— Ага, а Фенрир пек по выходным нам булочки с тыквой?! — он опять засмеялся, а потом сделал глоток из бокала. — Нет, конечно. Стая это банда. С иерархией, с четкой структурой подчинения и распределенными обязанностями. Никакой романтики, детка, эта формация не предполагает.

Гермиона фыркнула в ответ.

— И каковы были твои обязанности?

— Попал я туда лет в 19, по-моему. Начал с подай-принеси, но так как у многих ребят не было вообще никакого образования, то выбиться вперед на их фоне не составило труда. Я показал Фенриру, что могу дать Стае, и он меня заметил. Незаконный оборот незаконных зелий и много других незаконных вещей, о которых мне придется спорить с тобой, если ты продолжишь спрашивать.

Гермиона в ответ только усмехнулась. В самой его фразе было слишком много слова «незаконно», чтобы она надеялась на какую-либо конкретику.

— Да я и не надеюсь, что ты расскажешь в подробностях. Ты не похож на человека, который продавал сливочное пиво младшекурсникам.

— А на кого похож? — склонил голову егерь, внимательно за ней наблюдая. Острое зрение помогало хорошо видеть даже в этой темноте.

— Помнится, ты как-то похвалялся, что ты самый хреновый из оставшихся. Неужели у тебя есть какая-то аддикция покруче сверхволка Монтеррея? — скотч растекался по телу приятным теплом. Девушка осмелела и решила поддеть егеря.

Тот оценил и гиенисто рассмеялся.

— Не, просто Монтеррей должен быть мертвым. Но мне ли об этом говорить.

— Что планируешь делать с этим? — спросила она.

Мужчина подпер рукой подбородок.

— С чем именно? — он скосил глаза на нее. В темноте она больше угадывала его движения, чем видела их. Но никто из них не пытался наколдовать источник света. Темнота озера уравнивала.

— Со своими смертями, — фыркнула Гермиона.

— Ну, я надеюсь, не добавить к ним третью в следующий четверг.

— Все ты понял, не увиливай, — с притворной строгостью сказала она. Ночь становилась все очевидней. Контуры гор совсем исчезли, осталась только бесконечная темнота, наполненная звездами и луной. Как вверху, так и внизу. Озеро идеально отражало небосвод, вода почти полностью остановила течение. Красота ночи опьяняла покруче скотча, а вернее было бы сказать — вместе с ним. В такие ночи особо остро чувствуется вкус жизни.

— Оставить все как есть.

— Я думаю, что нам бы стоило взять с собой в четверг Гарри или Рона, чтобы они могли поймать его на покушении, с поличным и передать в руки аврората. С тем, что у нас есть сейчас, мы не сможем добиться его заключения, потому что высшие чины его защищают. Это будет очень громкое дело. Если все пройдет удачно, ты не думал о том, чтобы ожить? — выпалила Гермиона.

Мужчина рассмеялся невесело.

— Ожить как кто? Как Скабиор? Он был никем и умер так же.

— Как МакНейр, например.

— Тоже не велика потеря. Хотя подкинуть такую свинью матушке, — даже в темноте она почувствовала, как он оскалился. — Звучит заманчиво, но…Нет! Я не могу переиграть эти партии, Гермиона.

— Но ты бы мог тогда жить нормально! — воскликнула она.

— Что ты имеешь в виду под нормально?

— Не прятаться, быть собой! Я думаю, Визенгамот при рассмотрении твоего дела смог бы за твою помощь в раскрытии убийств пойти на встречу и, например, не сажать тебя в Азкабан, а заменить его на что-нибудь условное.

Скабиор даже умилился тому, как наивно эта девчонка говорила о том, что он мог бы пожелать пойти на суд, что бы что? Жить нормально! Он гиенисто засмеялся, шкурой ощущая ее удивленный взгляд.

— Ты должно быть шутишь? Никуда я не пойду, конечно. Я уже связывался с Министерством, теперь пять лет прячусь от тех же людей, которые нанимали меня в егеря, — скотч его хорошенько расслабил и сильно лаяться с девчонкой не хотелось, остро — как, например, утром — он не стал реагировать. Ему нравилось с ней болтать здесь и сейчас. — Ты думаешь, что имя делает меня собой? Все мои имена мертвы, а я вот он, здесь. Меня более чем устраивает текущая жизнь и работа, как ты можешь заметить, совсем не бедствую.

— Ты продаешь зелья на черном рынке. С твоим талантом, ты бы мог добиться куда большего, Крейг, — скотч знатно пробрал ее так, что она даже назвала его по имени.

