– Ну, прямо коммунизм?! – фыркнул Мерецков.
– Зря смеётесь, Кирилл Афанасьевич, съездите, не пожалеете. Так дома в этой части и не главное вовсе. Главное – это техника и вооружение. Как думаете, сколько в пулемётной роте пулемётов у них?
– Два пулемёта на отделение, два отделения на взвод, три взвода – получается двенадцать пулемётов, – подсчитал легко Мерецков.
– Берите больше…
– Вот как? Это для пулемётов Максим я подсчитал, стало быть, у них не Максимы, тогда умножаем на два. Выходит, у них двадцать четыре пулемёта. Много. Согласен. Посмотреть не помешает.
Василий Павлович Сотников отрицательно покачал головой.
– Больше? Тогда рота увеличена?
– Не буду томить. У них больше сотни пулемётов…
– По два, что ли на человека? – не поверил начальник штаба ОКДВА, даже улыбнулся, представив богатыря тащившего на плечах два пулемёта, и в каждой руке ещё по паре коробок патрон.
– В основном. Не поверите, у них спаренные пулемёты, и установлены они на автомашины. Эдакая современная тачанка с шестью пулемётами по всем трём бортам. Установлены пулемёты на станки и может эта «тачанка» быть использована как зенитная установка для стрельбы по самолётам противника. Станок позволяет перемещать спарку в трёх осях. Чудовищная вещь эта его тачанка.
– Нда. Думал, как погода наладится ехать во Владивосток проинспектировать их, а тут вы Василий Павлович такого наговорили, что чёрт с ней с погодой. Поеду завтра. Вы со мной не хотите? Посмотреть, как у этого Брехта получается списанный самолёт восстановить.
– Почему нет. Погода не лётная. С радостью составлю вам компанию.
– Сергей, – крикнул Мерецков ординарцу. – Завтра выезжаем в инспекцию, распорядись по штабному вагону и предупреди всех командиров, которые намечены.
– Ладненько, Кирилл Афанасьевич, – высунулась из двери белобрысая голова в больших очках.
– Сергей, мать твою, сто раз говорил, как надо отвечать старшему по званию, – улыбнулся в усы комдив, – не переделаешь, сын сестры моей старшей. Вот, мучаюсь с ним.
– Есть! Есть когда будете?
Событие второе
Едет наркоман в автобусе зимой и стоит возле открытого окна.
Тут бабуля ему и говорит:
– Молодой человек, закройте, пожалуйста, окно, на улице ведь холодно!
– Ты что думаешь, бабка, если я закрою, то там теплей станет?!
Конструктор Борис Иванович Шавырин – начальник КБ на заводе «Красный Октябрь» в Харькове приехал в Спасск-Дальний уже второй раз. Около года назад он был вызван почему-то в обычный военкомат и военком Харькова – пожилой мужчина с сабельным шрамом на лице и седыми почти будёновскими усами дал ему расписаться в предписании срочно выехать в Хабаровск.
– Меня что в армию забирают? – не понял оружейник.
– Та, ни, трошки покатаетесь по стране, отдохнёте. Горылочки в поезд не забудьте припасти, долгонько ехать. Злякались? – хохотнул будёновец.
– А там что? В Хабаровске? – не поддержал веселья молодой человек.
– А там найдёте штаб командарма Блюхера Василия Константиновича. Он вас ждёт. – На чистейшем русском и совершенно серьёзно закончил разговор военком. – Поторопитесь.
Да, «горылочку» зря не взял, поездка с двумя пересадками продлилась десять дней. Чего только не передумал Борис Иванович за это время. Выспался так точно на пять лет вперёд. А ещё напился несладкого и некрепкого чая. Ну, и поиздержался, так-то и не интересовался, откуда дома продукты берутся, его дело отдать жене карточки и зарплату, а там её женские проблемы. А тут приходилось два раза в день ходить в вагон ресторан, а на крупных станциях, где паровоз стоял подолгу, запасаясь углём и доливая воду, конструктор ходил в вокзальный буфет. Кормили невкусно и дорого. Прикидывая, уже подъезжая к Хабаровску, сколько денег он истратил на дорогу, Шавырин вдруг чётко осознал, что назад придётся ехать на одном хлебе и воде. Тех пятисот рублей, что он взял с собой, практически не осталось. Это хорошо ещё, что у него было предписание воинское и билеты выдавали бесплатно, а так бы вообще до того Хабаровска не доехал. Ну, а если и доехал, то назад бы уже не выбрался.
