— Кофе хочется, — протяжно тянет Валет после долгой, давящей на уши паузы. В этот момент звук его голоса кажется таким резким и инородным в этой самой по себе неестественной тишине, что Свист, успевший снова о чём-то задуматься, дёргается, — Пошли в Кофейник, а?

Дождавшись быстрого кивка, Валет опирается на костыли и делает несколько шагов к дивану. Нужно забрать гитару, не оставлять же её здесь! Последнее время Логи шастают тут слишком часто, практически обитают, и если кому-нибудь из них вздумается свистнуть его гитару, вряд ли у него получится отбить её обратно. В глубине коридора раздаётся какая-то возня, привлекающая внимание обоих парней. Мимо шаркает Слепой, что удивительно, учитывая, насколько бесшумно он может передвигаться. Значит, хочет привлечь внимание.

На долю секунды Свист замечает в углу, в тени дивана, длинные, извивающиеся щупальца. Монстры. Они тянутся к нему, медленно подползая в нужном направлении, но как только он начинает вглядываться в них внимательно, они снова уползают под диван, так и не добравшись до своей цели. Его внимание снова устремляется к Вожаку Четвёртой.

— Слепой, стой! — Свист ковыляет в его сторону, пошатываясь даже несмотря на наличие устойчивого костыля, — Слепой, поговорить надо.

Он поднимает голову и смотрит невидящими глазами, наполовину спрятанными за занавеской грязных волос, прямо на Свиста, безошибочно определяя его местоположение. Словно прекрасно видит. Хотя, Свист уже ничему не удивляется. Слепой тем временем молчит, ждёт.

— Я хотел тебя кое о чём попросить, — Свист мнётся, принимается стучать ногтем указательного пальца по дереву костыля, собираясь с мыслями и подбирая правильные слова. Со Слепым всё ещё говорить трудно. К Слепому подход он всё ещё не нашёл.

— Я не буду тебя переводить, — отвечает холодно и жёстко, практически обрывая на полуслове, словно уже заранее знает, чего тот хочет попросить, — если тебя оттуда выкинуло, значит так нужно.

Свист тихонько рычит, прикусывает щёку изнутри, чтобы не сболтнуть ничего лишнего. Со Слепым ругаться нельзя. Не выгодно. В глазах снова на мгновение темнеет, и вспышкой мелькает какое-то красное пятно. Начинает пахнуть порохом и металлом.

— Слепой, мне очень туда нужно, ты не понимаешь…

— Нет, это ты не понимаешь, — вожак Четвёртой голоса не повышает, но каждое его слово звучит угрозой, от которой по спине пробегают мурашки, — ты перешёл позволенные границы, тебя туда больше не пустят. Или хочешь ещё кого-нибудь прикончить?

Осознание приходит медленно. Всё становится на свои места по мере того, как красная вспышка начинает превращаться в лужу крови, растекающуюся по полу, чем-то похожую на ту, что была во время прошлого Выпуска, такую же жуткую, липкую и вызывающую тошноту. Только без кораблика. И кровь эта принадлежит Лизе. Его Лизе. Которую он застрелил.

Абстрактные очертания складываются в понятные фигуры довольно быстро. Боль. Смерть. Кровь.

Свист чувствует, как земля уходит из-под ног. Обычно что-то похожее происходит при Прыжке, но теперь парень уверен точно — это не он. Он медленно отходит от Слепого, — намного медленнее, чем на самом деле хотелось бы, — пока сзади, стуча собственным костылём, подходит Валет. В голове начинают мелькать события, сменяя друг друга беспорядочной чередой вспышек. Как он начинает теряться, преображаться, медленно сходит с ума на этой чёртовой Изнанке, где с каждым часом Монстры становятся всё ощутимее, поглощая его сознание, полностью беря контроль над его разумом; как Лиза пытается его успокоить, хотя бы как-то привести в чувство, а он наставляет на неё пушку; как стреляет.

Он убил её.

УбилУбилУбилУбил.

Внутри у него всё скручивает, а к горлу подступает тошнота. Он оседает на пол, практически падая, и удачно приземлиться ему удаётся только потому, что его вовремя подхватывает Валет. Руки трясутся так, что он не видит их чётких очертаний, а может, в глазах всё расплывается из-за выступивших слёз. Ему начинает казаться, будто его руки прямо сейчас перепачканы в её крови. Вставшие комом рыдания начинают душить, и единственное, что ему удаётся из себя выдавить — сдавленный хрип.

