— Табаки, у тебя веревка есть?
— У меня есть всё! — с довольным видом Шакал лезет в рюкзак, всё это время болтавшийся на спинке его кресла. Уже через секунд тридцать грохота и звона, словно рюкзак бездонный и помещает в себя вообще всё, мальчишка достаёт большущий моток ниток и кладёт его на диван возле Змеи. Девочка благодарно кивает.
Она на глаз отмеряет нитку и отрывает её, намотав на руку. Старается вставить кончик нитки в основание ключика, словно в иголку, и только в этот момент замечает, что руки у неё на самом деле немного подрагивают. Тем не менее, помощи она ни у кого не просит, стараясь сделать вид, что вообще на Перекрёстке одна находится, и через какое-то время титаническими усилиями превозмогая нарастающую головную боль, она справляется со своей задачей. Связав узелком два конца, Змея с довольным видом вешает ключик на шею и, взглянув на него ещё раз, прячет его под платье.
Все сидят молча, каждый думает о чём-то всём и даже не собирается начать разговор с попыткой разрядить атмосферу.
Змея не знает, сколько по времени они сидели вот так — в гнетущей тишине и тревожности, но вот за поворотом послышались шум и возня, а потом появились и мальчики. На душе тут же стало намного легче и спокойнее, вот только Змея не знает. От чего сердце вниз ухнуло — при виде хромающего Рекса или брата, без сознания болтающегося на плечах Слепого и Волка.
Свиста укладываю на диван, с которого Змея тут же подскакивает, освобождая больше места. Брат выглядит таким уставшим и осунувшимся, словно просто заснул после долгого тяжелого дня. Девочке хочется склониться над ним, попытаться привести в чувства, но Сфинкс оказывается быстрее.
— Взял? — он смотрит на Рекса внимательно, и самой Змее, честное слово, от такого взгляда стало жуть как не по себе. А Рекс лишь снова криво усмехается и выуживает из кармана своей цветастой рубашки какой-то пузырёк. Открывает его и подносит к носу Джека. Девочка чувствует этот резкий, сильный запах даже стоя в нескольких шагах от перекрёсточного дивана. Пахнет мерзко.
Но Джек тем не менее дергается, распахивает глаза и подскакивает на месте, словно после кошмара, перепугано оглядываясь по сторонам. Оба Сиамца отходят от него на несколько шагов, и Змее теперь не нужно становиться на носочки, чтобы рассмотреть что-то из-за плеча Волка.
Брат действительно бледный и какой-то нездоровый, с огромными кругами под глазами. Словно несколько недель не спал и держался только на кофеине. Змея подходит немного ближе и слышит неразборчивый шепот, который сам Джек с огромным трудом пытается преобразовать в слова.
— Я вернулся? Вернулся? Как я туда попал? — в глазах Свиста стоят слёзы. Он ошалело цепляется за протезы Сфинкса, пытается встать на дрожащие ноги, но тут же оседает на пол, упираясь спиной в основание дивана. Его начинает мелко трясти, и возле него садится Волк, хватая за плечи. В каком-то приступе он хватается за Волчью футболку, не прекращая невнятно бормотать.
Змея срывается с места. В душе снова нарастают волнение и тревога. Хочется подойти к брату, прижать его к себе, погладить по голове и пообещать, что больше никуда и ни за что не отпустит. Хочется, чтобы сегодняшний ужасный вечер со всеми этими переживаниями и потрясениями как можно скорее закончился.
— Стой на месте, — Волк выставляет вперед руку, преграждая девочке путь, и смотрит из-под белёсой челки. Сейчас, при искусственном лампочном освещении его глаза кажутся хищными и жутко пугают. Змея вынуждена остановиться в нескольких шагах от него и медленно отступить обратно к Слепому и Сиамцам.
— Мне понравилось, — шепчет Свист тихо-тихо, так, чтобы только Волк смог его услышать, — я хотел бы вернуться обратно.
Волк усмехается, прижимая его к себе и позволяя, наконец, разрыдаться.
Комментарий к Интермедия. Ключи и замки
А вот и новая глава. Большое спасибо всем, кто ждал, а ещё, очень прошу не забывать про отзывы, для меня это очень важно!
