— Со мной всё хорошо, честно, — я стараюсь мягко улыбнуться, и беру ладонь Стервятника в свою, — я просто лягу спать, и завтра мне станет лучше.

— Ты уверена, что это никак не связано с завтрашним днём? — я молчу, потому что понятия не имею, как ответить на его вопрос. Я просто не знаю, есть ли здесь какая-то связь. Он расценивает моё молчание по-своему, — Постарайся не оставаться завтра одна, хорошо? Даже если тебе будут угрожать компанией Лэри и других модников Логов.

Криво усмехаюсь такому определению, и боль снова начинает надавливать на виски, напоминая о себе. Жмурюсь. Хотя Стервятнику, кажется, не до веселья, он снова сжимает моё запястье, привлекая к себе внимание, и ледяным, пусть и вкрадчивым тоном спрашивает: «Ты меня поняла?». Лучше бы он кричал на меня, честное слово.

— Я приду завтра, — тихо отвечаю я, — не желаю слышать протеста. Я приду, даже если не узнаю ничего важного. А я уверена, что ночью мне удастся что-то узнать. Такого сильного всплеска не было очень давно.

Понимая, что меня не переубедить, он только кивает немного устало, и выпускает мою руку. Я цепляюсь за кончики его пальцев и, словно на прощание, заправляю длинную прядь бесцветных волос Стервятнику за ухо. Он отводит взгляд и мимолётно улыбается. Я прекрасно помню, что он не приветствует подобного рода нежностей, но сдержаться никак не могу.

Я стою у стены, привалившись к ней спиной, и смотрю Стервятнику вслед. Провожаю его взглядом, словно не знаю, что с ним ничего не случится, словно забыла о том, что он отлично ориентируется в Доме.

После того, как он пропадает из поля моего зрения, я потираю виски, а Голоса снова начинают шелестеть, только теперь я не могу разобрать ни слова. Надо думать, таблетки должны мне помочь, и когда я, уже находясь в пустой спальне, открываю свой ящик, в моей голове мелькает мысль, что их там может и не оказаться. Я не помню, когда в последний раз принимала таблетки, несмотря на все заверения Паучих о том, что мне нужно пить их несколько раз в день.

Небольшая пластинка всё же находится под грудой фантиков, пустых сигаретных пачек и небольшой коллекции мятых книжных закладок. Я кладу на язык несколько таблеток, даже не думая их запивать, и ложусь на свою кровать. Во рту появляется неприятный привкус, а в горле начинает першить. Я поднимаюсь на ноги и оглядываюсь по сторонам, словно в темноте смогу различить хоть что-то отдалённо похожее на стакан с водой. Хотя, с чего бы стакану воды взяться в нашей спальне?

На самом краю подоконника, со стороны спициной кровати, замечаю чашку. Обычно в этой чашке, на самом дне, можно найти немного воды, которой Спица поливает принесённый откуда-то совсем недавно цветочный горшок.

Я глотаю остатки воды и протираю лицо ладонями. Я всегда чувствую себя плохо перед Самой Длинной, но сегодняшний вечер определённо побил все рекорды. Завтра случится что-то страшное.

Ложусь на кровать, а расчёсочные фонари вырисовывают на потолке неясные очертания окна, и я вглядываюсь в него долго, пока оно не начинает расплываться, после чего я позволяю себе закрыть глаза и наконец заснуть. Что, впрочем, не приносит должного облегчения.

***

Мне начинает казаться, что я окончательно потерялась в этом проклятом коридоре, и я потерянно мечусь из угла в угол, как загнанная в клетку крыса. Стоило взять с собой хотя бы фонарик, чтобы светить себе под ноги, не говоря уже о каком-нибудь затупившемся лезвии, чтобы хоть как-то защититься в случае чего. Правда, когда я выходила из спальни, мне было совершенно не до этого. Где-то в глубине слышится шорох колес и голос Шакала, который невозможно спутать ни с чем.

— Табаки? Где ты? — я сделала несколько шагов вперед, как мне показалось, в ту сторону, где я слышала голос друга. Передвигаясь наощупь я мысленно корила себя за то, что позволила себе выскользнуть из спальни неподготовленной.

Я бродила по коридорам достаточно давно и была уверена, что мои глаза привыкли к темноте, вот только когда я обернулась на замаячивший за спиной фонарик, всё равно пришлось зажмуриться. Когда свет перестал бить мне в глаза, я увидела перед собой перепуганного Курильщика. Он таращил на меня глаза, словно я была Кентервильским приведением.

