– Ал-ло, – отвечает Ульяна неуверенным голосом.

Чувствую, как на меня накатывает облегчение: с ней ничего не случилось. И с чего бы я радовался? Наверное, всё дело в том, что меня начнут таскать по инстанциям, если с ней стрясётся что-то.

– Ульяна, не бросай трубку! – произношу я осторожно.

Девчонки любят это дело, к сожалению. Думаю, что придется-таки спрашивать адрес у Сержа, предвкушая сорванную связь… Хотя нафиг мне эта беготня нужна?

– Зачем ты звонишь?

Ее голос дрожит. Кажется, она снова плакала…

– Я про анализ поговорить хочу. ДНК, – начинаю я, стараясь смягчить разговор.

Судя по предыдущей встрече, Ульяну взбесило именно это.

– Зачем ты звонишь? Я тебе уже сказала, что разговор окончен. Пожалуйста, оставь меня в покое!

– Я хочу помочь! Серьёзно! Если… – Дыхание перехватывает, но мне удается говорить ровно: – Если ребёнок мой.

Ульяна шумно выдыхает и, кажется, стискивает зубы. Злится? Возможно. Но, если учитывать то, как легкомысленно она согласилась на секс со мной, – даже скорее на свободные встречи, – девчонка должна быть готова к недоверию и последствиям.

– Я подумаю, – отвечает она холодно и сразу же отключает звонок.

Всё-таки отключает. Но мне становится легче от надежды, что скоро этот грёбаный бред разрешится. И чем скорее, тем лучше, пока еще кто-нибудь не влез со своим мнением.

***

С жуткой головной болью я складываю подушки друг на друга, и, откинувшись на них, прикрываю глаза. Кровь продолжает пульсировать в висках и затылке, тяжесть давит на лоб. Разговор с Оболенским снова окунул меня в ад… Захар словно издевается надо мной, проверяет реакцию, пытается довести до белого каления. Чего он хочет? Чтобы я потеряла ребёнка, и не нужно было в него «вкладываться»? Захар четко показал свою позицию, так что можно уже оставить меня в покое. Ведь так? Но нет же, он никак не успокоится! Теперь ему необходим ДНК-анализ!

По коже бегут мурашки, когда я представляю, что со всем этим легко можно покончить, сделав аборт. Я и последние пары едва досидела, думая о чем угодно, только не об учёбе. Лучше бы прогуляла их: всё равно практически ничего не записала и не запомнила. Даже Арина, моя единственная подруга в группе, часто украдкой интересовалась:

– Что случилось?

Но я лишь отмахивалась, что все в порядке.

А что я могла ей ответить?

– Арин, понимаешь, я беременна от Оболенского! Да-да, от того самого популярного магистра из богатенькой семьи, по которому все старшекурсницы вздыхают. Как так вышло? Да долгая история…

Это смешно. Я даже не сделала для себя выбор – рано рассказывать о беременности, которую пока не решила оставлять. Но и тайное рано или поздно становится явным – вечно скрывать мне не удастся.

Я хватаюсь за лоб, потому что боль усиливается, массирую подушечками пальцев виски, но это не помогает улучшить состояние. С горечью выдыхаю, открываю глаза и переворачиваюсь набок. Мне так страшно. Сколько я уже беременна? Две недели? Три? Четыре? Пять? С какого периода вообще можно наверняка точно утверждать о наличии беременности? А когда начались эти «свидания» с Захаром? Вроде бы месяц уже накапал… Или больше? В горле встает ком, когда я осознаю: сколько глупостей совершила. И чем только думала? Не головой уж точно…

Утром я сдала кровь по направлениям, выданным врачом-гинекологом. Кажется, тот анализ, который определяет уровень гормона ХГЧ, поможет установить срок. Узнаю количество недель, результаты мазков и сразу же скажу врачу о своем решении. Времени, правда, немного – две недели…

Я скидываю ноги с постели и тянусь к сумке, находящейся на тумбе. Больше нет сил терпеть боль, поэтому лучше выпить таблетку. После сдачи школьных экзаменов и потраченных на них нервов у меня часто появляются головные боли, поэтому лекарства и воду стараюсь носить с собой. До меня доходит осознание, что компоненты обезболивающего могут оказаться вредными при беременности, и я проверяю противопоказания. Не нахожу ограничений, но на всякий случай захожу в интернет с телефона и вбиваю запрос по данному лекарству. Во многих статьях указано, что оно не несет вреда для плода, если головные боли эпизодические. И я успокаиваюсь, запиваю таблетку водой и снова забираюсь в постель, укутываясь пледом.