В небольшом двухэтажном кирпичном здании, куда его отвёз извозчик, оказалось, что всё ещё хуже. Хабаровск только перевалочная база и надо ехать на поезде дальше, почти до самого Владивостока. Блюхер встретил, хлопнул по плечу и отправил дальше. А нет, опять напоил пусть сладким, но невкусным чаем. Городок назывался Спасск-Дальний, а станция, где его обещали встретить, имела другое почему-то название – Евгеньевка. Стояла зима 1934 года. Самое начало. Не зимы – года. Был январь. За окном подъезжающего к этой проклятой Евгеньевке поезда бушевала метель. Густой снег, холодный ветер и температура далеко за минус десять, которые показывал градусник на вокзале в Хабаровске.
– Ну, и кто в такую погоду может меня здесь встретить? – предчувствуя долгое сидение в холодном прокуренном вокзале, проговорил еле слышно конструктор себе под нос, кутаясь в шарф на рыбьем меху.
И неожиданно был услышан. Не иначе кто на небесах за Шавыриным присматривал.
– Товарищ Шавырин? – подошёл к нему красноармеец в большущем белом тулупе. Точно такой же держал под мышкой левой руки.
– Да. Вы меня встречаете? – обрадовался инженер.
– Так точно. Вот тулуп накиньте и пойдёмте в мою таратайку. Ещё полчаса и будете в тепле и уюте. Второй день эдакое светопреставление. – Военный поздоровался, не снимая отлично сшитых кожаных перчаток, накинул на Бориса Ивановича тулуп и увлёк за рукав в сторону небольшого грузовичка.
– Ну, ничего себе?! Что это? – вырвалось у Шавырина, когда они подошли к машине.
– Нравится. Сам красил. Чтобы издали видно было, – пояснил оранжевый цвет машины, встретивший его военный.
– Лыжи? – только и смог проговорить конструктор. И, правда, вместо передних колёс грузовичок был оборудован большими металлическими лыжами, крепящимися на занятную рычажную конструкцию. Но это полбеды, задних колёс у машины тоже не было, вместо них находились гусеницы и катки по образу танковых.
– Да, это «Форд – снегоход». Молодцы американцы, такую полезную технику придумали. Пришлось с ней, конечно, повозиться, почитай американского только название осталось. Всё остальное сами переделывали и приспосабливали. Хлипкая была машина. Но придумана здорово, тут не отнять.
Борис Иванович понял, почему в тулуп его завернули. В машине было холодно, чуть тёплый поток шёл по ногам, но всё равно до рубашки не раздеться. А так в огромном тулупе завернулся и пригрелся. В окно один чёрт ничего не видно, хотя опять удивительная вещь, у водителя перед ним, прямо по ту строну окна, двигалась конструкция, которая сметала снег со стекла. Сама двигалась. Значит, какой-то механизм приспособили американцы.
– Интересная придумка, – ткнул пальцем в неё Шавырин, – молодцы американцы.
– Стеклоочиститель? – заржал почему-то водитель, – В носу у них не кругло такую штуку сделать. Это наши умельцы из механических мастерских собрали. Щётка-то была, а вот двигать её из кабины нужно было, тут такая ручка была, – парень ткнул в место, где виднелась и правда небольшая ручечка.
– И как тогда это работает?
– Звиняйте, не скажу. Не механик, моторчик стоит вот, кнопкой включается, там тросик, колёсики и рычажки разные. Малюсенькие все. Сложно, образование нужно. Я вот отслужу ещё два года и демобилизуюсь, в техникум буду поступать. Так-то у меня четыре класса было. Из деревни я. Из-под Ярославля…
– Так и я ярославский. Отец железнодорожником был. Рабфак окончил в Ярославле, а уж потом в Москве училище имени Баумана, – обрадовался Шавырин, что так далеко от дома встретил земляка.
– Вот и я сейчас на рабфаке своеобразном учусь. У нас три раза в неделю по шесть часов учёба идёт. Два года уже, так что я сейчас за шестой класс буду весной экзамены сдавать, а на демобилизацию пойду уже с полной семилеткой и даже если поступлю, то с первым курсом военно-технического техникума. Есть у нас в части. Там такие зубры преподают. Меньше профессора и нет никого. Технические дисциплины мне легко даются, а вот с языками хуже. Немецкий нормально. Не сложно. А вот китайский с японским и корейским тут хуже, а латынь вообще надоела, сдать бы её быстрей.
