Барыня Варвара Петровна Гусева очень сильно замуж хотела. Так хотела, что даже согласна была на жениха безродного, какого попроще. Не из крестьян конечно, а хотя бы из мещан. Даже такая перспектива не пугала.

В средствах не стеснена. Женщина обеспеченная. От покойного супруга Гаврилы Федосеевича Гусева осталась богатой вдовой. По этой причине не сильно по поводу жениховых денег печалилась. Был бы человек хороший, любил бы как полагается, а остальное неважным кажется. Как только траур по мужу в три года выдержала, стала торопить тётку, что приживалкой жила, искать нового жениха.

Только проблема заключалась в одном обстоятельстве, какое Варвара рассматривать никак не старалась. Всякий жених, разглядев её на портрете, после, уже не желал личной встречи, оттого как не слишком Варвара красотой блистала.

Так и что ж с того? Красота красотой, как говорят, с лица воды не пить, но ещё раз замуж за старика, молодухе никак не хотелось. Грезились ей чувства, о каких в романах рассказывают, да какие она сама лично за крестьянами наблюдала. Что же ей раз не слишком лицом вышла, теперь без любви остаться? Нет уж. Тут решение Варвары было непреклонно. Так и свахе заезжей сказала, мол, без чувств, ничего не получиться.

– Да где же ты милочка, те чувства теперь видала? Нужно головой, прежде всего. Остальное и так приложится, – причитала тетка.

– Как же, а Елизавета Макарова, вон, по большой любви замуж вышла. И мне охота.

– Охота, это дело такое, сегодня есть, завтра нет. А тебе, моя душа, одной-то знамо нелегко. Ты горлинка, не много ли хочешь? Чай не девица, чтобы женихов под лупой рассматривать, – наседала сваха.

– И с кем попало – не хочу. Хватит, нажилась с Гаврилой Федосеевичем. Сами знаете, сколько натерпелась, со стариком-то. Больше не хочется.

– Ну, так вот, милая моя, – рассердилась уже сваха, – ежели на завтра не согласишься Сидор Харитоныча принять я его прямо тёпленького, готового к женитьбе, сразу Бураковым поведу. У них девка давнишняя, та – за любого пойдёт. Вцепится так, что не отдерёшь. А ты сиди, жди. Ломайся.

– Варюша, а может и вправду примем, – жалостливо глядела тётушка, лицо её всё в морщинках, словно долька лимона вызывало чувство кислоты, – ну что же ты? Эдак нам и не достанется никто. Много ли сейчас женихов в городе? Раз, два и обчелся. А ты всё носом крутишь. Посмотрим, а?

– Да что вы тётушка без конца встреваете, говорила же – по любви хочу. А эти ваши только и приходят, что на дом посмотреть, да на конюшню, лошадей посчитать.

– А как бы ты думала, за какой такой надобностью им сюда приходить? Брат мой, твой отец, царство ему небесное, не такое уж большое богатство во внешностях твоих оставил, чтобы носом вертеть, – уже и тётка начинала злиться.

– Ах, тётенька опять вы? Ведь всякий раз попрекнёте. Вот глядите, а то прогоню вас со двора однажды, так пойдёте, отсель подобру-поздорову. Неужто нельзя за батюшку не поминать и так каждый день в зеркале его портрет вижу. Порода у вас тётенька никудышная. Теперь вот и мне страдать.

– Берите того, кто на ваше добро согласен, – тут же встряла сваха, – ох, и тяжело с вами Варвара Петровна. Ведь каждый раз одно и то же. Любовь, да любовь.

– А мне не тяжело думаете, – вздохнула Варвара, – мне не тяжело?

– Ну, ничего, ничего, – погладила по плечу сваха, – так значит, завтра Сидор Харитоныча приведу? А?

– Да ведите уж, чего там. Один больше, один меньше. Всё одно.

Спор этот со свахой выходил постоянно. Та женихов разных сосватать старалась, а эта знай, о чувствах талдычит. А какие тут чувства, если те женихи, что краше, от Варвары носы воротят, а те, что не слишком красотой вышли, ей самой не нравятся.