Ладно, Захар… Его нападки вполне можно понять, но поведение Вити слишком странное. Он так легко отреагировал на мою беременность, начал помогать. Слишком уж покладистым он стал, ведь брат, которого я знаю, давно бы принял воспитательные меры и для меня, и для Захара, потребовал бы разъяснений, а Витя просто принял всё как должное. Он всегда обо мне заботился, поэтому его нотации были неизбежностью, а теперь… Сейчас опеки брата для меня слишком много. Я боюсь, что он расскажет родителям или начнёт мучить меня вопросами, на которые сама не знаю, что можно было бы ответить. Все мысли смешались. Мог ли он что-то задумать?..

С нашими-то родителями лучше всего будет сделать аборт. Этот ребёнок, крошка, которая поселилась внутри меня, никому не нужен, кроме своей мамы. Вот только растить ребёнка без поддержки – не только финансовой – я не смогу. Витя, конечно, станет помогать, но у него же своя семья. А если я всё-таки решусь рожать, то должна буду забыть о себе, ведь академический отпуск не спасёт – один год погоды не сделает, – а платить за учёбу при переводе на заочное я попросту не потяну. Могла бы, конечно, забрать документы и наплевать на диплом, хотя бы на тот срок, пока ребёнок не подрастёт, чтобы отдать его в садик. Вроде бы восстановиться можно в течении трех лет, а первый курс я должна успеть закончить… Вот только вопрос: смогу ли я найти хоть какую-нибудь работу, чтобы обеспечить малыша всем необходимым? У меня есть красный аттестат об окончании школы и золотая медаль, но они не помогут при трудоустройстве. Нет диплома со специальностью – нет работы.

Я горько усмехаюсь собственным мыслям. С самого детства мечтала о счастливой семье, о детях, которые будут расти в любви и заботе обоих родителей, но теперь этому не случиться.

Стук снаружи отвлекает меня от размышлений и заставляет вздрогнуть. Я смотрю на дверь, из-за которой выглядывает мама. Несколько прядей завитками выскальзывают у нее из пучка, собранного на затылке.

– Уль, скоро Витя с Олесей приедут, помоги мне накрыть на стол, – просит она.

Мама щурит голубые глаза и входит в комнату.

– Ты что такая бледная? Плохо себя чувствуешь?

– Голова болит, но я уже выпила таблетку. – Я растягиваю губы в улыбке, чтобы она не переживала понапрасну. – Наверное, усталость из-за промежуточной аттестации.

Кажется, мне удается выглядеть достаточно радостной, и мама успокаивается, а затем снова скрывается за дверью.

Почему-то этот визит брата заставляет меня нервничать… Ну, не решил же он рассказать всё родителям? Нет, он бы со мной так не поступил!.. И не поступит.

Я тяжело проглатываю слюну, успокаивая себя тем, что он едет с Олесей, – значит, просто повидаться и поужинать вместе… Я наспех переодеваюсь в домашнюю одежду и иду на кухню, чтобы помочь маме.

Надеюсь, этот семейный ужин позволит мне отвлечься от всех этих ужасов.

Мама наготовила кучу вкусняшек, и я прикусываю губу, ощущая, как во рту скапливается слюна, а запахи еды, витающие в воздухе, дразнят желудок. Не ела сегодня ничего: дома не успела позавтракать, потому что пришлось выйти раньше, чтобы оказаться одной из первых в очереди на сдачу крови и успеть на пару, а в обеденный перерыв из-за встречи с Захаром только перекусила булочкой с апельсиновым соком. У меня в животе начинает урчать – я «ворую» ломтик сыра из тарелки и с наслаждением прожёвываю его.

– Уль, ну нельзя немного потерпеть? Приедут Витя с Олесей, и сядем вместе за стол.

Мама, хмурясь, кладет нож на разделочную доску и пронизывает меня взглядом. Она не любит, когда таскают еду из тарелок, а потом, сытые, не притрагиваются к ужину.