться, – тетка дернула одеяло, потянула Варю за руку, – вставай, кому сказано.

– Да я уже заранее знаю, каков результат, – упиралась Варвара.

В просторной гостиной четверо. Варя с тетушкой на небольшом диване, сваха и гость на диванчике напротив. Несколько минут, пока чай ждали, повисла неловкая пауза. Как служанка подала, точно нагоняя упущенные минуты, сваха поспешила заговорить:

– Погоды нынче дождливые пойдут. К Пасхе сказывают, ещё и снегу может кинуть.

– Да где? – подхватила тетка. – Уже не будет снегу, а вот дожди зарядят, это точно. Всё-то руки, ноги на погоду крутит.

Сидор Харитонович Сафронов, прямой как жердь. На лицо хорош, волосы опрятно на бок зачесаны, фигурой статен. Всем видом чрезмерную свою важность показывает. Чиновничий сюртук вычищен да наглажен, кажется воротничок вот только надел по случаю. Штиблеты так натерты, даже трещины, что были замазаны и те видны стали. Штиблетам лет за пять и то будет, на штанах кое-где залысины. Но сюртук хозяина сильно украшает, так украшает, что на штаны, да на штиблеты никто не засматривался.

Двадцать пять годков Сафронову. Два года уже как на чиновничьей службе младшим писарем. Но сваха больше разукрасила, мол, если немного ещё, или кой-кому сунуть, то и старшим над писарями могут поставить. А если жениться, тогда вовсе службу оставить можно, да в управление хозяйством жены благополучно, по обоюдному согласию, вступить.

– Слыхал я, деревенька у вас на шестьсот душ, от покойного мужа имеется? – горделиво из чашки потягивая, небрежно проронил Сидор Харитонович.

Варя пристально глянула на сваху, та только губы вытянула, мол, чего скрывать, нужно бы сразу все козыри показывать, чтоб кандидат не сорвался, как предыдущие.

– Имеется деревенька, – ответила Варя, – только вам-то, что с того?

– Как же, что? Управляться, ведь это не шутка. Ответственность опять же. Крестьяне это, такое дело, глаз да глаз за ними нужен. Где не уследишь, смотри уже и по-своему наворотят.

– А приказчик на что? Дело и решит, ежели чего.

– За приказчиками тоже нужно вовремя приглядывать. Слыхал я, как они помещиков обдирают. Даже говорят, по миру пустить могут. Вон, давеча, дело было, разорился помещик Овсянкин, а всё почему, потому что оставил деревни на приказчиков, а сам по Европам. Когда приехать соизволил, а тут нет ничего, всё имущество за долги распродать пришлось. Так что вы мне об таком даже не говорите, я-то знаю этих хватов. Они в свой карман, больше чем в хозяйский кладут.

– Это откуда ж такие глубокие познания?

– Я у Забельских по четвергам бываю. Они меня чествуют, к обеду приглашают. В беседах и не такое наслушаюсь. Да вот, было дело…

– Вы что же, опыт управления имеете? Не молоды ли? Чай не управляли ещё? – вставила и тетушка вопрос, глядя, как Варвара кривится и не желает более вести беседу.

– Управлять капиталами дело нехитрое. Знай, приумножай, да с крестьян вовремя получай. Экономия, опять же, должна быть. Чтобы не на ветер, а в дело вкладывать.

– А какие у вас, позвольте спросить, капиталы? – тут же Варя снова встряла, зная, что он может на такое ответить.

– Я не про свои, я про ваши капиталы говорю. У меня то, жалованье, да и только. На пропитание, на жильё хватает. На платье нужно в кредит договариваться.

– Ах, это значит, вы мои капиталы приумножать собираетесь? – нехорошо улыбнулась Варвара, и все почувствовали, как бы уже сейчас чего не вышло.

– Если мы с вами в супружестве будем состоять, ваши капиталы моими станут. Вот и займусь я тогда делами. Вон заметил я на подворье у вас, слуги порой без дела слоняются, не поймёшь – чем заняты. Не слишком много уважения к вам выказывают. Нужно бы их приструнить.

Варвара уже не скрывала своего явного раздражения:

– Что ж вы Сидор Харитоныч, вот так, без зазрения говорите, будто дело уже решенное? А ведь я за вас замуж ещё пока не собираюсь. Да и вряд ли соберусь.

– Это отчего же? – совершенно искренне удивился он.