Мне в подобном формате работать ещё не приходилось, в чём я и призналась Софии.

– Но, думаю, если мы с вами обсудим все детали, я смогу подстроиться под ваши требования, – заверила, видя несколько расстроенное выражение на лице своей собеседнице, – так же, для ознакомления, могу выслать вам свое портфолио. Там много работ в различных техниках, возможно, вам что-то понравится, и вы сможете определиться со стилем.

В последующие пол часа мы обменивались контактными данными, я отправляла Софии на почту файл со своим художественным портфолио, а затем выслушивала её пожелания относительно идеи для будущей работы.

Спустя ещё пол часа я уже сидела в одиночестве, расправляясь со вторым по счету стаканчиком апельсинового рафа.

София давно ушла, распрощавшись со мной и пообещав непременно перезвонить, я же, просидев в кофейни еще пару добрых часов и поселив на страницах своего альбома с десяток набросков, тоже засобиралась домой. Полностью удовлетворенная, довольная, и с радостной улыбкой на лице.

А уже вечером, как и обещала, мне вновь позвонила София. Я предсказуемо ожидала разговора о предстоящем заказе и деталях моей работы, но девушка внезапно начала совершенно с другого вопроса.

– Кира, здравствуйте! – раздался мелодичный голос из динамика, стоило мне только принять входящий и обменяться положенными приветствиями, – простите, что беспокою вас так поздно. Дело в том, что мой старший брат… он тоже в своём роде… интересуется искусством. Я показала ему ваши работы и одна из картин заинтересовала его особенно сильно. Полотно с черным волком, скажите, оно всё ещё находится у вас?

– С чёрным волком? – я на мгновение запнулась, пытаясь понять, о какой картине идёт речь, – а, кажется, я вас поняла. Да, эта работа всё ещё находится у меня. Но, видите ли, эту картину я рисовала очень давно, в любительском, так сказать, формате, и никогда прежде не выставляла её на продажу.

– Да? Надо же… как жаль. Если вас вдруг обеспокоил вопрос цены, не волнуйтесь, вы сами можете назначить цену.

– А знаете, я передумала. Передайте своему брату, что мы с ним, возможно, сможем договориться.

Мы действительно договорились.

Мужчина, перезвонивший мне через несколько минут после звонка Софии, был вежлив и по-деловому собран. Он сразу же обмолвился, что назначенная мною цена совершенно не играет никакой роли и что для него главное – получить картину. Мы договорились о встрече на вечер следующего дня. Я назвала адрес своей квартиры, выслушала заверение, что мужчина лично приедет со своими помощниками забрать довольно внушительных размеров холст, попрощалась, и скинула вызов.

Отложила мобильный в сторону, задумалась.

Постучала пальцами по краю стола, наблюдая, как в ярком свете настольной лампы в воздухе скользят маленькие, почти прозрачные пылинки.

А потом решительно поднялась со стула. Прошла в противоположный угол комнаты, отодвинула коробку, в которой хранились всевозможные мелкие, нужные и ненужные вещи, открыла шкаф и вытащила из него завернутый в тонкую прозрачную пленку холст.

Оттащила его обратно к столу, в пятно света, прислонила к краю стола. Холст был большим, по полтора метра в длину и ширину. А ещё, с ним было связано очень много личных воспоминаний.

Это даже была не совсем картина. Это была история длинную в несколько лет, перенесенная и запечатленная красками на холсте. Идею её создания я вынашивала, кажется, не один год. А потом так же не один год билась над её воплощением.

Это было что-то личное, больное. Я рисовала эту картину каждый раз, когда чувствовала, что нахожусь на грани. Брала кисти и краски – обязательно тёмные, садилась и выливала на холст всю свою усталость. Мазки были резкими, грубыми, отрывистыми. Я словно рисовала на полотне свои страхи, постепенно избавляясь от них.

Я специально никогда не вешала эту картину на стену, предпочитая прятать её в шкафу. Мой собственный рисунок вызывал у меня… тревогу. Я не знаю, как вообще получилось нарисовать подобное. И, с одной стороны, расставаться с этой работой было неимоверно жалко.