Уездный городок К. для его жителей – настоящий оазис. Небольшой, обнесённый садами и рощами, в разгар весны благоухал. Даже самый последний нищий восхищался его красотой, небывалым уютом и чистотой.

Деревянные дома с обширными подворьями, глазели друг на друга проёмами резных окон, соревнуясь в украшательствах деревянных дел мастеров, а ещё чередой оград, с разросшимися промеж них кустарниками дерезы и ежевики. Есть кварталы беднее, где не так цветисто раскрашены стены, не так стройны доски в ограде, и порой не целы стекла в проёмах, но и те дворы весной зелены и благоухают.

Пара церквей, золочёными куполами упирались в небо и виднелись уже за несколько верст от города. В воскресенье, народ к церквам со всех сторон тянется. Да и в будень день немало людей там встретишь.

Управа – каменное здание в центре городской площади. Если какое сборище, или оглашение, все сюда. По важному городскому поводу люд соберётся, посудачит, покричит, да расходится восвояси.

Большой рынок сразу за площадью. Шум, гам. Целый божий день кричат наперебой торговцы. Рынок место особое, тут все городские новости можно узнать. Или рассказать чего, чтобы весь город узнал. Тянет он торговцев, покупателей, уличных музыкантов, мелких воришек, а особенно зевак, что с охотой слоняются по городу по какой-нибудь неважной надобности. Тут и заезжих, и своих полно. А из предложений чего только нет и живой товар, и рукотворный, и заморский, и отечественный.

Хоть улицы здесь не мощеные, и нет как в губернских городах домов каменных, однако казалось, живут в этом городе люди большей частью не бедные. А всё потому, что так и было. Дворянских родов тут издавна не водилось. Зато купцов – тьма тьмущая, что не дом, тот купеческий. В конце концов, собрал совет с жителей понемногу, на мощение улиц, что-то из губернии запросили. Так, хоть на центральных удалось выстелить, чтоб, если какая свадьба или похороны, по главной, мощёной, всё-таки сподручнее, чем по грунтовке до церкви колесить.

Очень удобный городишко, по уездным меркам не бедный. Оттого что стоял в выгодном расположении. За садами, да за рощами, что опоясывали город, шли торговые пути, чуть не во все стороны света. А это, большая для города сподручность, поэтому и голодных тут почти не водилось, ни людей, ни собак. У каждого своё дело, и каждому по тому делу оплата. Кому целковый, кому пятак, а кому кость.

Вот тут и родилась Варвара в семье купца Ивана Савельева. Тут детство прошло, воспитание домашнее получила, какое барышне положено. Отца схоронила, от горячки помер, мать – ту, вовсе Варя не помнит.

Тут и замуж вышла, согласно батюшкиной воле, за просватавшего её ещё в детстве, купца Гусева. Он, мужчина строгий, в годах, страшный ревнивец. Чего было и чего не было припомнит. Мужа Варвара люто не любила. Но всё это, только в душе у неё кипело, и наружу прорываться не должно было. За пару лет в браке, так истрепал он, хоть и не слишком хрупкое, но всё же, девичье сердце. Ведь если осерчает, не только слуг захватывал, но и женку молодую за косу таскал. А её бывало, пуще других наказывал.

После же смерти его, Варвара настоящей хозяйкой стала, расцвела. В том смысле, что в наряды стала рядиться, да свободу полной грудью ощутила. Теперь, никто ей не указ. А характер, ещё более смелый после мужниной кончины, сделался, что и слугам проходу не даёт, знай, распоряжается.

Хозяйствовать барыня любила, ой любила. Дали ей волю, так теперь всё хозяйствует. Приказывает направо и налево. Но в душе она частенько за это себя ругала, чего сдержаться не может, нет, нет, да и крикнет, да замахнётся на служанку. А отчего? Верно, от какой-то отчаянной недолюблености. Нет ласки, и всё тут.

Когда отец помирал, сестру свою Анастасию Савельеву, отцовской волей к дочери приставил. Если бы не отец родной, разве позволила бы Варвара кому-то над собой надзором стоять. Но батюшка, тут как раз кстати, волю изъявил. Знал, дочь – девка строптивая. А сестра хоть и добрая, но взять под уздцы этот характер сумеет.