— Ты… Ты… — хрипел он, дрожа от ненависти.
Генри наклонился к нему, пристально глядя в глаза, и вдруг резко, коротким замахом, ударил по лицу так, что у Десмонда клацнули зубы.
— На руку свою посмотри, — сказал Генри ровно и тихо.
Десмонд посмотрел. И посмотрел снова. Зажмурился. Долго сидел так, дыша сквозь сжатые зубы. Горячечный туман в голове расходился, и он словно всплывал из-под воды на поверхность, где было больно и холодно.
Очень больно. В него стреляли. На рукаве костюма, примерно там, где на плече прививка от оспы, темнела круглая дырочка, ниже нее все было черно от крови. И пол под ним весь перемазан кровью.
— А теперь дай я гляну, — не меняя тона, сказал Генри, присел перед ним и принялся осматривать плечо. У него волосы уложены в сеточку, думал Десмонд, морщась и вздрагивая, когда Генри двигал его раненую руку. У него юбка. Ну конечно, он же Мидори! Сестра милосердия! Идиотский смех рвался из него наружу, сливался с крупной дрожью.
— Ударить еще? — поинтересовался Генри.
— Н-нет… Н-нет… Я с-сейч-час… — Десмонд зажмурился снова.
Понимание всей истории рушилось на него потоком, лилось и лилось, не оформляясь даже в слова, он просто теперь знал. Чертов идиот… Как можно было не понять.
— Хорошая рана, — вынес свой вердикт Генри, оставляя наконец его руку в покое,— пуля внутри, идеально. Она тебя спасет, ты понял или еще нет? Эта пуля — твое спасение. Твой пропуск обратно. Да начинай ты соображать! В Пикеттах полиция найдет точно такие же, а самому в себя так ни за что не выстрелить. Понял?
Он огляделся, сдернул с лампы шелковый платок и протянул Десмонду.
— Перетяни руку. Сам, сам, меня тут нет.
Десмонд кое-как, зажимая платок зубами, соорудил повязку. Генри какое-то время наблюдал, склонив к плечу голову, за его мучениями, потом куда-то ушел и вернулся в синих женских ботиночках.
— Маловаты, — пожаловался он. — Но лучше моих.
Свои старые туфли со сломанными каблуками он тем не менее держал в руке.
— Ты знал, что это она, да? — Десмонд поднял глаза к лицу Генри. — Давно знал? Почему ты мне не сказал?!
— Начинаешь соображать? — ухмыльнулся Генри.
— Ты специально… Ты играл со мной втемную… Тебе нужно было, чтобы меня ранили!
— Мне-то это зачем? — веселился Генри. — Это ты до последнего отказывался включать голову. Хотя сам подал ей идею!
— Я?
— Ну а кто затеял идиотские переодевания? Она хотела всего-то избавиться от мужа, а ты показал ей, как получить все.
Рука пульсировала под повязкой, и Десмонд стиснул ногтями запястье, чтобы отвлечь себя от боли.
— Она и так получала очень много… Зачем ей…
— Знаешь, что в этой истории действительно забавно? — Генри присел перед ним, чтобы улыбаться прямо в лицо. — Вы же все считали ее милым домашним животным, бесполезным и безобидным. И ты, и Флойд. А она обыграла вас обоих. Она продумала все, ты был ее идеальным алиби. И если бы не твоя истерика в охотничьем домике, у нее все бы получилось. Ты никогда не думал, что это может быть важнее денег?
Истерика? Да это он успокаивал Айрис!
— Она наверняка какое-то время следила за мужем, — продолжал Генри. — Интересно, знала ли она о его махинациях? Ведь, судя по всему, анонимное письмо — ее работа.
— Слуги, — перебил его Десмонд. — Они могли слышать выстрел, нужно уходить!
— Куда это ты собрался? Здесь твой дом, вон лежит твоя сестра.
— Здесь уже все не мое, я похоронен.
— А ты выкапывайся, — Генри поднялся, зашел Десмонду за спину и крепко ухватил за бока, принуждая встать на ноги. — Ну, хватит сидеть, пошли к телефону. Где он здесь?
— В соседней комнате, но… Кому ты собираешься звонить?
— Полиции, кому же еще, — Генри буквально волок его по коридору, не позволяя ни остановиться, ни упасть, ни хотя бы замедлиться. — И звонить будешь ты.
— С ума сошел? — Десмонд попытался ухватиться здоровой рукой за косяк, ничего не вышло. — Какая может быть полиция? Как я им все объясню?