— Что ты тут забыла, дорогуша? — взвизгнул Шакал, появившись из темноты и практически наехав на меня.

Курильщик смутился и отвернулся, увидев, как я кошусь в его сторону, а присела возле Табаки, чтобы было удобнее смотреть ему в глаза. Ему это ужасно не нравилось, но сейчас мне было всё равно.

— Мне нужен фонарик.

— Приличные леди не шатаются по коридорам ночью, — наигранно возмущается Шакал, но к своему рюкзаку за фонариком тянется, за что я ему благодарно улыбаюсь.

— А я неприличная, — усмехаюсь, наконец получив фонарь. Поднимаюсь на ноги и шутливо треплю Табаки по голове свободной рукой, он начинает отмахиваться и громко возмущаться, — а вы почему здесь?

— Да так, — Табаки чешет в затылке, но так и не успевает договорить, потому что я замечаю, как Курильщик неуверенно косится за угол. Туда, где маячит, переливаясь разными цветами, тканевый треугольник. Я невольно улыбаюсь.

Подойдя к палатке, сталкиваюсь с вылезающим оттуда Валетом. Он выглядит так, словно рад меня видеть, и быстро кивает головой в знак приветствия. Я останавливаюсь у входа и почему-то медлю. Я так спешила сюда только для того, чтобы поговорить со Стервятником, а теперь стою и не могу протянуть руки, чтобы отодвинуть полог и заглянуть внутрь.

Табаки тем временем не просто подкатывает к палатке, он уже слезает со своего Мустанга и пробирается внутрь. В темноте и отсвете разноцветных огоньков мне кажется, что Курильщик бледнеет. Опускаюсь, наконец, на пол и просовываю голову в крохотное помещение. На меня тут же смотрят четыре пары глаз. Дорогуша приветливо кивает, а Лорд как-то невнятно кривится. А я, встретившись с жёлтыми глазами Стервятника, только киваю ему в сторону коридора и вылезаю из палатки. Он понимает меня без слов.

Курильщик, завидев Стервятника, весь как-то сжимается, а я только предлагаю ему забраться в палатку и стараюсь тепло улыбнуться. Птичий Папа подходит к стене и опирается на трость.

— Ты что-то видела, пташка? — старается говорить спокойно и размеренно, старается сделать так, чтобы я не смогла уловить легкую дрожь в его голосе. Вот только он никак не может запомнить, что я знаю его слишком хорошо, и со мной подобные манипуляции не проходят.

— Видела, — жмурюсь. Сцепляю руки в замок, чтобы они не так сильно дрожали, потому что недавнее воспоминание накрывает с головой, снова заставляя переставать чувствовать ноги.

Чувствую, как в глазах начинают стоять слёзы, но отступить уже не могу. Ради этого я позволила Голосам взять верх над моим разумом, ради этого я весь день провалялась в бреду и выперлась в одиночестве в коридор во время Самой Длинной. Я обещала передать послание Стервятнику. Макс сказал, что это важно.

— Это был он, — единственное, что я могу из себя выдавить, тут же отвернувшись. Рекс ничего не говорит, терпеливо ждёт, хотя я знаю, что ещё немного, и его затрясёт сильнее меня, — Он не сказал ничего внятного… лишь одну фразу. Я её не понимаю…

— Что он сказал? — Стервятник аккуратно берет меня за локоть, а я инстинктивно отскакиваю от него, словно снова стала маленькой напуганной девочкой. Рекс только мимолётно поджимает губы, хотя смотрит на меня всё так же внимательно и серьёзно.

Мне начинает казаться, что его глаза светятся в темноте. Хотя… может это просто вспышки палатки сверкают в его зрачках.?

— Только одно, — снова повторяю я, чувствуя, как губы начинают пересыхать, — он сказал… что решение знает Шакал. Он так сказал. И больше ничего…

Трясущимися руками я залезаю в карман своего платья и достаю оттуда оборванную помятую бумажку, на которой раньше был какой-то рецепт, принадлежащий то ли мне, то ли Спице. Как только Голоса меня отпустили, я сразу взялась за карандаш и записала сказанные Максом слова, пока они были свежи в памяти. Это было важно. Я протянула бумажку Стервятнику, а он поднёс её к глазам, словно мог что-то разглядеть в темноте, а потом кивнул.