Болезненный тычок под рёбра, и я оборачиваюсь к нему, чтобы выразить всю свою ненависть одним взглядом…

Усмехается.

– Твою мать, я получаю ни с чем несравнимое наслаждение, когда ты так смотришь. Дикая, ещё не сломленная, – он хватает меня за плечо, болезненно сжимая его сильными пальцами и притягивает к себе. – Сколько ты ещё продержишься, моя сладкая? Ломать тебя одно огромное неописуемое удовольствие.

– Ублюдок! – выплюнула ему в лицо, но тот только рассмеялся в ответ.

– Скажи это ещё раз. Обожаю, когда с твоего языка сходят грязные словечки в мой адрес, – договорив это, он делает резкий выпад, который взрывается болью в моём животе.

В глазах потемнело, и я согнулась пополам, но не успела ничего сделать, как Тавьен схватил за волосы и швырнул на пол. Уже приготовилась к новым ударам, но вместо этого услышала шорох одежды.

Ублюдок снимал рубашку, что могло означать только одно. Я резко дернулась и попыталась встать, но Тавьен со смешком толкнул меня коленом обратно.

– Оставайся лучше на полу, сладенькая. Сейчас папочка тобой займётся.

Отвращение, паника, страх, злость, ужас, ненависть. Всё перемешалось в гремучую смесь, которая обещала взорваться в ближайшие секунды. Воздух в легких кончился, а кровь закипела от бессильной ярости, что прилила к щекам.

Я рванулась вперёд, пытаясь подняться, но Тавьен уже снял рубашку и точным ударом в висок отключил во мне всё сопротивление.

В ушах больно звенело, когда я лопатками почувствовала холод каменного пола, а на себе лишний вес и чужие влажные губы на ключицах.

– Да, сладкая… Сейчас папочка тебя немножко потрогает.

Голова беспощадно звенит и кружится, не позволяя хотя бы начать сопротивление, и я уже чувствую, как его руки задирают подол легкого платья, как вжимается бёдрами, чтобы прикоснуться ко мне своим детородным органом и совершить очередные фрикции.

Держит запястья над головой одной рукой, облизывая грудь, второй до боли стискивает бедро, а я лежу уже не имея возможности сопротивляться. Сопротивление только сильнее заводит этого психа, доставляя удовольствие всякий раз, когда ему приходится причинять мне боль, чтобы успокоить.

Слёзы постепенно просохли в глазах, и я увидела перед собой всё того же элларийца, всё так же смотрящего куда-то с удивлённой насмешкой.

Когда всё закончилось, Тавьен просто встал и ушел, не обращая на меня никакого внимания. Будто оставлял на полу попользованную игрушку, а не живого человека. Я знаю, он это намеренно. Всё для того, чтобы игрушка сломалась.

Свернулась калачиком и отстранилась от мерзких ощущений. Я чувствовала, что нахожусь на грани всякий раз, после такой встречи с Тавьеном. Но не теряла дар, только потому, что именно этого он и добивался. Таких поломанных игрушек в его шкафу наверняка уже целая коллекция.

Я не знаю сколько я пролежала в таком трансе. Не помню, о чём думала, но в какой-то миг, будто включилась, вспомнив кое о чём важном. Учёба. Учитель сказал, что нужно сделать разбор заклинания. Поднялась с пола и растёрла мокрые щёки, собираясь с духом.

Чтобы избавится от Тавьена, я должна стать магом. Должна закончить эту школу несмотря ни на что и выбиться в касту тех, кто считается неприкасаемым в нашем мире. Вот тогда я воздам этому ублюдку по заслугам.

Встав напротив Айсэттара, я заглянула в его глаза и повторила заклинание с его именем, но без отрицательных частиц. Каждое слово танцевало вибрацией на губах, а когда они были произнесены, заклинание вспыхнуло в разуме на миг ослепив глаза, больно их резанув. Я зажмурилась, а когда вновь посмотрела на элларийца поняла, что натворила…

Он прикрыл веки и устало откинулся на спинку стула, будто не было ничего милее сердцу, чем данное действие.

– Семь сотен лет… – сказал тихо и усмехнулся. – Я мечтал сделать это семь сотен лет.

