В этот момент мне начинает казаться, что ещё ничто и никогда в моей жизни не было так ощутимо, так реально, как возможность того, что Выпуск не разлучит меня со Стервятником.
========== 13. Перекрёсток ==========
«Никакая ощутимая, реальная прелесть не может сравниться с тем, что способен накопить человек в глубинах своей фантазии»
Фрэнсис Скотт Фицджеральд, «Великий Гэтсби»
— Да прекрати ты так париться по этому поводу! — Валет зажимает сигарету в зубах, подтягивает к себе костыль и, опираясь на него, слезает с подоконника. Затягивается и стряхивает пепел на пол.
Над Домом словно ощутимо висит какая-то угроза: она чувствуется в воздухе, давит на плечи, сжимает грудную клетку в тисках, перекрывая доступ к кислороду. Дикий, просто животный ужас иногда накатывает с такой силой, что единственным возможным выходом кажется лишь влезть на стену и выть (хотя Птицы спасаются от этого чувства отборной дурью прямо из-под крыла Папы Стервятника, и Свист себе в таких привелегиях не отказывает). Находиться здесь становится всё тяжелее. Каждый чувствует это — Валет тоже.
Дым вьётся под потолок густыми серыми облачками, сильно пахнущими никотином, ненадолго скрывающими Валета от своего друга. Свист наблюдает за ним с видом скучающим, словно ленивым, но за каждым движением следит внимательно, продолжая подпирать плечом стену и курить.
Эти двое вообще представляли собой странный контрастный дуэт: Валет в своей синей клетчатой рубашке, с чудаковатой шляпой, из которой торчит игральная карта, и в ошейнике, и Свист, с какими-то непонятными амулетами и оберегами, диковатым взглядом, весь по-птичьему чёрный, только светлые лохматые волосы торчат в разные стороны и выделяются ярким пятном.
— Прекратить париться? — Свист улыбается немного ошалело, наигранно и с каким-то презрением, а потом ломано усмехается, отводя взгляд, и затягивается, — Мне иногда кажется… вернее, нет, даже не так. Ты совсем не понимаешь, что происходит?
Валет устало чешет небритый подбородок. Иногда ему кажется, что подобные припадки у Свиста зависят от фаз луны, слишком уж часто они у него происходят. С явной периодичностью. Может, гораздо проще вообще никак не реагировать на его выпады. Так будет… Спокойнее, что ли?
Лампа над перекрёсточным диваном раскачивается, выхватывая из общей картины отдельные, но всё равно блёклые даже в таком свете куски: то вытертый подлокотник, то провалившуюся сидушку, то Валетову гитару, одиноко на нём лежащую. Из-за этого освещения мешки под глазами Свиста кажутся ещё больше, ещё темнее, а весь его вид делается ещё более пугающим диким. Сейчас он чем-то напоминает одного из тех монстров, о которых постоянно твердит.
— А что происходит? — Валет выгибает бровь и смотрит на Свиста и в половину не так пугающе, как тот смотрит на него, — Разве в это месте происходит хоть что-то неожиданное? Слепой кокнул Помпея, в Самую Длинную чуть не прирезали Рыжего, а ещё, после стольких лет по нашим коридорам снова шастают девчонки. И всё это за последние полгода. Ничего необычного, правда ведь?
Его слова звучат ядовито, Валет даже не пытается скрыть сарказма, потому что ему это всё уже осточертело. Сколько можно говорить об одном и том же, постоянно прикрываясь какими-то загадками и глупыми тайнами? Ошейник давит на шею…
Свист поглядывает на него диким зверем, старательно делая вид, что не слушает вовсе. Валет только тушит сигарету о подоконник и достаёт из пачки следующую, потому что только так от чужих беспорядочных, витающих в воздухе и неизменно лезущих в голову мыслей можно абстрагироваться. С этим парнем и от никотина помереть недолго…
Мальчишка выглядит помешанным. Не слегка пришибленным, как обычно, а повернутым окончательно, без возможности вернуться на свою привычную орбиту. Валет давно перестал понимать, что творится в его голове, и с каждым прыжком Свисту становится всё хуже и хуже, вот только что он, Валет, может с этим поделать? Запретить ему курить дурь Стервятника? Связать, чтобы не рыпался никуда? Ногу вторую перебить? Валет думает, единственное, что он может — стоять и смотреть. Так он и делает. Потому что пытаться вытащить его, как-то удержать, уже сил нет.
