– Нееет!
– Ну Крупская дает!
– Хорошо, с того момента, где мы остановились.
По классу пролетел вздох облегчения.
– И чего все обрадовались? Леше этот момент еще найти надо.
– Даже не верится, что татарского не будет, – Газ радостно запихивал учебник по алгебре в рюкзак, – и мы, как белые люди, рванем домой после пятого!
– А вы разве не останетесь после уроков? – удивился Славик.
– Зачем?
– Турнир.
– А! Нет, Сылу Саматовна сказала, что у нее совещание у директора.
– Значит, Лидия Захарьевна тоже там будет…
– Кто знает, Славик? Кабинет у директора не резиновый, может, это русички не касается.
Газ все никак не мог нормально уместить учебники в рюкзаке, что-то на дне мешало, и это что-то пришлось вытащить.
– Ого! Какая у тебя тетрадь розовая! – улыбнулся Славик, увидев яркую вещь в руках у друга.
– Да это дневник Фахрии!
– А почему он у тебя?
– Это из художки, смотри, – и Газ открыл первые страницы, – четыре двойки!
– Это Фахрия так учится? Ты ж говорил, у нее все нормально.
– Это в школе все тип-топ, а рисование ей не дается. Не умеет она!
– Так зачем она туда ходит?
– Мама. Помнишь, я на скрипку ходил? С трудом тогда смог объяснить маме, что нет у меня музыкального таланта.
– Но смог же, а с Фахрией почему не объяснишь?
– Потому что мама вот-вот родит, когда я ушел из музыкалки, она валерьянку пузырьками пила, так ей хотелось, чтоб я стал известным скрипачом.
– А теперь станешь ученым-биологом.
– Маму это не очень вдохновляет. Со мной не получилось, она взялась за Фахрию, делает из нее художницу. Нам бы немного продержаться, месяц-два, а потом мы маме все объясним. И дневник с собой ношу, чтоб дома его не нашли.
– Ну у вас и приключения!
– Погнали, Славик! Когда еще уйдем после пятого?
– Слушай, я зайду к Лидии Захарьевне, а ты беги, у тебя сегодня университет.
По дороге к кабинету литературы Славик встретил Румию, вернее сказать, наткнулся на нее. Одноклассница сидела на полу, подложив под себя сумку, в закуточке, который был у больших зеркал. Здесь всегда бывает шумно (любит молодежь посмотреть на свое отражение), но сейчас никого не было, ибо все разбрелись или на шестой урок, или домой.
– Привет, ты не знаешь, у Лидии Захарьевны есть сейчас урок?
– Нет.
– Не знаешь или нет урока? – не понял юноша.
– Иди загляни!
– Ты чего, плачешь? – вдруг понял Славик по голосу одноклассницы.
– Нет.
– Да ладно, не плачь.
– Иди, Славик.
– Все образуется, Румия.
– Иди.
– Я-то пойду, ты, главное, не плачь.
Девушка промолчала, Славик вздохнул и двинулся к кабинету литературы. Как правильно поступить в этой ситуации, юноша не знал. Что уж там папа говорил?
– Из-под накидки напускной небрежности,
Из-под рогожи грубости и грешности,
Из-под лохмотьев несуразной внешности,
Которые мы носим на себе,
Достану желтого цыпленка нежности
И осторожно протяну тебе. 27
– Это кто? – шмыгнула носом Румия. – Опять Маяковский?
– Нет, Борис Штейн. Хочешь, еще что-нибудь почитаю?
– Нет, здесь не кружок выразительного чтения. Иди, Славик.
– Ну ты, Румия, раскисла, сказала бы Лизонька. Где она, кстати?
– У нее драмкружок.
– Понятно. Хорошо, можешь пока мне рассказать, что случилось.
– Не хочу.
– Но ведь не двойку же ты получила!
– Тройку, – и девушка снова залилась слезами.
– Вот беда! Тройка по алгебре – это нормальное дело, говорит Елена Васильевна маме Антохи.
– А я не мама Антохи, и это не по алгебре!
– Геометрия? У меня тоже есть тройка по геометрии. А, нет, она была в восьмом классе. Представляешь, приехал с Всероссийского конкурса чтецов, а тут контрошка по геометрии! Вот я тогда попал…
Румия плакала все громче и громче.
