И рассмеялся, когда Десмонд охнул под его тяжестью и толкнул в грудь, пытаясь освободиться, но Генри навалился сверху, поцеловал, как укусил, и отшатнулся, шумно дыша, блестя глазами.

— Лучше? — повторил он.

Десмонд протянул руку к его губами, коснулся пальцами. Влажные. Мягкие. Генри поймал его пальцы зубами, прикусил, не отводя горящих глаз.

— Еще, — попросил Десмонд, и на него снова обрушилась тяжесть верткого тела, притиснула к спинке кровати, обдала горячим дыханием, обожгла губы и снова отпрянула.

Генри навис над ним, и черные волосы ссыпались ему на лоб, потемневший рот приоткрылся.

— Хочешь меня? — прошептал он хрипло. Откачнулся, сорвал через голову джемпер.

Десмонд жадно шарил взглядом по его плечам, груди. Весь как золото — гладкое, чуть блестящее, и маленькие соски кажутся черными. Десмонд рванулся, опрокидывая Генри спиной себе на ноги, стиснул ладонями бока, под кожей которых часто и сильно двигались ребра, скользнул к плечам, вцепился в волосы, заставляя откинуть голову, чтобы лизать и кусать солоноватую кожу шеи, ключиц, и Генри позволял. Он раскинул руки, давая присваивать себя, и только стонал, когда Десмонд напирал особенно сильно.

Проклятое одеяло! Десмонд швырнул обмякшего в его руках Генри на постель рядом с собой, выпростался из-под давивших его тряпок, стянул через голову джемпер вместе с рубашкой и приник снова, теперь уже кожей к коже, грудью к груди. Поймал руки Генри, прижал к кровати, отыскал губами рот и задохнулся от того, каким жадным и горячим он оказался. Генри толкался в него языком, низом живота так яростно, что Десмонду пришлось навалиться крепче, чтобы удержать его под собой. Не удержал, Генри вырвался из-под него, опрокинул и с кошачьей злой ловкостью снова оседлал бедра, потерся всем телом раз, другой, почти до боли от врезающейся одежды.

— Хочешь? — шипел он и лицо его блестело золотой маской, капли пота стекали по вискам. — Хочешь меня?

Десмонд хотел. Но мог только неотрывно смотреть в длинные, к вискам, черные глаза. Он и правда животное. Злое, жадное… И прекрасное.

Десмонд дотянулся до его ягодиц, смял их, развел, почти втыкаясь пальцами между ними, и чувствовал, как Генри подается его рукам, подставляется, разводит ноги шире.

— Дай сниму… — прошептал он, и Генри выпрямился, позволяя расстегнуть сначала пуговицу пояса, потом маленькие пуговки, одну за другой, а потом наконец запустить руки внутрь, высвободить тугую, чуть влажную плоть — только на мгновение, и тут же стиснуть в кулаке. Генри содрогнулся, ссутуливаясь, закусил губу, и Десмонд замер без движения. Просто смотрел и впитывал в себя все — пульсацию крови в своей руке, тяжесть тела на бедрах и желание, такое темное, какое он в себе не помнил.

Он медленно разжал руку и перекатился с Генри вместе. Уложил его, а сам спешно, непослушными пальцами расстегнул свои брюки и высвободился из них под тяжелым, из-под ресниц, взглядом черных глаз.

— Встань на колени, — велел Генри тихо, и Десмонд растерянно замер. Зачем? — Встань на колени.

Десмонд оглянулся. Прямо на кровати или на полу? Он выбрал первое и чувствовал себя страшно неловко в таком виде. Член качался перед его животом, и непонятно было, куда деть руки. Непонятно до того момента, когда Генри перевернулся на живот, толкнулся локтями, придвигаясь, и оказался к нему головой. Десмонд не дыша следил, как он приподнимается и медленно, аккуратно надевается ртом на его член. Всхлипнул, когда погрузился в горячее и влажное, а когда язык принялся кружить вокруг головки и подбираться под ее края, вцепился в блестящие черные волосы и застонал. Генри снова овладело бешенство, он вертел головой, то посасывал, то стискивал губы узким кольцом, и Десмонд готов был начать вбиваться в этот жадный рот, не в силах больше сдерживаться, но Генри вдруг тоже вскочил на колени, жестко и зло впился в его губы, прижался всем телом.

— Хочешь меня? — шептал он в губы и тут же зализывал свои слова. — Хочешь?

