Егерь вдруг вскочил на колени перед ней и, схватив свободную руку, запечатлел смачный поцелуй на тыльной стороне ладони. На несколько долгих мгновений она оторопела, изо всех сил стараясь впитать в себя его теплое касание. А потом услышала окрик аврора и выдернула руку, пискнув:

— Что вы себе позволяете?!

Довольный донельзя Скабиор примирительно поднял руки, когда аврорчик прицелился в него палочкой, и откатился обратно в угол, на чистый матрас. Гермиона бросила на него долгий взгляд и поспешила уйти, крепко прижав к груди ладонь, на которой еще горело его прикосновение.

Глава 20, в которой письма и пытки

Суд назначили на середину августа, на 13 число. Гермионе осталось всего 2 недели, чтобы хорошенько подготовиться к грядущей катастрофе. Уже несколько дней к ряду она почти безвылазно сидела в министерской библиотеке и перерыла горы документов о магических судах и делах оборотней в частности.

Выводы оказались неутешительными. Ни одного оборотня не оправдали. Ни один не избежал Азкабана. Все умерли там на второй или третий месяц заключения в полнолуние в тщетной попытке покинуть клетки.

Колдографии разбитых голов, с вытекшими на каменный пол мозгами, прилагались. Гермиона сглотнула комок в горле, представив на секунду спутанные длинные волосы, с которых стекает вовсе не красная прядь, а густая темная кровь. Перед глазами опять вспыхнула драка Скабиора и Билли, его окровавленное тело на асфальте. Пальцы впились в пергамент. Она захлопнула очередную папку и отложила в сторону с тяжелым вздохом. Дела были плохи.

Опереться на положительную практику в решении подобных вопросов, Гермиона не могла за полным ее отсутствием. Да, многих оборотней осудили за доказанные дела. Но, учитывая, что она теперь знала, как работает Аврорат, то вполне можно предположить, что убийства просто скидывались на самую менее защищенную в юридическом волшебном поле категорию — на оборотней. Дело Скабиора может стать… Герми одернула себя с внезапной яростью — оно должно стать прецедентом! Волшебница горько улыбнулась. Хотела реформу для вервольфов? Получай. Только кто знал, когда она все это затевала, что абстрактный оборотень внезапно станет для нее настолько близким. Таким осязаемым. Почти витально необходимым. Черт! Она злобно закусила щеку изнутри, физической болью прогоняя слезы, выступившие на глазах.

Полную меру отчаяния она ощутила почти сразу же, как вышла из камер Аврората и аппарировала к его дому, привычно сделав несколько путающих след скачков. Абсолютно тихому и пустому дому. Где-то там затаилась и напала на нее жуткая, сковывающая грудь железным кольцом тоска. Неизбывная и дерущая душу когтистыми лапами сомнений, она поселилась в душе волшебницы и отравляла её каждый день.

Это все было так не правильно. Его пустое кресло. Оставленные на столе пробирки с оборотным зельем. И трубка темного дерева, забитая вишневым табаком… Гермиона тряхнула головой, сбрасывая морок режущих воспоминаний. Она не должна думать о нем так, будто он уже. Умер. Нет! Он жив, она сделает все, чтобы Скабиор не разбил себе голову о стены Азкабана. Ни он, ни любой другой оборотень больше не умрет там! Гермиона собиралась протащить закон об обязательной выдаче Аконитового зелья всем нуждающимся в нем оборотням. Как свободным, так и заключенным в тюрьме. Чем больше она читала документов и книг, тем острее чувствовала стыд перед волшебниками, про которых она и не подумала даже, пока шла реформа с эльфами. А ведь они люди!

Читала она и о тех егерях, которых удалось поймать и посадить. В среднем суд им назначал от полугода до трех лет заключения. Не страшный срок для волшебника и смертельный приговор для оборотня. Она вспомнила, как Скабиор рассказывал о том, что в егеря подалась почти вся их Стая. И те, кто не погибли на взорванном мосту, умерли в застенках.