– Ладно, ладно! Физика? Но по физике сложно получить тройку. Он нам все так классно объясняет. Может, ты его плохо слушала? Садись в следующий раз за первую парту. И лучше одна.
– Это не по физике! Ты достал, Славик!
– Но все трудные предметы закончились! По химии, я помню, тебя хвалили, даже вместе с Газом и Ташей. А! Физра же еще есть!
– Это по литературе, Славик! По ли-те-ра-ту-ре!
– Ну да!
И Румия протянула ему раскрытую тетрадь с сочинением по Фету. Внизу работы и вправду стояла сиротливая тройка. Славик закрыл тетрадь и посмотрел на обложку. Может, одноклассница его обманула? Но нет, тетрадь и вправду принадлежала Хасановой Румие. Юноша снова открыл сочинение и принялся его читать.
– Что ты делаешь?
– Изучаю. Хочу понять, за что тебе поставили «три».
– В работе ты не найдешь ответ.
– Тогда сама объясни!
– Ко мне подошла Вика, сказала, что не поняла, как это исследовать звукопись в стихотворениях Фета, попросила дать ей почитать мое сочинение, а она, оказывается, списала его! Вот и три! Лидия Захарьевна подошла и отругала.
–Дела, – протянул Славик.
– У меня никогда не было тройки по литературе! И сочинения я лучше тебя пишу! – но тут девушка запнулась и, поняв свою бестактность, пробурчала, – извини…
– Пошли есть мороженое!
– Мороженое?
– Или ты не любишь? Тогда пирожное с чаем?
– Я люблю мороженое, но…
– Тогда идем…
В кафе они не пошли, взяли лакомство в соседнем киоске и отправились в сквер. Одну скамейку заняли мамы с малышами, вторую – студенты, что-то изучавшие на экране ноутбука, третья была свободна.
– Подожди, не садись, – остановил девушку Славик, – возьми мой пакет, постели.
– Так сухо же!
– Пыльно, а у тебя плащ светлый.
– А куда ты свои кроссовки денешь?
– В рюкзак затолкаю.
Первые минуты они сидели в тишине, наслаждались мороженым и погодой и не разговаривали.
– Расскажи что-нибудь, Славик, – Румия нарушила идиллию.
Девушки долго молчать не умеют.
– Сразу и не сообразишь. Что тебе рассказать?
– Не знаю.
– Могу рассказать о приезде Пушкина в Казань.
– А что-нибудь поинтереснее?
– Это вообще-то очень занимательно!
– Хорошо, хорошо, – вздохнула Румия.
– Это было в сентябре.
– Как сейчас?
– Да.
– И так же было очаровательно и душевно?
– Наверное, – пожал плечами юноша, – Чебоксары тогда относились к нашему уезду. И Пушкин заночевал там. В Казань он въехал 4 сентября 1833 года.
– У Лизы день рождения 4 сентября!
Славик замолчал.
– Ты ее еще поздравил. Подошел и сказал: «Пусть у тебя все будет замечательно, Лиза!».
– Остановился Пушкин в доме, находившемся на улице Карла Маркса, в то время она называлась Грузинской.
– Так.
– За Пушкиным следили.
– Думали, что он шпион?
– Что он враг императорской власти.
– А на самом деле?
– Можно и так сказать. Пушкин воспевал свободу.
– Так. И зачем он приехал в Казань?
– Ему документальных источников о пугачевском восстании28 было мало, поэту хотелось встретиться с очевидцами восстания, послушать их живую речь.
– Да ладно!
– Да, Пушкин приехал в Казань через 60 лет после восстания.
– Неужели он кого-то нашел?
– Поэт встретился с Бабиным, рабочим суконной фабрики, родители которого видели Пугачева.29
– Суконная слобода, – задумчиво протянула девушка.
– Да, там они и встретились, а если точнее, в Горлове кабаке. Некоторые краеведы считают, что это здание до сих пор сохранилось на Петербургской.
– Ты такой начитанный, Славик.
– Говорят, в личной библиотеке Пушкина хранились книги казанских авторов.
– Тебя интересно слушать.
– В Казани Пушкин также познакомился с миллионером Л. Ф. Крупенниковым, тот юношей попал к Пугачеву в плен на целые сутки.