Сунул в руку что-то жесткое, и Десмонд не сразу понял, что это тюбик крема. Генри в раздражении вырвал его из руки, сам открыл, быстро, в три движения размазал крем по члену Десмонда, от чего тот охнул.

— Хочешь? — напирал Генри.

Десмонд хотел. Он попытался развернуть Генри спиной к себе, тот не давался. Обхватил за шею, повалил на себя.

— Я гибкий.

Это оказалось правдой, он как-то ловко подставился, и момент, которого Десмонд опасался, случился сам собой, головка скользнула куда надо. Чуть-чуть, не глубоко, но — разом, и Десмонд перевел дух. Обычно он этого избегал, потому что когда пробовал, выходило неловко, вставить долго не получалось, член то и дело выпадал или не туда втыкался. А тут он испугаться даже не успел, готово, и Генри уже упирается ему в поясницу пятками, жадно смотрит невозможными своими глазами. Как он может смотреть в такой момент, это же бесстыдно… Но Десмонд тоже не мог отвести глаз от напряженного тела перед собой — бабочкой раскинуты колени, головка темного члена блестит полированным камнем. Открытый, но отчего-то опасный, обе руки вцепились в изголовье за головой, и мышцы вились по ним, будто он сейчас… Генри разом сжался на члене, заставив ахнуть от неожиданности, ухмыльнулся, довольный, и повторил движение.

— Я могу сделать все сам, — произнес он хрипло. — Хочешь?

Он пятками втолкнул Десмонда в себя до упора, мучительно содрогнулся, запрокинулся — и тут же рванулся вверх, силой рук снимаясь с его члена.

— Ты можешь просто смотреть, — лицо Генри блестело теперь от пота, взгляд плыл. — Хочешь?

— Еще, — прошептал Десмонд.

Он хотел все, лишь бы вот так, глаза в глаза, и дрожать от бесстыдного восторга.

Теперь Генри двигался плавно — толкался навстречу Десмонду, глубоко, насколько мог, сжимал и отпускал, откатывался.

И снова.

Мокрые волосы липли к его лбу, дрожали мышцы живота, и пот скапливался в ложбинке на груди, но Генри не разрывал взгляда, и Десмонд скорее умер бы, чем отвел глаза. Хотел он смотреть? Да! Но еще… Он хотел больше.

— Подожди, — выдохнул он, поймал Генри за бедра, — Дай мне.

— А ты возьми, — он быстро облизнул яркие, припухшие губы, и Десмонд навалился сверху, чтобы дотянуться до них своими, да только не вышло, Генри запрокинул голову, задыхаясь и уворачиваясь, подставляя под поцелуи шею. Вертелся, пока Десмонд не согнул его почти вдвое и деваться стало некуда, а тогда повис у него на шее и поцеловал сам, так зло, что в глазах потемнело. Оттолкнул, довольный, раскинул руки. — Бери.

И Десмонд взял все, что мог. Стиснул раскинутые бедра, золотые, будто шелковые, и вбивался, шалея от безвольности тела под собой, от запрокинутого лица и стонов через мучительно сжатые зубы. Содрогаясь на последних толчках, припал лбом ко влажному виску, шептал какие-то слова, искал губы, но Генри еще тяжело, шумно втягивал воздух, и Десмонд нашарил его резко двигающуюся руку, обхватил своей поверх, подхватил ритм. В нем звенел восторг от этого тела, его жадности, дрожи, запаха пота. Он целовал зажмуренные глаза и приоткрытый в блаженстве рот, слизывал капли с висков, посасывал мягкую кожу за ухом. Он впитывал Генри, вбирал в себя, дышал им и с ним вместе обмяк и потяжелел, растекся обессиленно и счастливо, сползая в сон.

Он улыбался.

========== Часть 17 ==========

Десмонд смотрел, как Генри спал. Или, может быть, просто лежал с закрытыми глазами, разве по нему поймешь. Он придвинулся ближе, стараясь себя не выдать. Редкая возможность рассмотреть Генри лучше.

У него кожа губ в уголках чуть темнее, чем сами губы. Десмонд улыбнулся этому открытию. У него и там темная кожа. От этого воспоминания стало горячо щекам, Десмонд сглотнул.

Ресницы Генри слиплись в уголках острыми иглами. Ко все еще влажному лбу прилипли пряди черных волос. Они у него жесткие. А кожа на подбородке нежная, щетины почти не чувствуется, и дело вовсе не в знаменитых бритвах Бокер. Десмонд осторожно, самым мягким местом на подушечке пальца провел по краю челюсти Генри. Здесь просто почти нечего брить.