Дым заполняет собой каждый сантиметр Перекрёстка (сколько сигарет они уже успели скурить?), и тот факт, что здесь до сих пор никого не появилось, даже Логов — самое настоящее чудо. Вот только Валету очень хотелось бы чудес другого рода, например, здоровой ноги или нормальной семьи, которая не выкидывает тебя из дома, как только ты становишься бесполезным, а не Свиста с его вечными проблемами на пустом месте, который просто не хочет, чтобы ему помогали. Валет вообще в спасатели не записывался, но Свист считается слишком ценным для Дома человеком, да и знакомы они достаточно давно, чтобы просто взять, и отвернуться от него было невозможным.
Говорить больше было не о чем. В последнее время каждый разговор со Свистом балансировал на грани драки, приправленного полным безумием и потерей контроля, а Валету, если честно, такого исхода совсем не хотелось.
— Ну шастают девчонки, и шастают, тебе-то что? — Свист подходит слишком близко, двигается слишком быстро и резко для человека, который и шага без костыля ступить не может, вот только едва ли сейчас есть время об этом задуматься. Зрачки почти полностью перекрыли светлую радужку, да и взгляд выглядит слабо сфокусированным. Он там точно обычные сигареты курит?
— Мне ничего, — Валет примирительным жестом откидывает с лица друга светлые пряди, а тот отшатывается. Снова приваливается спиной к стене и затягивается, закрывая глаза. Стои́т так несколько секунд, выдыхая дым через ноздри, а потом смотрит невнятно по сторонам, словно только сейчас отдаёт себе отчёт в том, где он находится. Валет устало вздыхает, — Погоди немного, теперь после принятия Нового Закона станет ещё хуже.
В голове у Валета смутно мелькают воспоминания о Старших. Ведь тогда, кажется, тоже всё дело было в девчонке..? А может и нет, он не помнит. Не хочет вспоминать.
— С чего это вообще Слепой решил собственный закон отменить? Раньше за ним такого не водилось, — свет лампочки создаёт на чужом лице жуткие тени, меняя его до пугающей неузнаваемости. Если бы Валет не был уверен в том, что сейчас рядом с ним стоит и разговаривает именно Свист, то он бы в этом усомнился. Или дело тут не совсем в тенях..?
— Да чёрт его знает, — фыркает. Вся эта ситуация доходит до такого уровня абсурда, что даже Старшие бы позавидовали, — Слепой, видимо, хочет, чтобы и мы друг друга переубивали. Рыжий же Длинную под него подложил, ну, и понеслось…
— А-а-а, снова Длинная, — усмехается Свист, практически срываясь на лающий смех. Выходит, правда, не очень весело. Но на один короткий миг Валету кажется, что в лице друга мелькают привычные черты, — куда же без неё.
О лампочку бьётся мотылёк. Картина эта выглядит унылой донельзя и нагоняет тоску, хоть бери и вой. Валет предпринимает попытку снова взобраться на подоконник, но у него ничего не выходит, и он лишь надёжнее устраивает костыль у подоконника, опираясь на стену. Свист прикрывает глаза, продолжая дышать сигаретным дымом.
Перед ним снова мелькают картины Изнанки, Лиза, а потом и он сам. Весь какой-то иррационально-неправильный, растрепанный и грязный, и окончательно поехавший в своём безумии. Картинки сменяют друг друга, окончательно путая сознание, заставляя голову кружиться с новой силой. Мелькает последний их разговор. Как она подходит к нему аккуратно, просит успокоиться и прийти в себя, а он, совершенно себя не контролирующий, словно управляемый кем-то другим, потусторонним, наставляет на неё ружье (откуда оно только у него тогда взялось?). А дальше — прыжок. Он даже не знает, выстрелил ли или всё-таки успел остановиться.
Воспоминания эти накатывают огромной, словно сбивающей с ног волной, захлёстывая полностью, заставляя всё вспомнить и начать задыхаться. Теперь он знает, почему должен вернуться, понимает, почему так стремился это сделать, наконец вспоминает. Не только потому, что там осталась Лиза, ведь Лизы там больше могло и не быть. Если он всё-таки выстрелил. Он должен узнать, что с ней случилось.