— Расскажешь как есть, только про меня ни слова, — Генри щелкнул по выключателю костяшкой пальца и поискал глазами телефон. — Врать ты все равно не умеешь, но это ничего, имя и пуля тебя спасут. На такое дело идиота не назначат, вы все-таки Вудсы.
— Девушка, полицию, — бросил он в трубку, не слушая слабых возражений Десмонда, с облегчением упавшего на стул. Кружилась голова. — Хорошо, что ты такой напуганный. Говори, что ты ранен, вызывай полицейских сюда.
— Я не буду!
— Тогда вызову я.
— Полиция Пятого округа слушает, — прозвучало в трубке. — Что у вас случилось?
— Я… — Десмонд отвернулся от Генри, потер лоб. Мысли скакали, не собрать.— М-меня хотели убить, стреляли… Я ранен…
— Где вы находитесь, сэр?
— Дома, я… Это имение Вудсов, Парк-лейн, 12.
— Насколько серьезно ваше ранение, сэр? Сэр? Как ваше имя?
Десмонд положил трубку на рычаг. У него не было сил говорить.
— Правильно, с ними потом, — кивнул Генри и снова присел перед ним. — Давай сначала со мной. Ты уверен, что ясно все понимаешь, или есть какие-то вопросы? У твоей сестры наверняка заготовлена своя версия, имей это в виду.
— Что с ней?
— Ничего серьезного, я ударил не сильно. Не отвлекайся. Есть вопросы?
— Билеты и паспорта… Их же нужно найти!
Генри какое-то время смотрел на него так, словно ушам своим не верил.
— Паспорта и билеты я нашел еще вчера, — с бесконечным терпением в голосе, будто ребенку, сообщил он. — Они лежали в комоде гостиной.
— Но… Ты мне не сказал…
Он бы разозлился, конечно, будь у него силы. Десмонд втянул воздух сквозь сжатые зубы. Что за мерзкая манера принимать решения в одиночку и даже не сообщать! Да какое сообщать, он же устроил целый спектакль с поисками! Зачем? У Десмонда была мысль на этот счет, мелькнула и исчезла, ее было слишком больно думать.
— Разумеется, не сказал, потому что тебе они не нужны. Сюда сейчас приедет полиция, и думать тебе нужно об этом, а не о билетах. Еще раз спрашиваю, ты четко понимаешь всю историю? Тебе ее нужно будет рассказать полиции. Помни главное — меня не было. Нигде и никогда.
— Но мы же должны уехать…
— Мы? — Генри поперхнулся смехом. — Какое у нас с тобой может быть «мы»? Как ты себе это представляешь? Ну? Ты свяжешься с чинком или я с гвейло? Даже любопытно.
— Я про корабль! — рассердился Десмонд. — Билет ведь на двоих. Ты сам говорил, на женщину при мужчине смотрят иначе…
— Да ты никак собрался меня спасать? — Генри со смехом закатил глаза. — Ты, маленький зверек? Я понимаю, ты выбит из колеи, но не теряй чувство реальности. Ты всего лишь потерявшийся ребенок! В тебе нет ни мужества, ни силы, ты бежишь с каждого поля боя. Ты свое имя спасти не способен!
Десмонд онемел на миг от такой грубости, но слова скоро прорвались наружу.
— А с чего ты вообразил, что меня знаешь? Что ты разбираешься в людях? Ничего ты не знаешь! Что мне спасать? Зачем? Я вот этого,— он широко махнул здоровой рукой, — никогда не хотел! Просто однажды все пошло не так! А я не должен был этим всем заниматься, у меня нет к этому способностей. Я… Есть вещи, которые я умею делать и которые не умею, я взрослый человек и это понимаю. Дело не в каком-то там мужестве, вообще не в этом!
— В этом! — Генри ткнул ему в грудь пальцем, почти в лицо прошипел: — Здесь твоя война. В этом доме, всегда была здесь. Но ты хочешь сбежать, чтобы все решилось без тебя, вот что я вижу.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь! Война, спасти имя… Что за нелепый пафос! С кем война? Кому теперь это имя нужно? Оно же не мое лично! Это имя фирмы, и с ним все кончено, потому что будет скандал, позор… Газеты примутся смаковать…
— Ну так очисти имя своего отца от позора! Или скажи: я боюсь. Ну? Я маленький зверек, мне страшно. Будь же ты, наконец, честен!
Десмонд зажал уши обеими руками. Он не будет это слушать! Что Генри несет? Это все красивые пустые слова, их легко болтать хоть целыми днями, они ничего не стоят. Очисти от позора! Как? Чего ради? И никакой это не страх, незачем примешивать сюда эмоции, это понимание объективных обстоятельств.