«Ну почему я сразу не сфоткала его расписание?», – мысленно корю себя и подскакиваю к навесному стенду, где указан порядок лекций магистров сразу по нескольким направлениям нашего института. Нахожу специальность Захара и номер его группы, опускаю взгляд к последней, шестой, паре и, прочертив воображаемую горизонтальную линию, узнаю кабинет.

– Триста первая аудитория, – выдыхаю я вслух.

Сердце бешено бьётся в груди, гоняя кровь по сосудам. Дыхание болезненно спирает, а ноги вдруг подкашиваются, отчего приходится опереться на стену. Кто бы мог подумать, что после всего, что произошло, мне придётся искать Оболенского?! Я качаю головой в стороны и пытаюсь успокоить нервную дрожь в коленках. Не хочу идти, боюсь снова его увидеть, но слова брата предательски пульсируют в голове наставлениями, и я снова стараюсь отделаться от своих страхов, глубоко вздохнув и следом медленно выдохнув.

Донесшийся сзади смешок заставляет меня повернуть голову. Девушки, идущие под ручку, хихикают, перешёптываясь и поглядывая в мою сторону. На губах тотчас расцветает циничная улыбка. Наверняка они подумали, что я расстроена из-за пар или – того хуже! – отчисления? Эта мысль действует на меня как успокоительное. Меня не только вылет из института ожидает, а полноценные круги ада…

Я заставляю себя развернуться и поспешить к аудитории, пока не закончилась пара. Не зря же всё-таки последние полтора часа слонялась по корпусу и на предыдущих переменах наблюдала, чтобы группе Захара ничего не отменили, как зачастую случается. У магистров и так занятия несколько раз в неделю, ещё и по вечерам, а сегодня – счастливый день: им поставили лекции в первой половине дня. Не воспользоваться подвернувшейся удачей – просто грех! Даже представить сложно, как бы пришлось выцеплять Оболенского вечером…

А теперь мы сможем поговорить после занятий. Наедине. Лучше вообще подальше от кампуса…

Я, часто-часто дыша, двигаюсь по коридору института. Голова разрывается от мыслей, в горле пересыхает, и даже слюна не спасает от скребущей боли. Заглядываю исподтишка в аудиторию, где, судя по расписанию, должна идти пара по каким-то экосистемам у группы Оболенского… Но его нет. Поджимаю губы от досады и прикрываю дверь. Я ведь его сегодня точно видела, неужто ушёл с последней пары? Горько усмехаюсь над тем, что я, как помешанная чёртова фанатка, знаю о нём столько всего… А Захар меня и помнить не помнит уже наверняка. Просто очередная… Одна из тех, кто побывала в его постели.

Из лекционной доносится звонкий женский смех, заставляющий меня замереть от удивления. Любопытство подмывает снова заглянуть и удостовериться в своих догадках. Преподавателя в кабинете нет – значит, пара уже закончилась, – а малое количество студентов, активно обсуждающих что-то весёлое, лишь подтверждает предположение – их отпустили раньше, до звонка…

Раскрываю дверь шире и из проёма пытаюсь обратить на себя внимание, потому что заходить к магистрам как-то не по себе, а узнать, был ли Захар на лекции, – просто необходимо!

– А… Зах-хар… Оболенский где? – исправляюсь я дрожащим голосом и чувствую, что щёки начинает припекать от волнения и стыда.

Бегаю за ним, как собачка. Да по нему ведь куча девушек вздыхает. Угораздило же меня именно с ним…

– А он только что ушёл, пару минут назад, наверное… Вы прям чуть разминулись, – отвечает долговязый парень, сидящий на парте, и приветливо улыбается.

Он находился ближе всех к выходу, наверное, потому и услышал мой писклявый лепет.

– Ага. У нас пару отменили, вот он и ушёл куда-то, – вклинивается другой парень, оценивающе скользя взглядом.

Меня передёргивает от этого поведения, но я заставляю себя вежливо улыбнуться. Если Оболенский ушёл недавно, ещё есть шанс поймать его на первом этаже, в вестибюле.

– Спасибо, – говорю обоим парням, выскакиваю в коридор и снова закрываю перед своим носом дверь, создавая спасительную преграду. Этот, второй, явно из «породы» ловеласов, и он мне не нравится.

Вдруг преследовать начнёт?

