– И что ж тебе от меня надо, Григорий? – спрашиваю. Давлю ему на спину повыше предполагаемых лопаток. Эффект неожиданный. Пальцы тонут в спине лошади. А когда вытягиваю ладонь обратно – рыжая кожа тянется за мной, словно клей. Не на это я расчитывала. Да и Григорий, кажется, догадывается, что я его не просто так лапаю.

– Сущая фигня. Сердцевины все чаще отказываются от оболочек. Уходят в ваш мир. Там слоняются без дела, будто жить им надоело. У вас ярче, легче, вкуснее. На Изнанке – опасно, холодно и печально. Надо всех их вернуть.

Надо уточнить у Капитана, есть ли способ скрутить непарнокопытное весом примерно в шестьсот килограмм и перенести до пункта назначения без дополнительного оборудования. Эта задача невероятно отвлекает от соприкосновения с чудом.

А я обязана развести противника на беседу, отвлечь внимание и втереться в доверие:

– И что мне будет за помощь?

– Вселенская благодарность!

– Она не обналичивается.

Вообще-то при ежемесячной стипендии в семь тысяч рублей волей-неволей будешь искать альтернативные источники финансирования. Тут и мир спасать можно и в макдаке подрабатывать. Другое дело, если Капитан узнает: флажок куда надо выдаст и пошлёт на борьбу с нечистью. То есть с сердцевинами. Потому что заработок на стороне плохо влияет на успеваемость в обучении.

– Так, я не понял, ты мир спасать собираешься или нет?

– От чего? Вокруг и так всё нормально.

– Без своих душ оболочки в овощи превращаются! Вы превращаетесь!!! – и в глазах такая паника, что я чуть не кинулась выискивать у себя свекольную ботву на макушке. Собеседник обладает феноменальной способностью сеять панику. Незаменимой при террористических акциях, но бесполезной в личностном общении.

– Не видела я что-то полных даунов среди знакомых. А если и видела, их всё устраивает! Зачем лезть?

Есть у нас очень похожий однокурсник. Любит сидеть на месте ровно и никуда не спешит. Вот Ветрин обрадуется, когда расскажу, что у него лентяйство от отсутствия души. И мне об этом говорящая конина сообщила. Но вмешиваться в его жизнь, или в жизни других людей я не собираюсь. Это нарушение личных границ, по какой бы причине они не корчили из себя малодушных меланхоликов.

– Так, я твой рог, и я заставлю тебя работать!

– Не родился ещё такой рог, кобыла!

– Ты какая же упрямая, как и я.

– Не сравнивай нас! Ты – лошадь!

– Я – волшебный единорог! Григорий – моё имя! – ой, он обиделся. Извините, извините. Единорог же – лошадь, из-за чего спор?! Я ещё не разобралась в его физиологии, а новый знакомый уже совсем разозлился и решительно пинает меня рогом на выход. То есть к мосту. – Ты мне конечно нравишься. но тебе пора. Тут время бежит медленнее, чем в вашем мире. У вас часов шесть прошло…

– И ты молчал?! Как вернуться?

Если верить солнцу, я в сером мирке всего минут пятнадцать. Откуда шесть часов? Я же опоздала на сбор! Я же ужин пропустила! Я же не могу взвалить его на плечи и унести! Думай, Ритковская, что важнее: поймать чудо или закрыть практику. Однозначно первое, но так как такую тушу до места сбора мне не дотащить, то второе. Логика железная. И я решительно выползаю из кустов.

– Помни, ты обещала помочь! – не отстаёт Григорий.

– Когда это?! Впрочем, со мной пойдёшь?

– Если бы я мог пройти в твой мир, не тащил бы тебя сюда и пароли бы не придумывал.

– Тогда в том же месте, в тот же час?

– Ещё созвониться предложи.

– Так, скотина, ты достал. Я ушла. Счастливо оставаться.

– Теперь я всегда с тобой, – единорог встаёт на дыбы и машет мне рогом.

Срываюсь на бег. Ракетоноситель с ним, с конём. Сам отвалится и, судя по всему, далеко не ускачет.

Пересекаю мост, глаза на пару секунд ослепляет яркостью красок. И офигеваю от того, какой у нас, оказывается, прекрасный мир. Какое яркое солнце! Какая золотисто-рыжая листва! Какая голубая вода в вонючей Охте, какая изумрудная тина в камышах, какая фактурная свалка вдоль её берегов.