Сердце глухо стучало в груди, будто отсчитывая последние удары. Меня просто колотило от понимания, что этот мужчина, он ведь не просто кто-то там далёкий и не страшный. Не учебное пособие, которое можно поцеловать или погладить. А вполне себе живое, тёплое существо, которое когда-то сам Артахаз Вауд считал врагом.

И самое страшное, что он сказал, что мечтал семь сотен лет, а значит пребывал в сознании, но был заперт в собственном теле. То есть, он прекрасно видел и понимал, что происходит вокруг него. Семь сотен лет сходил с ума!

Я смотрела на красивое умиротворённое лицо мужчины и медленно осознавала весь ужас ситуации. Я. ВЕРНУЛА. ОГРОМНУЮ. ПРОБЛЕМУ. Я, раздери меня громом, оживила врага, который сейчас наслаждается этим моментом.

Моё застывшее от ужаса тело, не могло даже пошевелится. Губы не дрогли в попытке закричать, хотя по идее я должна бы орать во весь голос, чтобы меня услышал господин Тервик… но я стояла, словно громом поражённая. Смотрела на длинные серые ресницы и задавалась неуместными вопросами, что он думает о том, что происходило в этом помещении до этого события, и… Твою мать! В голове тут же промчалась единственно-верная мысль, что нужно прочесть первый вариант заклинания.

– Tenno un in te goverra… – эллариец распахивает веки и смотрит прямо на мои губы, очевидно даже не пытаясь остановить. – …ai isto. Maaldi vi porteo cozvo dena nu tava otto.

Выпрямляется, склоняясь ближе к моему лицу и улыбается так, будто знает все тайны мира, что отражаются в блеске его холодного взгляда. Как только я произношу его имя, он неожиданно хватает меня за ворот платья и дёргает на себя, а в следующую секунду, я чувствую его губы на своих… И это совершенно точно не поцелуй, потому что из меня вытягивали нечто очень важное. Нечто настолько важное, что я начинаю извиваться, как дикая кошка. Пускаю в ход руки, ногти, ноги, но он, словно высеченный из камня, лишь усмехается в мои губы, даже не пытаясь прикладывать усилий или как-то оборонятся.

В жилах забурлила кровь, а в глазах потемнело. Казалось, мир передо мной кренится набок, вызывая безотчётный ужас, расплывающийся в груди. Крик тонет на чужих губах, пока ногти счёсывают кожу на затылке элларийца в кровь. Он меня убивает! И я вся тону в этом понимании, как муха в жидком меду, пока медленно пустеет моё нутро, из которого высасывают краски мира.

И, когда мой кораблик сознания едва остаётся на плаву, неожиданно что-то меняется. Его губы шевельнулись, а после и вовсе медленно обхватили мою нижнюю губу, чтобы слегка прикусить её острыми зубами, но тут же слизать легкую боль языком, а мгновением позже я почувствовала, как его правая рука ложится на мою попу и сжимает её. Дёрнулась в ответ, но Айсэттар лишь крепче сжал, а затем пустил в ход левую руку, скользнувшую к моей груди. Сдавил больно, когда я забилась в его руках и лишь хмыкнул, когда мне удалось прохрипеть «нет» в его губы.

Сердце толкается в груди, пытаясь выбраться наружу и подгоняя кровь, что стучит в ушах басом ударных. Задним умом я понимала, что моё сопротивление бесполезно, но никак не могла расслабится. Передо мной не Тавьен с угрозами, обещающий расправится со всеми, кто мне близок. Передо мной кто-то гораздо страшнее, и он не угрожает, он просто делает, что ему вздумается, именно поэтому я не подавляю в себе сопротивление.

В какой-то миг Айсэттар выпустил меня из рук, позволяя отскочить на существенное расстояние. Он поднялся и сделал шаг ко мне, со странным блеском в серых глазах отмечая, что я, вторя ему, делаю шаг назад.

– Не подходи! – шиплю я, переступая с ноги на ногу. – Серьёзно, лучше не подходи ко мне.

Кривая усмешка скользнула по идеальным губам, что миг назад терзали мои собственные губы.

– А то, что? – голос спокойный, бархатный, с нотками какой-то затаённой нежности. – Снова попробуешь прочесть заклинание?

– Прочту! – угрожаю я, отчаянно понимая, что это не сработает. Он просто не позволит мне сделать это вновь.

Улыбается в ответ немного хищно, словно знает что-то, чем наслаждается в одиночку.