– Ты мне тут забудь про всякую любовь, не доросла до любви еще. Чтоб больше ни про какую твою любовь я ничего не слышала. Ты поняла меня?
– Какую любовь? – Наташка удивилась. Про Петрова они никогда никому не говорила.
– МОЛЧАТЬ!!! – закричала Менжинская, стукнув ладонью по столу, Наташка даже слегка вздрогнула от этого звука, – ты мне перестань все эти штуки, не понимает она ничего, дурочку строить решила? Думаешь я в первый раз такие любови вижу? Знаю я, чем заканчивается такая любовь в 12 лет!!! БЕРЕМЕНОСТЬЮ в 15!!!
Менжинская перевела дыхание. Она продолжала говорить о том, что значит быть беременной в пятнадцать лет, и что станет потом с её жизнью и что она поставит на себе крест. Наташка сидела молча, потом посмотрела на Любовь Александровну, та тоже сидела молча и смотрела на Менжинскую. Наташка перевела взгляд на Менжинскую и подумала, какие у ней тонкие губы, тонкий язык. Почему-то подумалось, как у змеи. Иногда были брызги слюней, наверное, именно так передаётся яд у змей. Хорошо, что она сидит от неё поодаль. Менжинская продолжала:
– И ещё ты мне брось любые мысли о самоубийстве! ЛЮБЫЕ!!! Что это ещё за новости? Сестра носит в школу с собой все таблетки из дома, а мать – ножи. Ты начинаешь учиться, и в школу ходишь только для того что бы учиться. Тебе понятно?
Наташка кивнула. Она даже и не знала, что сестра уносит из дома таблетки, а мама ножи из дома. Зачем. Это её очень удивило. Ни о каком самоубийстве она даже и не помышляла. Но она хотела поскорее выйти из этого страшного кабинета, и она соглашалась со всем, что ей говорили, кивала, говорила «да и хорошо». Наконец её отпустили. Она вышла из кабинета завуча. Было тихо в коридорах. Начался уже другой урок, ей придется, извиняясь перед чужим учителем, заходить в кабинет, а там уже занимается другой класс и забирать свои вещи. Она постучала в дверь, и стоя в коридоре спросила:
– Простите, а я могу забрать свои вещи?
Шёл урок истории у старшеклассников. Урок вела Людмила Юрьевна. Она преподавала историю только в старших классах. Единственный педагог, который к ученикам обращался на «вы». Как-то случилось, что она замещала заболевшую историчку в Наташкином классе, и весь класс был поражён, что к ним, шестиклассникам обращаются на «вы».
– Я не услышала, зайдите в класс, – сказала Людмила Юрьевна. Наташка сделала шаг внутрь и повторила:
– Простите, а я могу забрать свои вещи?
И тут она поняла, что оказалась в 10 «Б». Слева от входной двери, откуда-то с последних парт третьего ряда Наташку прожгло энергетическое послание «а-а-а-а, она». Она, конечно же, туда посмотрела, не увидела лиц, т.к. была без очков, но она точно знала, именно там сидит Петров, и она ему очень нравится. Она никогда никому не скажет об этом, и никак не покажет. Ей достаточно это просто знать. Её больше не будут вызывать к завучу. Она же хорошая и послушная. В 10 «Б» установилась тишина, про которую говорят «муха пролетит, все услышат». И снова тридцать пар глаз, которые смотрят на неё. И Людмила Юрьевна тоже смотрела на Наташку. Было понятно, что она знает, это не просто ученица, а «та самая». Людмила Юрьевна спохватилась и спросила:
– Какие вещи?
– Тетрадь, учебник по геометрии и портфель, – сказала Наташка.
– Ребята, у кого-то есть на парте чужие вещи? – спросила Людмила Юрьевна, обращаясь к классу. Весь класс молчал и продолжал смотреть на Наташку.
– Никто не признается, – сказала Людмила Юрьевна.
– Но я оставляла их здесь, – Наташка не хотела сдаваться.
– А Вы где сидите?
– Первый ряд, третья парта, второй вариант.
– Алексей, у вас есть чужие вещи на парте? – спросила Людмила Юрьевна парня, который сидел за этой партой.
– Да, у меня лежат какие-то вещи, – ответил он.
– Забирайте, только побыстрее, пожалуйста, – попросила Людмила Юрьевна, обращаясь к Наташке.