Сколько я себя помню, при каждом переезде на новую съемную квартиру я всегда упрямо таскала этот холст с собой. При этом никогда не представляла ни на одной из художественных выставок, и не выставляла на продажу.

Это не был заказ, я именно рисовала, как принято говорить, «для себя». Не преследуя цели в дальнейшем получить прибыль от продажи. Лишь по этой причине я вначале отказала Софии, сказав, что работа не продаётся.

Но потом вдруг словно щелкнул маленький невидимый переключатель в голове.

Может, это сама судьба прямо сейчас намекала мне на то, что с прошлым пора расстаться?

Ведь даже в своё портфолио я добавила фотографию этой картины скорее машинально, чем осознанно, просто «чтобы было». И даже успела про эту картину забыть, если бы не София и её брат, которого почему-то заинтересовало именно это полотно.

В таком случае, раз всё так сложилось, не лучше ли будет продать картину? Ведь я специально назвала своему покупателю заведомо непомерную сумму, рассудив, что, если он откажется – картина останется у меня. Если же согласится – я получу неплохи деньги за работу, которую прежде вообще не планировала продавать. С какой стороны ни глянь, получалась сплошная выгода.

И раз уж таинственный старший брат моей случайной знакомой согласился и решил, что ему непременно нужна именно эта картина – что ж, пусть так и будет.

*Кира*

Я как раз заканчивала разгребание завалов кистей и красок на своём рабочем месте, изредка бросая рассеянный взгляд на экран ноутбука, где транслировалась очередная серия одного из моих любимых, бесконечных сериалов, когда вибрация мобильного сообщила о входящем вызове.

– Кира? Это Дамир. Буду у вас к шести вечера, как мы и договаривались. Надеюсь, всё осталось в силе?

– Здравствуйте, Дамир Эдуардович. Да-да, конечно. Всё, как мы и договаривались. Я жду вас!

– До встречи.

Мужчина первым отбил телефонный звонок, а я в задумчивости покусала губу, вертя в руках собственный мобильный.

Дамир Эдуардович Корсаров… старший брат Софии, как та мне заочно его представила при нашем с ней вчерашнем вечернем телефонном разговоре. Мужчина, которого совершенно внезапно заинтересовала самая необычная из всех моих картин.

Интересно, почему? Я поднялась со стула, подошла к дивану и плюхнулась на него, устраиваясь поудобнее, а потом в задумчивости нахмурила лоб, разглядывая со своего места огромный холст, который вчера так и не стала убирать обратно в шкаф.

Оглядела полотно, словно запоминая напоследок все детали. Словно прощаясь.

Эта картина всегда напоминала мне о слишком многом. Была связующим мостиком с прошлым. Не самым радужным прошлым. И всегда вызывала во мне слишком непонятные, маетные чувства.

Но от прошлого всегда нужно избавляться, иначе прочного будущего не построить. Эта работа была каким-то уже прошедшим этапом. Поэтому, рассудив, что раз кому-то она понравилась и сможет принести удовлетворение, я могу лишь порадоваться. В конце концов, не буду же я хранить её у себя вечно. У художников ведь судьба такая – создавать нечто новое и делиться этим самым новым с миром.

Ещё раз всмотрелась в рисунок, ощущая уже знакомое, тревожное чувство, зародившееся внутри.

На моей картине был нарисован лес.

Нет, не верно. Там была изображена лесная чаща. По-настоящему дикая, непроходимая, неизведанная и тёмная. Крючковатые ветви столетних деревьев переплетались между собой, образуя из густой, плотной и практически чёрной листвы непробиваемый для лучей света полог.

А у правого края полотна, среди древесных стволов, мутным темным пятном проступал силуэт человека, мужчины. Быть может, это был охотник, или просто случайный путник, заблудившийся и забредший под своды первозданного леса. Я и сама не знала, кого именно рисовала. Просто понимала, что хочу видеть именно такой образ – туманный, размытый, без лица, лишь с узнаваемыми контурами мужского силуэта.