Спешно иду к лестнице, а затем перехожу на бег, кипя от злости. Воздуха теперь катастрофически не хватает, и дышать мне приходится ртом.

Я точно чокнутая! Рехнувшаяся! Идиотка! Весь день караулила, а в итоге сама из виду и упустила. Не-е-ет… Ещё одного такого стрессового дня мне не пережить: хватило слежки на свою голову, так что я просто обязана отыскать Оболенского. Ну не испарился же он за какие-то несколько минут из корпуса, в самом деле?

Это подарок Судьбы – не иначе! Мои молитвы услышаны!

Я сбегаю по лестнице на первый этаж и сразу же замечаю Захара в компании нескольких девушек и парней, что-то активно обсуждающих. Он всегда легко выделялся на фоне остальных: высокий рост с атлетическим телосложением благодаря любви к баскетболу, загорелая кожа, шикарная белозубая улыбка и орлиный взгляд карих глаз. Но больше всего поражала его уверенность в себе! Даже сейчас он стоит, спрятав руки в задние карманы джинсов, и время от времени кивает головой, а я по-прежнему млею, наблюдая издалека.

Я решаю дождаться окончания их разговора, поэтому скрещиваю руки на груди и переминаюсь с ноги на ногу, внимательно глядя на объект своей заинтересованности. Мне нельзя его упустить. Важно поговорить. Сегодня. Сейчас. Расставить все точки над «и».

И в идеале забыть прикосновения его рук и губ…

Я мысленно ругаю себя за глупость. Что было – то прошло!

Брюнетка с ногами от ушей в модном наряде – наверняка такая же богатенькая, как и он, – смотрит на меня с прищуром, а затем кладёт руку Оболенскому на плечо и кивает в мою сторону. Меня же несказанно поражает: «Как у неё с голыми ногами ничего не отмерзло? Октябрь же на дворе! Не июль!», после чего я легко угадываю по её губам вопрос:

– Кто она?

Самой любопытно, что бы он ответил.

Захар ухмыляется и что-то говорит ей с игривой улыбкой. Наверняка называет меня очередной воздыхательницей… что отчасти верно… Он, притянув девушку за талию, чмокает её в щёку, затем пожимает руки парням, и они расходятся. Легкий укол ревности таки ударяет в сердце, и я поджимаю губы. Захар продолжает стоять, ожидая меня, но сам не идёт навстречу. Я заставляю ватные ноги двигаться вперёд, оказываюсь рядом с ним и несмело поднимаю взгляд.

– Нам нужно поговорить, – почти шепчу я. – Это не займёт много времени.

– Ну, если надо, то говори… Я тебя слушаю: не глухой, – отвечает он сухим тоном, от которого меня ещё больше начинает трясти.

– Давай поговорим, где не так людно? – Я кошусь на студентов, снующих вокруг и поглядывающих с любопытством. – Даже у стен есть уши.

Оболенский вновь ухмыляется, а затем кивает.

– Иди через второй выход со стороны актового зала. Я выйду через главный, чтобы нас не видели вместе. Обсудим всё в сквере…

Он сразу же разворачивается на пятках и уходит, словно не желает слушать вероятные возмущения, а мне становится больно от такого предложения. Захар стыдится меня. Не хочет, чтобы кому-то стало известно, что он спутался с обычной простушкой. Пересилив чувства, от которых хочется зарыдать, я иду к уговоренному месту встречи.

Высокие зелёные изгороди, ажурные разноцветные кроны берёз и высаженных в том году краснокнижных японских кленов позволяют нам скрыться от чужих глаз. Не удивительно, что Оболенский выбрал именно непосещаемый студентами сквер… Захар уже стоит там, сцепив руки в замок за спиной, и сверлит меня испытывающим взглядом.

– Ну и что стряслось? Зачем ты за мной следишь? – цедит он холодно.

То ли его интонация, то ли осенний ветер виноваты, но меня начинает бить ознобом, и я пытаюсь расслабиться. Дрожь усиливается, мысли кружат в голове, отчего сложно сосредоточиться.

– Я не слежу, – пытаюсь оправдаться. – Просто… Я… Я…

Мне тяжело сказать эти злосчастные слова, ведь это означает, что я признаю их для самой себя. Врач ещё не подтвердил результат, а тесты ведь могут врать? Даже если их пять штук… Бракованные, мало ли? Или я – косячница?