– Спасибо! Хорошо, – Наташка прошла внутрь класса к своим вещам. С первой парты ей выставили подножку, но Наташка вытянутую ногу увидела заранее и перешагнула через неё. Наташка собрала свои вещи, и не обнаружила пенал с ручками. Пришлось интересоваться у молодого человека, не видел ли он её пенал. Тот ответил, что ничего не брал. Наташка его нашла в портфеле. Всё, вещи сложены, обратная дорога к двери, снова вытянутая нога, снова перешагнуть и – дверь из кабинета. Наташка вышла в коридор и опять она не понимала, почему 10 «Б» встретил её снова таким пристальным вниманием.
Следующим уроком была физкультура. Наташка уже заранее отдала справку об освобождении от физкультуры классному руководителю, поэтому в зал не торопилась, а села на подоконник возле входа в спортзал. У ней с собой была книжка, в которую она в интересом и погрузилась. По пустому коридору проходила завуч Менжинская, конечно же, она заметила Наташку, сидящей на подоконнике.
– Ты что, не знаешь, что нельзя сидеть на подоконнике, – истерично завопила Менжинская. Наташка сползла с подоконника и молча смотрела на неё.
– Ты вообще, что тут делаешь? Какой у тебя сейчас урок?
– Физкультура, но я освобождена.
– Если освобождена, что всё равно нужно присутствовать в спортзале.
– Но я же никому не мешаю, тихо читаю.
– Вот в спортзале и почитаешь, идём, – не терпящим возражения тоном заключила Менжинская и пошла в спортзал. Наташке ну очень не хотелось идти в спортзал. Она не знала почему, но ей так не хотелось находиться в этом спортзале. Её сковывал неведомый ужас, когда она видела Игоря Сергеевича. Она слышала, как Менжинская отчитывала Игоря Сергеевича, и почему освобождённые дети не присутствуют в зале. Игорь Сергеевич выглянул и сказал строго:
– Кокорина, зайди.
Делать нечего, Наташка вздохнула и пошла в зал. Села в углу около входа. Хорошо, что до конца урока оставалось не так много времени. Следующие уроки физкультуры проходили на скамейке возле двери для освобожденных. Иногда компанию составляли одноклассницы, освобождённые по «женским делам». Пубертатный период шагал по девчонкам 6 «В», первые месячные, стеснения на физкультуре из-за слишком выросшей груди или этих ненавистных, но обязательных черных шорт.
Проходили дни, с Наташкой одноклассники общались ровно. Однажды Толиков начал говорить очередную мерзость, но Любовь Александровна показала ему кулак и погрозила пальцем. Выглядело это мило и смешно одновременно. Наташка улыбнулась и подумала, что и не такие уж ужасные люди кругом. Но Толиков не переставал доставать Наташку, только теперь он её морально унижал. И делал это когда никто из старших не видел. Однажды он стал рассказывать анекдот про Петьку, Чапаева и вместо Анки он говорил Наташка. Анекдот был детский, глупый, но очень смешно заканчивался. Наташка внимательно выслушала и в конце не выдержала и рассмеялась. Толиков был впечатлён и удовлетворён, на некоторое время он отстал от Наташки. А Наташка поняла, что улыбка спасает того, кто улыбается. Создает защиту. Чем тебе хуже, тем шире улыбка. А как же иначе?
Димку Петрова Наташка видела не часто. Однажды она увидела, как он разговаривает с Любовь Александровной. Она ему что-то без остановки говорила с очень серьёзным лицом. А Димка смотрел куда-то в сторону, опустив голову. Наташка даже заметила его злой взгляд брошенный на неё, но он быстро отвернулся. Наташка тоже прошла мимо, не оборачиваясь, но поняла, что разговор у них примерно такой же, как у неё с Менжинской. Просто Любовь Александровна скажет всё мягче. Ему повезло.
Некоторое время спустя, Наташка с компанией девчонок шли в школу. Солнечный зимний день, вторая смена. Старшеклассники же уже возвращаются домой. Наташка увидела Димку. Он шёл навстречу с компанией мальчишек и девчонок. Несмотря на свою близорукость, Наташка первая увидела Димку. Димка тоже заметил Наташку и вдруг обнял идущую рядом с ним девчонку и делал вид, что он собирается уронить её в сугроб. Она делала вид, что сопротивляется ему. Так играючи и смеясь, они прошли мимо Наташки. Проходя мимо Наташки Димка посмотрел со злорадством прямо в глаза Наташке, как бы говоря: «Ну что, хотела бы также?» Наташку обожгло болью и завистью к этой девчонке. Она потупила взгляд: «Конечно, хотела, мне не разрешили». Наташка поняла по тем движениям, как он подходил к той девчонке, по тому, что прошёл нарочно рядом с ней, что он сделал это специально. Димка сознательно показал, что Наташка ему больше не нужна, значит Наташку он больше не любит.