К тому же хочу сказать, что у меня появилась группа ВКонтакте, в которой я буду делать посты, касающиеся не только этой работы, но и других. Заглядывайте туда, там обязательно появятся посты, связанные с этой работой, и я могу ответить на ваши вопросы, если таковые имеются: https://vk.com/coffeewithmilkanddecembrists
========== 10. Мираж. Время перемен ==========
Сигареты в руках, чай на столе
Так замыкается круг
И вдруг нам становится страшно что-то менять
Виктор Цой, «Перемен»
Сегодня приходится просыпаться непозволительно рано. Снова. На календаре вроде уже весна, а на улице всё ещё морозит так, что всем приходится кутаться в несколько одеял и пледов, а нам со Спицей, как обладательницам окна с огромными щелями в раме, ещё и спать в свитерах. Собственно, даже просыпаюсь я теперь не от привычных ночных кошмаров, а от холода. Случись такой холод прошлой весной, мы бы несомненно что-нибудь с этим сделали: добились бы ремонта окна или в крайнем случае придумали какой-то более оптимальный вариант, чем просто заткнуть щели тяпками, но сейчас до выпуска оставалось всего ничего, так что мы обе пришли к выводу, что даже думать над каким-то решением этой проблемы нет смысла.
Мне было страшно. Не знаю, как там Спица, но лично меня от одной только мысли о том, что вот-вот придётся покинуть стены Дома, бросало в дрожь. Ощущение неизвестности ледяными пальцами стягивало горло. Что мне делать в Наружности? Вернуться к отцу, который окончательно спился ещё до нашего с Джеком отъезда и за все эти годы даже ни разу к нам не зашёл? Да и на Изнанке мне делать было нечего. Дом так и не смог меня принять, просто проигнорировал моё существование, в то время как Джека он принял с распростёртыми объятиями. Хотя, кажется, теперь даже у моего брата есть какие-то проблемы с Той стороной. Не знаю, меня в такие дела он не посвящает. Да, не посвящает уже вообще ни в какие.
А вот отсутствие кошмаров, думаю, можно считать небольшим плюсом. Пожалуй, единственным во всей этой ситуации. В окно совершенно бессовестно задувает совсем не весенний ветер, от чего тонкая тюлевая шторка — в нескольких местах порванная питомцами Кошатницы и зашитая нами вручную, будто вся испещрённая уродливыми кривыми шрамами, — развевается над забитыми вещами подоконником. Я смотрю.
Через пару минут сажусь на кровати, натягивая на плечи серый шерстяной плед. Оглядываюсь по сторонам так, словно за те несколько часов, на которые мне удалось уснуть, в нашей спальне могло что-то измениться, но нет, всё по-старому. Спица всё так же на своей кровати со скрипящими пружинами, лежит, повернувшись к стене лицом и с головой укрывшись одеялом. У нас тут тихо. Плед снова сползает с плеч, и я поправляю его сонным, немного рваным движением. Он просто невероятно тёплый, пусть и немного колется, это я стерплю. Помнится, когда-то очень давно я утащила его из Четвёртой, а вернуть так и не представилось повода. Это был плед Волка…
Ветер снова завывает и обдаёт холодом щиколотки и босые ступни. Надо бы заткнуть эти щели в окне какими-нибудь ненужными тряпками. Где там у Спицы её кофты? Всё равно она многие из них не носит…
Я поднимаюсь на ноги, удерживая плед на плечах, и иду на половину Спицы. Разделить комнату на две части мы решили уже после года соседства, потому что ей было невозможно жить со мной, а мне — с ней. Но мы привыкли. Пол у нас в спальне холодный, даже ковра нет, даже какого-то жалкого его подобия, и при каждом шаге ноги практически сводит судорогой. Холодно. Я жалею, что не надела носки, но сейчас это уже не имеет никакого значения. У подножия своей кровати Спица скидывает вещи, которые уже не носит. По крайней мере, так кажется мне, потому что весь этот цветастый ворох лежит тут уже несколько месяцев и меньше по своим размерам не становится. Я хватаю первую попавшуюся кофточку и, скрутив её в жгут, иду к окну, затыкая щель внизу рамы. Свистеть начинает тише.
Правда, спать теперь совсем не хочется, так что я лишь устало опускаюсь на собственную кровать, слушая жалобное поскрипывание пружин, и начинаю внимательно изучать стену перед собой, стараясь смотреть чуть выше Спицы. По штукатурке длинным ломаным изгибом тянется тонкая линия. В детстве мне всегда нравилось думать, что эта трещина — проход между мирами, и именно через неё я смогу попасть на Изнанку. Даже сейчас эта трещина выделяется на чужой стене, словно смотрит прямо на меня, и так манит, манит, манит. Раньше я думала, что всё это действительно что-то значит. Я считала себя избранной.