— Сомневаюсь, что в лавчонке на Диагон-элле мне заплатят за оборотку больше, чем в той же «Мандрагоре», — егерь лукаво улыбнулся, — с чего ты вообще взяла, что меня это заинтересует?

— Будешь прятаться всю жизнь? — Гермиона сама не понимала, зачем ей нужен этот разговор. Просто она хотела услышать от него что-то…нормальное?

— Вероятно, что да. Ну, или я не знаю, сможешь провернуть амнистию для егерей? — его голос сочился ехидством. Гермиона вспыхнула и, не выдержав, толкнула его в плечо локтем. Мужчина заржал.

— Разве ты не хочешь, ну там пройтись по Диагон-эле без оборотки. Как обычный волшебник?

— Я просрал все свои возможности быть обычным, Пенелопа, — Скабиор говорил на этот раз совершенно серьезно. — Хотя могу попытаться сделать это в другой стране, но не хочу. Уж не знаю, кто я сейчас, но мой дом — здесь. И я точно не собираюсь покорно просить Министерство и уважаемых членов Визенгамота о прощении.

Егерь сделал еще глоток из бокала, а Гермиона тяжело вздохнула. Ей было сложно понять, как можно предпочесть такое существование нормальной жизни. Ведь если бы он был нормальным, простым волшебником, которого она могла бы встретить в «Флориш и Блоттс», например, покупающим какой-нибудь справочник по зельям, то…Может быть, они могли бы общаться. Или там дружить. Она мысленно возблагодарила ночь за ее непроглядную темноту, потому что почувствовала, как щеки начали краснеть снова. Если бы егерь не был егерем. Нет, с их бекграундом все эти размышления совершенно бесполезны. Мы имеем то, что имеем. Он продал нас в Малфой Мэнор. Он — враг.

Какое-то время они оба молчали о своем. В лесу громко запела ночная птица.

— Знаешь, я все эти годы не выбиралась на природу. Когда мы с мальчишками прятались от Пожирателей, то мы несколько месяцев жили в палатке. С тех пор было очень страшно находиться в лесу. Я все время ждала, что нужно будет убегать от того, кто может появиться среди деревьев, — она замолчала на несколько секунд, но потом язвительно добавила, — от тебя, например.

Мужчина хмыкнул:

— А сейчас?

Гермиона задумалась на несколько секунд.

— А сейчас ты здесь и — я не боюсь, — медленно сказала она, пробуя свои слова на вкус. Это откровение ошеломило ее саму, пожалуй, но здесь и сейчас ведьма и правда не боялась его. Более того — она чувствовала себя спокойно, привычно, будто она сидит и болтает с тем же Гарри или Джинн, а не с этим.

— Вот видишь, как полезно иметь ручного волка, — мужчина усмехнулся.

— Ну, когда ты утром капал слюной на продавца, ты не выглядел ручным.

— А каким выглядел?

— Диким. Страшным. Таким, каким я тебя запомнила с нашей последней встречи в лесу.

— И ты говоришь, что сейчас не боишься? — Скабиор склонил голову к ней.

— Думаешь, стоило бы? — Гермиона посмотрела на него в ответ. Два черных контура в зеленеватом не ярком свете луны.

— Завтра — точно да, — она только видела, как блеснули во мраке его зубы, — а сегодня я шелковый, никого не убил и не сожрал, хотя, поверь, соблазн был очень велик.

Внезапно девушка почувствовала каждый дюим, который их разделял, а это и так было ничтожно мало — едва ли пол-локтя теплого летнего воздуха. Грейнджер подобралась. То, что они сделали утром, противоречило всем ее этическим соображениям, но как иначе было выследить убийцу оборотней? Кроме того никто особо и не пострадал, Скрейн мирно дрыхнет на кушетке в доме, завтра они его расколдуют и сотрут память. Она всегда выбирала меньшее из зол.

— Ты влияешь на меня хуже, чем Гарри, — с мрачным видом сказала она. — За один день мы похитили человека, угрожали ему расправой и потом, приняв его облик и использовав заклинание невидимости, ворвались в дом аврора.

— Ну, это же все ради благой цели, — голос егеря не выражал ни малейшего раскаяния, наоборот в нем сквозила хищная насмешка, когда он продолжил, — Жаль, мы с Поттером тут, понимаешь, стараемся, растлеваем тебя, а замуж ты выходишь за идиота Уизли.