Он собственными руками убил девушку, которую любил больше всего на свете. Теперь он всё вспомнил.

Валет потерянно осматривает коридор, который как назло оказывается пустым, где словно специально не бродит ни одного заблудшего Лога. Только Слепой стоит напротив, равнодушно смотря туда, где, по его мнению, скорчился Свист. Местоположение, надо сказать, он определяет практически безошибочно. Валета начинает охватывать паника.

— Почему? — Свист задыхается и едва находит в себе силы, чтобы задать хотя бы этот один-единственный вопрос, прилагает все усилия, чтобы не выглядеть жалким. Валет мнётся рядом в полной растерянности, совершенно не зная, что ему делать.

— Ты был экспериментом. Дом не мог понять, кому из вас суждено оказаться на Изнанке, и я решил предложить твою кандидатуру. На пробу.

Слепой говорит равнодушно, кажется, уже давно потеряв интерес к этому разговору. Едва ли Свист понимает что-то из его слов, но голова нещадно кружится, и все эти чёртовы загадки сейчас последнее, что ему нужно.

— «Кому из нас»? Что это значит?

— Тебе или твоей сестре, — Вожак Четвёртой неопределённо дёргает плечами. Так просто, словно они обсуждают погоду. Свиста начинает заметно трясти.

Сердце сжимается тугим комком от осознания собственной беспомощности и бесполезности. К горлу подкатывает волна тошнотворного липкого страха, смешанного с каким-то неясным, иррационально огромным отвращением к себе. Значит, всё это время он был всего лишь подопытным кроликом. Значит, он оказался на Изнанке только потому, что рука Слепого дотянулась до него быстрее, чем до Мираж. Он никогда на самом деле не был избранным, и как только он стал ненужен, его выкинули словно какую-то безделушку, позволив при этом убить самого дорого для него человека. Голова снова пошла кругом, а в глазах потемнело так, что на один миг Свисту показалось, что он всё-таки прыгнул.

Валет уже тысячу раз пожалел, что оказался здесь. Не в том месте и не в то время. С другой стороны, страшно представить, что могло произойти, не будь его сейчас рядом со Свистом. Наверняка Слепой прирезал бы его так же спокойно, как и Помпея, в этом он почему-то был уверен почти наверняка. А тут, вроде как при свидетеле…

Выглядело это всё действительно жалко: Свист хрипел, дышал протяжно, едва ли не задыхаясь на каждом вдохе, а по его щекам ручьями лились горячие, непрошеные слёзы, которые он так старательно смаргивает, но даже не думает стирать. От одного взгляда на него у Валета сжимается сердце. Хочется как-то помочь, что-то сделать для того, чтобы его поддержать или хотя бы поднять с пола и привести в чувство просто необходимо.

Перед глазами у Свиста чёрные точки, его сковывает страх от банального незнания, что делать и как с этим дальше жить. Страх вонзается в лопатки острыми стальными когтями, заставляя и без того больную спину ныть ещё сильнее. От неудобной позы перебитую когда-то отцом ногу скручивает такой адской болью, что хочется взвыть. И он воет, позволяя себе вложить в эти стонущие звуки всё, что с такой болью дерёт сердце и рвётся наружу. Какой позор….

Валет чувствует себя полностью растерянным — поднять Свиста на ноги у него никак не выходит, а тот от каждого к себе прикосновения только сильнее в стену вжимается, начиная, кажется, рвать волосы у себя на голове, сопровождая это истошным, почти нечеловеческим рыком. За несколько секунд он впал в самую настоящую, неконтролируемую истерику, а идей о том, как вывести его из этого состояния, нет совершенно.

На пару мучительных, просто невыносимых секунд Свисту начинает казаться, будто он попал в самое сердце Апокалипсиса. Он убил Лизу. Изнанки ему больше не видать. Он был лишь экспериментом. Он весь выломанный, злой и решительно отчаянный в своём непонимании, как же так получилось, ведь в самом начале всё казалось таким естественным и правильным.