И почему я этого не замечала раньше? Глаза слепнут от бесконечной яркости и красоты.

Самое время стать художником и нарисовать это всё: это же шедевр! Жаль рученьки у меня – из опаньки растут. И я не смогу передать всей невероятности увиденного.

А ещё жаль, что вышла я в соседнем районе, откуда до полигона сорок минут спринтерским бегом. Не знаю насчёт времени, но с пространством на Изнанке точно что-то не так.

К моменту моего торжественного появления, Капитан уже начал спасательную операцию. Прочёсывают полигон квадратами по пятнадцать метров, радиусом территории шесть километров, расходясь кольцом от места пропажи. Ищут меня уже около трёх часов. Пападос на три дежурства вне очереди. И то, если повезёт.

Группа собирается на исходной точке. Парни таращат глаза на мою разодранную форму. Каримов глумливо обзывает грибником-самоубийцей. У него в языке блестит штанга запрещённого пирсинга, которую он выиграл в споре с Капитаном на прошлой неделе. Машка краснеет до кончиков ушей и готова спалить одногруппника взглядом. Вот-вот бросится. Ей светит два штрафных наряда за потерю напарника.

Александр Мир шепчется с тремя парнями наверняка затевая очередную вылазку в город. Со смущением закрываю дыры от шипов кустарника. Я бы не отказалась пойти с ними, но кто ж мне предложит? Но вместо разбора полётов и распределения графика дежурств на мою многострадальную гордость, Капитан улыбается. Снимает каску, проводит ладонью по коротким черным волосам и сообщает:

– На сегодня закончили. По итогам полевых действий, всем зачёт. Поздравляю с первым заочно сданным экзаменом, второкурсники. Завтра выходной. До понедельника.

Далее следует небольшой шабаш и суета, полная ликования. Никто не знал, что тренировки на полигоне оценивать будут сегодня и заранее счастливы, что не пришлось ползать тут под дождём или снегом.

– А ползание тут под дождём и снегом у вас ещё впереди! – будто прочитав мои мысли, говорит Капитан. – Ритковская, я провожу вас.

И тут становится совсем страшно.

До дома нас в итоге провожают всей группой, несмотря на попытки Капитана отослать сопровождающих. Но кадеты слишком счастливы, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Они планируют отметить первый зачёт. Капитан пытается пресечь шабаш и запрыгнуть в квартиру со словами:

– Ритковская, нам необходимо поговорить…

Но Машка непреклонна, её даже субординация не остановит. Она выпроваживает всех за дверь, дезинфицирует руки и засовывает меня в ванну. Я готова утопиться от стыда. Но больше всего на свете хочется спать. Накатывает вакуум, нереальность и самый главный вопрос:

Мне же всё приснилось?!

Привожу себя в порядок, глотаю две тарелки супа и откидываюсь на подушку. Минут десять ворочаюсь в кресле, а успокоиться не могу. Что-то зовёт, не даёт покоя.

Работающий телик не помогает, инстаграм пролистан на год назад. Хоть термодинамику учи. Почему бы, кстати, и нет?

Мы с Машкой живём в однокомнатной квартире на окраине Санкт-Петербурга. Хотя Ржевку даже окраиной называть жирновато. Это самая глушь Северной Пальмиры, о которой нормальным людям не известно.

Хата казённая, выдана на время обучения. И ехать от неё до академии около полутора часов. За опоздания шпилят не по-детски. Обычно назначают дежурство в столовой кадетского корпуса, это огромное помещение на пару тысяч человек, очистить которое не под силу даже Гераклу. Но мы справляемся и стараемся не косячить. Оттирать овсянку от пола – жуть какое неприятное занятие.

Все уверены, что подобное расположение жилья обусловлено садистскими наклонностями нашего Капитана, который и распределял жилплощадь. В Академии, конечно же есть общежитие, вот только нам “повезло”. Про Капитана смотрите выше.

Полистав учебник термодинамики, вспоминаю, что сегодня разговаривала с лошадью, и сон опять слетает с ресниц. И кому ж я в прошлой жизни так поднасрала, что в этой мне с конями якшаться приходится? Да ещё и столь правдоподобно!