Долгие годы уверенная в том, что чертовы егеря заслуживали смерть, Гермиона сейчас положила ладони на пылающие, готовыми сорваться на пергамент слезами, глаза. Нет, нет, нет! Победители стали палачами. Она сама… Гермиона откинулась на стуле, запрокинув голову и сильно жмурясь. Вспомни, что делали эти люди. Они могли заслужить смерть. И он — отчаянно завопил внутренний голос. Она и сама знала, на что способен Скабиор, но… Десятки но вставали на его защиту в сердце, и Гермиона с ужасом поняла, что потеряла всяческую объективность по отношению к нему. Запретная любовь повязала на глаза бархатную повязку и повела ее, полностью лишенную зрения, в ощеренную пасть бездны. Хотела бы Гермиона сказать, что она сопротивлялась до последнего, чтобы очистить совесть, но нет. Она с радостью нырнула в эту манящую, ласковую топь чувств к егерю. И поплатилась за это. Почти всем.

Пару раз она встречала Рона в Атриуме, но он только презрительно щерился и поглядывал не нее так, что по позвоничнику пробегал холодок. Она поймала себя на противном липком ощущении, когда ее неудавшийся жених проходил мимо нее в Атриуме. Извиняться еще раз она не видела смысла. Все и так было сказано. Больше не осталось ничего. Кроме страха и презрения.

Гарри так к ней и не подошел, она его вообще не видела и только от коллег узнала о том, что Аврорат затрещал по швам от кадровых перестановок. Все Министерство делало ставки: кого же назначат на должность Замглавы Аврората вместо арестованного Болденхейта. Многие по привычке ставили на Золотого мальчика. Гермиона и сама хотела поговорить с Гарри, но не решалась. Ей было мучительно стыдно перед ним за то, что ему пришлось увидеть в ее голове. Все те вещи. Покраснев с головы до пят, волшебница устало потерла переносицу.

Как же Гермиона жалела, что не брала уроки Окклюменции в школе. Она даже хотела записаться сейчас, но быстро откинула эту мысль, представив, что ее воспоминания могут показать учителю. Покраснела еще больше. Ладно, обед уже закончился, нужно вернуться в кабинет. Интересно, Стелла уже принесла ей то, что она просила найти? Заклинанием Герми собрала толстые пачки папок с делами в маленькую сумочку. Еще почитает вечером, когда будет дома, может быть, она что-то упустила важное?

Гермиона поднялась из библиотеки в свой отдел. Стелла позвала ее к столу и протянула свернутый пергамент, заговорщицки подмигнув. Гермиона тепло улыбнулась коллеге и, крепко зажав листок в ладони, зашла в свой кабинетик, невербально наложив на него чары неслышимости.

Поставив сумочку на кресло, она с нетерпением развернула пергамент. Гленна МакНейр, Баллатер роуд 10, МакМанус Мэнор, Шотландия. Вот же Скабиор будет беситься!

Однако он не оставил ей никакого другого выхода своим упрямством и отказом регистрироваться под настоящим именем. Гермиона фыркнула. Сколько она не уверяла его, что фамилия может ему сильно помочь на суде, егерь не сдавался и сразу обрубал эту тему. Была еще одна загвоздка: принадлежность к семьем еще нужно доказать. Это могли сделать или сами родственники, МакНейр здесь крякнул от смеха, или какой-то доказательный вариант.

Она уже вычитала, что можно, например, поделиться воспоминанием — на этих словах егерь буквально зарычал, что лучше он сдохнет, чем даст “этим холеным говноедам” хоть одно свое воспоминание.

Над вариантом с сывороткой правды он просто несколько минут смеялся, утирая слезы.

Легилименцию Крейг отверг, с едким сарказомом заявив, что, если откроет свою башку для аврората, то кореша по Мандрагоре найдут его даже на том свете и более благоприятным исходом для него будет пощекотать мозги о стенки Азка.

В общем, Скабиор уперся и всерьез намеревался умереть.

Видя подобную мрачную решимость, Гермиона не могла не задаться вопросом: что еще он там прячет? Может быть, Скабиор делал куда более плохие вещи? Даже себе она не могла признаться, что не хочет знать ответ на этот вопрос. Иногда вмешивался тонкий противный голосок разума: он там, где должен быть. Однако холодный ручеек здравомыслия испарялся в бушующем океане лавы, в который превратилось ее сердце. Нет, она поможет ему! Потому что…любит, что ли? Любит, желает и скучает каждую дракклову секунду своего дыхания!